Поставленные Кузнецовым вопросы были рассмотрены на заседании Президиума Совета Министров СССР во главе со Сталиным. В принятом 7 августа 1952 года постановлении большинство замечаний Кузнецова были учтены. Разобраться с ними поручили Бюро по военно-промышленным и военным вопросам, которое в 10-дневный срок должно было доложить Бюро Президиума Совета Министров свое заключение.
Незадолго до того в связи с 50-летием Кузнецов получил орден Ленина «За заслуги перед государством и ВМФ», однако остался в прежнем звании вице-адмирала, никак не соответствовавшем должности.
Вернувшись в Москву, Кузнецов застал ВМФ на пороге освоения нового вооружения — ракетного. Прошла испытания первая береговая установка самолетов-снарядов «Стрела», к концу 1951 года закончили установку опытных образцов нового ракетного оружия и на новейшем крейсере «Адмирал Нахимов». В 1952 году в авиацию ВМФ поступил Ту-4, способный нести крылатую ракету «воздух — корабль», 21 ноября ракета КС («Комета-М») с зарядом 500 кг поразила старый крейсер «Красный Кавказ», и тот затонул.
К началу 50-х годов на флотах произошли крупные перемещения руководящего состава, было выдвинуто много молодых и недостаточно опытных командиров, которых надо было учить, в том числе и непосредственно в море. ВМФ менялся на глазах, и военно-морской министр был обязан не просто идти в ногу со временем, но и играть на опережение.
В. А. Малышев. Из открытых источников
Еще одной заботой Кузнецова стало формирование ВМФ Китайской Народной Республики. В конце 1952 года Кузнецов был вызван к И. В. Сталину на обсуждение предложения Китая, который выразил просьбу о поставках подводных лодок, торпедных катеров, самолетов и боеприпасов. Кроме того, Мао Цзэдун предлагал СССР создать военно-морские базы в Северной Корее. На совещании было решено от создания военно-морских баз в Северной Корее воздержаться, а с военно-морским вооружением Китаю помочь. После этого в Порт-Артуре была организована учеба китайских моряков, в страну отправлены военно-морские советники. В КНР, а затем и в КНДР начали отправлять боевые корабли.
К сожалению, вернувшись в Москву, Кузнецов снова оказался в центре дворцовых интриг. Пройдя «огонь, воду и медные трубы», он многое видел и понимал в закулисных играх, однако участвовать в них по-прежнему не желал. По его собственным словам, вступив в должность министра, он оказался между молотом и наковальней. Вождь старел, а его окружение уже исподволь готовилось к дележу власти.
Н. Г. Кузнецов во время инспекции Черноморского флота. 1953 г. Из архива писателя-мариниста В. В. Конецкого. Публикуется впервые
Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:
«На XIX съезде партии и знаменитом после него Пленуме ЦК уже все видели, что происходит что-то неладное, что Сталин только подмахивает перечни постановлений правительства. „Тройки“ и „пятерки“ уже полностью заменили его в практической работе, не решая острых вопросов. В этом „окружении“ не было слаженности… Мне приходилось наблюдать работу „тройки“: Берия, Маленков и Булганин. Чувствовалось, что каждый тянул к себе, проворачивал то, что ему ближе. Государственного подхода не было. Этим они не помогли Сталину в конце его жизни, а, наоборот, оставили самое тягостное впечатление. Много решений было принято исходя из субъективных потребностей членов „тройки“ или „пятерки“. Каждый старался протолкнуть дела, которыми он ведал, отталкивая того, кто послабее. Были заметны и острые споры между ними, которые легко мог уловить опытный глаз какого-нибудь старого министра. Что бы произошло, если бы это тянулось долго, предсказать нетрудно. Самые острые проблемы, которые выдвигала жизнь в деле руководства страной, не решались, и никто не чувствовал ответственности за это»[88].
Действительно, в начале 50-х годов государственный аппарат СССР начал перестраиваться. Выросла роль неформальных блоков, включая упомянутые «тройки» и «пятерки». Что касается упомянутых лиц, то и Маленков, и Булганин являлись достаточно грамотными и опытными государственными деятелями, не говоря уже о Берии. Увы, ни с кем из них Кузнецов так и не смог найти общий язык. Он предпочитал действовать по-прежнему лично через Сталина. Ему он докладывал оперативно-тактические задания на заложенные или закладывающиеся корабли. С одной стороны, Кузнецов, по его словам, «наблюдал доброжелательное отношение Сталина к флоту, с другой — видел его недостаточную компетентность в морских вопросах и нежелание прислушаться к морякам-специалистам». Так, Кузнецов настаивал на том, чтобы линкоры и крейсера имели сопоставимую дальность плавания, и на увеличении запаса хода эсминцев. Сталин отмахнулся, заявив, что «для пополнения кораблей всем необходимым будем иметь базы где нужно». Этими словами немедленно воспользовались судостроители.
