Помимо этого, по приказу Кузнецова на флотах и в приморских городах были приведены в порядок и восстановлены разрушенные могилы многих деятелей дореволюционного российского флота. В этом Кузнецов видел долг памяти героям предшествующих поколений и огромное воспитательное значение для молодых моряков.
Главком ВМФ Н. Г. Кузнецов на учениях Черноморского флота. На заднем плане крейсер «Красный Кавказ». 1954 г. Из архива А. А. Раздолгина
В мае 1954 года Кузнецов посетил Ленинград и Кронштадт, где выступил с докладом в Доме офицеров флота на торжественном собрании, посвященном 250-летию со дня основания Кронштадтской военно-морской крепости, а затем участвовал в военно-морском параде.
Внешне пока все обстояло для Кузнецова благополучно. Да, его серьезно урезали в правах, но дважды повысили в звании — сначала до адмирала флота, а в марте 1955 года до Адмирала Флота Советского Союза. В Президиуме Верховного Совета ему вручили соответствующую грамоту и усыпанную бриллиантами маршальскую звезду. Фактически новые властители намекали Кузнецову, чтобы он успокоился и больше не донимал их своими прожектами и докладами.
Одновременно с преобразованием двух министерств в одно в Москву на должность первого заместителя министра обороны был назначен маршал Г. К. Жуков. Как выяснилось впоследствии, главным лоббистом в данном случае выступил Хрущев. Отношения между маршалом и влиятельным секретарем ЦК КПСС были на тот момент самыми доверительными — Хрущев весьма дальновидно тогда приблизил к себе обиженного на всех Жукова.
Едва вернувшись в Москву и утвердившись в новой должности, Жуков начал сводить счеты с теми, на кого «имел зуб». В их числе оказался и Кузнецов. Еще свежая обида на отказ Кузнецова от встречи в Свердловске в 1948 году наслоилась на прежние.
Как рассказал автору этой книги адмирал флота Н. Д. Сергеев, вскоре после войны в очередном разговоре с Жуковым Кузнецов упомянул о флотской системе боеготовностей, заявив, что если бы в армии была такая же (а он, Кузнецов, перед войной рекомендовал ее Генеральному штабу!), то в 1941 году удалось бы избежать многих катастрофических последствий. Это высказывание задело Жукова за живое, так как на начало войны именно он являлся начальником Генерального штаба и нес прямую ответственность за боеготовность войск.
Жуков на реплику Кузнецова отреагировал очень бурно, заявив, что огромная армия — это «не маленький и ничего не значащий флот», а потому кузнецовская система для нее совершенно бесполезна.
Возможно, все так и осталось бы на уровне личной пикировки, но вскоре Сталин, которому понравилась система боеготовностей ВМФ, приказал внедрить ее в армии. Для Жукова (хотя он к тому времени уже командовал Одесским военным округом) это выглядело как обвинение в преступной халатности в 1941 году. Учитывая, что для всех советских военачальников Великой Отечественной самыми болезненными являлись всегда именно события 1941 года, отныне Кузнецов стал для Жукова живым напоминанием о его самом трагическом просчете.
Разумеется, как первый заместитель министра обороны, равный по должности главнокомандующему ВМС, Жуков не имел властных полномочий что-либо указывать Кузнецову. Однако при согласовании флотских вопросов с министерством он непременно занимал откровенно антифлотскую позицию и активно ратовал за урезание бюджета ВМС в пользу армии. Особенно раздражало Жукова, что огромные средства идут на строительство кораблей, которые он считал «бесполезными дорогими игрушками».
Жуков, как известно, деликатностью никогда не отличался. Вернувшись в Москву, он сразу же стал вести себя так, как привык. По воспоминаниям Кузнецова, однажды маршал через своего адъютанта приказал ему перезвонить, притом что оба занимали равные должности первых заместителей министра. Кузнецов счел такое обращение оскорбительным и перезванивать демонстративно не стал. Адмирал был не менее честолюбив, чем маршал. Когда же адъютант позвонил вторично, Кузнецов ответил, что «если Жукову он нужен, то тот знает его номер кремлевской „вертушки“». Тут уж «закусил удила» и Жуков…
Вскоре этот мелкий инцидент оброс слухами. По версии Кузнецова, страсти вокруг истории с телефонным разговором накалял Жуков. Так, спустя какое-то время маршалы Малиновский и Рокоссовский рассказывали Кузнецову эту историю уже совершенно иначе. По версии Жукова, он якобы попросил Кузнецова приехать к нему, на что адмирал ответил:
— Если ему нужно, то пусть сам приезжает ко мне.
На что Жуков, обиженный таким дерзким ответом, пообещал это Кузнецову припомнить.
А проблем у Кузнецова тогда хватало, причем таких, которые решить самостоятельно он не мог. Правительство после смерти Сталина первым делом отменило сталинскую программу военного судостроения «как не отвечающую духу времени». Прежде всего прекратили строительство двух тяжелых крейсеров типа «Сталинград», под вопросом была и достройка серии легких крейсеров. На это у Кузнецова возник закономерный вопрос: а что же теперь строить? Ему ответили, что теперь нужна новая судостроительная программа, «отвечающая духу времени».
