Как именно обстояло дело с поиском компромата на Кузнецова и его окружение, мы, наверное, в точности уже никогда не узнаем. Но очевидно одно: в нужный момент на столе Сталина появилось письмо Алферова. Немного позднее помимо письма были выявлены и другие факты превышения Кузнецовым и его заместителями своих прав при передаче англичанам и американцам секретной информации.
Для Сталина это был прецедент, на который он был обязан отреагировать, продемонстрировав всему советскому генералитету, что в условиях холодной войны любые личные контакты с зарубежными «партнерами» будут безжалостно пресекаться, а виновные нести наказание. Причем исключительно суровое.
Сразу после октябрьских праздников 1947 года в Москву, не объясняя причин, срочно вызвали Кузнецова, его заместителя вице-адмирал Г. Д. Степанова и начальников двух других военно-морских академий Алафузова и Галлера.
Главком ВМФ адмирал Юмашев объявил прибывшим, что с сего дня они являются подследственными и поступают в распоряжение офицеров Главной военной прокуратуры, которые будут выяснять, почему они в годы войны передали иностранцам секретную документацию о вооружении кораблей ВМФ.
Началось следствие. По воспоминаниям Кузнецова, оно проходило по заранее разработанному сценарию, о чем, в частности, свидетельствовали однотипные вопросы прокурорских работников и полное игнорирование ими доводов и аргументов, которые подследственные приводили в свое оправдание. Через полтора месяца адмиралам предъявили обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 193–17 п. «а» УК РСФСР. В обвинительном заключении значилось, что бывшие руководители Наркомата ВМФ в лице адмирала Кузнецова, адмирала Галлера, адмирала Алафузова и вице-адмирала Степанова в 1943–1944 годах без разрешения правительства СССР передали разновременно иностранным военным миссиям некоторые виды вооружения флота и их секретные описания и чертежи. А далее перечислялись следующие факты незаконной передачи иностранным миссиям сведений о вооружениях ВМФ:
«1. В феврале 1943 года Алафузов, с ведома Кузнецова, но без разрешения Правительства СССР, передал английской военной миссии описания и чертежи 130-мм дистанционной гранаты.
2. В марте 1944 года Степанов, с согласия Галлера и Кузнецова, но без разрешения Правительства СССР, передал английской военной миссии описания и чертежи секретного оружия — высотной торпеды 45–36 АВА.
3. В октябре 1944 года Алафузов, с ведома Галлера и Кузнецова, но без разрешения Правительства СССР, передал английской военной миссии образец высотной торпеды 45–36 АВА в полном комплекте.
4. В период 1943–1944 гг. Степанов, с согласия Галлера, но без разрешения Правительства СССP, передал английской и американской военным миссиям документацию по 130-мм 2-орудийной башенной установке Б-2-ЛМ, 130-мм установке Б-13-Н серии, 100-мм 56 калибров длиною одноорудийной палубной универсальной установке Б-34 и схемы ПУС „Москва“.
5. В период 1943–1944 гг. Алафузов и Степанов передали английской и американской военным миссиям много карт, которые не имели отношения к ведению морских операций английского и американского флотов в наших водах. В частности, была передана Степановым американской военной миссии без разрешения Правительства СССР секретная карта побережья Камчатки.
Кроме того, расследование установило, что в ноябре 1944 года АЛАФУЗОВ, организуя с ведома Кузнецова осмотр сотрудниками английской военной миссии захваченной ВМФ немецкой подводной лодки, превысив свою власть, самовольно, без разрешения Правительства СССР, разрешил англичанам подробно ознакомиться с обнаруженными в лодке акустическими немецкими торпедами»[76].
Обвиняемый вице-адмирал Г. А. Степанов. Из фондов ЦГА
Обвиняемый адмирал В. А. Алафузов. Из фондов ЦГА ВМФ
Обвиняемый адмирал Л. М. Галлер. Из фондов ЦГА ВМФ
Разумеется, обвинение было, что называется, «притянуто за уши». Дело в том, что по каждому факту передачи союзникам военно-технической документации или образцов военной техники нарком ВМФ Кузнецов докладывал в годы войны Сталину, получая от того устное разрешение. Тот давал «добро». Кроме того, на всем протяжении войны союзники также делились с нами военно-технической информацией, передавая нам новейшие корабли и самолеты. Наиболее вопиющим является обвинение в передаче англичанам немецкой акустической торпеды, так как сегодня хорошо известна переписка Сталина и Черчилля по этому вопросу и решение Сталина торпеду союзникам передать.
Ознакомившись с материалами следствия, Сталин поступил достаточно необычно: 19 декабря 1947 года он подписал постановление о передаче дела бывших руководителей ВМФ не в Военную коллегию Верховного Суда СССР, а в суд чести ВМФ.
Что же представлял собой этот суд чести? 28 марта 1947 года вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О Судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах», восстанавливающее суды чести в гражданских и военных ведомствах, головных объединениях, комитетах и министерствах. Согласно этому постановлению, в каждом ведомстве создавался особый орган — суд чести, на который возлагалось «рассмотрение антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке».
Заметим, что фактически суды чести просуществовали до распада СССР, поменяв после смерти Сталина свое название на товарищеские. Значит, Сталин хотел, чтобы возникшие вопросы по Кузнецову были обсуждены в военной среде. Председателем суда он определил маршала Л. А. Говорова. На тот момент Говоров являлся главным инспектором Вооруженных сил СССР, а командуя в течение почти всей войны Ленинградским фронтом, тесно взаимодействовал с моряками и знал их лично лучше, чем остальные маршалы. Кроме того, до мобилизации в армию в 1916 году он учился на кораблестроительном отделении Петроградского политехнического института. Учел Сталин и его личные качества. Закрытый и угрюмый, но настойчивый и дотошный во всех мелочах Говоров, как никто другой, соответствовал возложенной на него мисии. Но решающим фактором, на мой взгляд, был иной. Дело в том, что на суде чести предстояло дать оценку прежде всего Кузнецову, чье звание адмирала флота соответствовало тогда званию маршала Советского Союза. А значит, и председателем суда чести мог быть, по определению, только военачальник, равный ему в звании.
Обвиняемый адмирал флота Н. Г. Кузнецов. Из архива А. А. Раздолгина
Маршал Л. А. Говоров, председатель суда чести Министерства Вооруженных сил СССР по делу группы адмиралов. Из архива журнала «Морской сборник»
Остальные члены суда чести был назначены приказом министра Вооруженных сил СССР Булганина: начальник Военной академии Генштаба генерал армии В. А. Захаров, начальник Главного управления кадров Министерства Вооруженных сил СССР генерал-полковник Ф. И. Голиков, командующий 4-м ВМФ адмирал Г. И. Левченко, заместитель главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению вице-адмирал П. С. Абанькин, заместитель начальника Генштаба по ВМФ вице-адмирал Н. М. Харламов и член Военного совета ВМФ — начальник политуправления ВМФ вице-адмирал Н. М. Кулаков (представлявший в одном лице и судью, и общественного обвинителя). Абанькин во время судебного процесса старался держаться в тени.
Суд чести начал работу 12 января 1948 года в клубе Главного штаба Военно-морского флота. Адмирал флота Кузнецов, адмиралы Галлер и Алафузов, вице-адмирал Степанов обвинялись в совершении «антигосударственных и антипатриотических поступков, выразившихся в передаче бывшим союзникам в годы прошедшей войны образцов и документации на вооружение ВМФ на основании взаимной информации». Следует отметить, что новое руководство ВМФ еще до суда чести спешно написало всем четверым адмиралам отрицательные аттестации. Из командования ВМФ порядочно поступил только начальник Главного штаба ВМС адмирал Головко, написавший на обвинительном заключении: «Есть административные и служебные нарушения, преступления не вижу». Но его частное мнение таковым и осталось. По воспоминаниям его жены, адмирал, сказавшись больным, «увернулся» и от роли обвинителя на суде чести.
Во время встречи автора с адмиралом флота В. А. Касатоновым он рассказал, что поведение Николая Герасимовича на суде чести заслуживает восхищения: держался спокойно, очень уверенно, с чувством собственного достоинства. Старался, насколько это было возможно, защитить своих бывших подчиненных. Заметим, что всем обвиняемым задавали один и тот же вопрос: «Кто является основным виновником по передаче?» Отвечали они по-разному, но в первую очередь называли себя. А Галлер не пожелал ссылаться на кого-либо вообще: «Имею возможность установить лишь мое личное участие».
В качестве свидетелей и экспертов защиты были привлечены начальник Гидрографического управления ВМФ контр-адмирал Я. Я. Лапушкин, начальник МТУ и контр-адмирала Н. И. Шибаев, заместитель начальника минно-торпедного управления контр-адмирала К. И. Сокольский, начальник артиллерийского управления контр-адмирал В. А. Егоров и некоторых другие. Свидетелями обвинения в ходе следствия и суда выступали капитан 1-го ранга В. И. Алферов (по передаче торпеды 45–36 АВА) и контр-адмирал В. В. Чистосердов (по передаче документации артиллерии).
Здание бывшего Главного штаба ВМФ СССР в Москве, где в 1948 г. проходил суд над четырьмя адмиралами. Из открытых источников
Наиболее достойно вел себя на суде чести свидетель защиты — начальник Минно-торпедного управления ВМС контр-адмирал Н. И. Шибаев, пытавшийся объяснить членам суда, что на момент передачи торпеды 45–36АВ-А у нас уже было разработано более совершенное и перспективное вооружение, сама торпеда не являлась секретной, интерес могли представлять лишь парашюты, на которых она сбрасывалась. Еще в 1942 году шесть таких торпед вместе с этими парашютами попали в руки немцев в Севастополе, что также учитывалось при передаче образцов союзникам. Остальные свидетели и эксперты, не выдержав давления, поддержали обвинение в том, что деятельность всех четырех адмиралов носила антигосударственный характер и подрывала обороноспособность государства.