К удивлению Кузнецова, взаимоотношения Министерства ВМФ с Военным министерством остались на том же уровне, что и в предвоенные годы. Главным виновником этой ситуации он считал своего старого недруга, заместителя председателя Совета Министров Булганина, курировавшего военные ведомства. Неприязнь он чувствовал и в личном общении, и при рассмотрении бумаг, которые Булганин возвращал с ничего не значащими, по мнению Кузнецова, бюрократическими резолюциями.
В начале 50-х постаревший Сталин уже не любил известий о каких-либо серьезных проблемах. Когда Кузнецов предупредил Маленкова, что готовит доклад о крупных недостатках в судостроении, тот посоветовал:
— Не следует беспокоить вождя!
Строптивый Кузнецов, разумеется, совету не внял. Ознакомившись с докладом, Сталин обратился ко всем присутствующим:
— Так ли это?
— Кузнецов сгущает краски! — бросил кто-то реплику.
— Ну, посмотрите! — Сталин и раздраженно бросил папку на середину стола.
После совещания Берия и Маленков попытались объяснить Кузнецову, что теперь вопросы следует решать по-другому, после чего отношения были окончательно испорчены. Булганин же, по словам Кузнецова, возненавидел его окончательно и передал эту ненависть Хрущеву, с которым состоял тогда в дружбе.
Увы, кратковременная опала не научила Кузнецова ни дипломатичности, ни умению системно решать вопросы в государственных инстанциях. Он по-прежнему предпочитал идти напролом, обращаясь непосредственно к Сталину, что прибавляло ему влиятельных врагов. И, по его собственному признанию, «потерпел фиаско. Не буду оспаривать это…».
Огромной проблемой для послевоенного ВМФ СССР, с которой сразу же столкнулся Кузнецов, став министром, была кадровая. Не хватало опытных командиров кораблей и соединений, квалифицированных руководителей для береговой инфраструктуры. Подавляющее число офицеров имели крайне низкую техническую подготовку. Кузнецову приходилось заполнять береговые инженерные должности выпускниками армейских училищ, выпрашивая их в соседнем министерстве.
Кузнецов предложил Сталину создать военно-морское училище самого высокого уровня — наподобие того, что существовало перед войной в Лиепае, куда набирали лучших выпускников политехнических институтов. Постановлением Совета Министров от 31 августа 1951 года в Ленинграде было образовано Высшее военно-морское училище инженеров оружия, имевшее реактивный, артиллерийский, минно-торпедный и химический факультеты. Начальником его был назначен опытнейший артиллерист контр-адмирал В. А. Егоров. Сталин приказал отдать под училище один из ленинградских дворцов, где прежде располагался Дом Советов. С особой тщательностью подошли к подбору профессорско-преподавательского состава, куда определили лучших из лучших. Забегая вперед, можно сказать, что эксперимент Кузнецова удался. Именно выпускники данного вуза впоследствии возглавили практически всю военно-морскую науку, а также стали основателями РВСН.
Вторым мощным центром подготовки научных кадров стало Высшее инженерно-техническое Краснознаменное училище ВМФ, где преподавали два академика, несколько членов-корреспондентов, два десятка профессоров и докторов наук.
Для береговой инфраструктуры Кузнецов добился создания строительного училища ВМС в Пушкине, специального военно-морского факультета Дальневосточного политехнического института во Владивостоке и специального военно-морского факультета Ленинградского инженерно-строительного института. Специализированные училища ВМФ открылись в Выборге, Риге, Ейске, Николаеве, Кронштадте и Ленинграде. Настоящей «вишенкой на торте» стал военно-морской факультет Ленинградской консерватории…
Таким образом, благодаря Кузнецову сформировалась система учебных заведений ВМФ, способная полностью удовлетворить потребности флота, в том числе на перспективу. А в перспективе было создание советского океанского ВМФ.
Глава 25. Поворот к океанскому флоту
Как опытный государственный деятель, Кузнецов понимал, что будущий океанский ВМФ — это прежде всего важный инструмент внешней политики. Концепция присутствия военного флота в Мировом океане формируется годами, если не десятилетиями. Разумеется, за несколько предвоенных лет она еще не была разработана — на это просто не хватило времени. А после Второй мировой войны ситуация изменилась. Если в предвоенные годы главным противником являлась фашистская Германия, нацеленная на континентальную войну, то после Второй мировой главными потенциальными противниками СССР стали США и Англия — страны с традиционно сильными флотами, исповедующие концепцию тотального присутствия своих ВМФ в Мировом океане. Уже одно это говорило, что противостоять им можно, только имея достойный флот как по количеству кораблей, так и по их возможности присутствовать в океане.
Именно поэтому в начале 50-х годов перед Кузнецовым встала задача изучать и перенимать оперативные построения, формы и способы действий группировок ВМС США и их союзников на Атлантическом и Тихоокеанском театрах. Одновременно ВМФ СССР начал освоение Мирового океана с первых регулярных дальних походов надводных и подводных кораблей.