И Кузнецов немедленно принялся за разработку новой судостроительной программы — уже без тяжелых крейсеров. В докладе, направленном в правительство 6 августа 1953 года, он изложил свой взгляд на развитие флота и назревшие вопросы по десятилетнему плану судостроения. При этом главнокомандующий ВМФ просил поручить Генеральному штабу рассмотреть перспективы развития военного флота. В который раз Кузнецов доказывал: «…перед тем как решать вопрос, какой же флот строить, следует четко установить его место в системе Вооруженных Сил и задачи на случай войны. Без этого трудно даже предлагать, что именно надо строить». Ответом ему было молчание министра обороны.
Кузнецов представил свои предложения о новом десятилетнем плане 31 марта 1954 года. Как обычно, его следовало согласовать с министерством судостроения. Автор, по его утверждению, постарался учесть и современные требования, и возможности. Кроме того, зная реакцию минсудпрома, он перенес строительство кораблей новых проектов на более поздние сроки. План предусматривал достройку большинства кораблей, которые были уже на стапелях, в том числе и устаревших, чтобы совсем не остаться без кораблей.
Прежде чем представлять черновой план тогдашнему министру обороны Булганину, Кузнецов просил обсудить его еще раз с маршалом А. М. Василевским, начальником Генштаба генералом армии В. Д. Соколовским и с тогдашним первым заместителем министра маршалом Г. К. Жуковым. Последний потребовал наиболее значительных сокращений, прежде всего по авианосцам и десантным кораблям. Жуков заявил:
— Я десантными судами пользоваться не собираюсь. Куда надо, я пойду на танках! Знаете ли вы, что уже были опытные учения с плавающими танками?
— Об этих учениях я знаю, — ответил Кузнецов, — но учения проводились в бухте на Черном море, и обстановка там не имеет ничего общего с обстановкой в открытом море или даже в проливе шириной в несколько миль.
В ответ Жуков просто обматерил оппонента, и на этом тема десантных судов была закрыта.
В ЦК КПСС в план судостроения внесли незначительные поправки, и через несколько дней он должен был обсуждаться на расширенном заседании Президиума ЦК. Готовясь к нему и зная механизм принятия решений, Кузнецов загодя подготовил проект резолюции о создании комиссии, которая в трехмесячный срок детально обсудила бы предложенный Министерством обороны план, согласовала его с промышленностью и окончательно утвердила, какие именно корабли и в какие сроки строить. Казалось бы, Кузнецов предусмотрел все, что только мог.
Увы, в самый последний момент, прямо на заседании Президиума ЦК КПСС, Жуков и Хрущев демонстративно отложили рассмотрение вопроса о судостроительной программе на неопределенное время. После этого у Кузнецова произошел нервный срыв. Он вскочил с места и начал требовать, чтобы решение было принято здесь и сейчас. Позднее он с сожалением вспоминал об этом эпизоде: «Этот нервный срыв, никогда, ни до, ни после, не повторявшийся, был совершенно подсознателен, и скорее его можно объяснить моим болезненным состоянием в то время… За тот случай я чувствую вину и постоянно стыжусь происшедшего. Но если рассказать, как эта программа откладывалась из года в год и как, добившись обсуждения ее на Президиуме ЦК, я услышал мнение Жукова и Хрущева, что этот вопрос следует снова отложить на неопределенное время, то, мне кажется, меня можно понять: любой болеющий за дело нарком в такой ситуации „завыл бы благим матом“»[92].
Н. С. Хрущев, Н. А. Булганин и Н. Г. Кузнецов на крейсере «Калинин». Тихоокеанский флот. 1954 г. Из архива А. А. Раздолгина
Нельзя сказать, что перевооружение флота вовсе застопорилось. К концу 1954 года Кузнецов добился установления первого опытного образца реактивного оружия на крейсере Черноморского флота «Адмирал Нахимов». Одновременно испытали первую береговую ракетную установку «Стрела». Скорректированный план военного судостроения предусматривал создание ракетных кораблей, а также атомных подводных лодок.
Если говорить о личных отношениях Кузнецова с Хрущевым, то они также имели свою историю. В свое время они также успели разругаться. Произошло это еще при Сталине, во время одного из совещаний по вопросам ВМФ. Хрущев неожиданно начал задавать Кузнецову нелепые вопросы и давать еще более нелепые советы. Не выдержав, Кузнецов прервал Хрущева довольно жестко:
— Никита Сергеевич, военно-морское дело — это не сельское хозяйство. Вы в нем не разбираетесь, так что не лезьте со своими глупостями!
Сталин одобрительно покачал головой, Хрущев, разумеется, вынужден был замолчать, но своего унижения не забыл.
Теперь же, возглавив государство, Никита Сергеевич отыгрывался на старом недруге по полной. При этом порой дело доходило до абсурда. Однажды в Ленинграде, проходя вместе с командиром Ленинградской ВМБ адмиралом И. И. Байковым на катере мимо судостроительного завода, Хрущев увидел корпуса еще не распиленных крейсеров и сразу же возмутился: