омом ВМФ карьера Горшкова пошла резко в гору. Хотя у Горшкова имелись и некоторые обиды на Кузнецова, в том числе и за отстранение его от должности командующего Дунайской флотилией в декабре 1944 года. Но в целом Горшков всегда ходил в фаворитах Кузнецова. Так, в октябре 1953 года, когда Хрущев впервые в качестве первого лица посетил Черноморский флот, его «вывезли» в море на новейшем крейсере «Адмирал Нахимов». Именно тогда Хрущеву продемонстрировали двусторонние учения, в ходе которых был показательно потоплен авиационной ракетой КС старый крейсер «Красный Кавказ». М. С. Монаков отмечает, что Кузнецов тогда демонстративно «держался за спиной первого секретаря ЦК КПСС и почти все время молчал, уступив свое право (или обязанность) занимать высокого гостя командующему флотом (С. Г. Горшкову. — В. Ш.), недавно получившему третью адмиральскую звезду». Скорее всего, Кузнецов хотел представить Хрущеву в лучшем свете перспективного командующего Черноморским флотом, чтобы тот обратил на него внимание.
Монаков приводит и другой случай, когда Горшкову потребовалось участие Кузнецова. В 1954 году его хотели привлечь к дисциплинарной и партийной ответственности за то, что он пытался устроить своего старшего сына в Военно-юридическую академию в обход всех существовавших правил поступления. Разразился нешуточный скандал. Главное политическое управление «просигнализировало» министру обороны Жукову, что сын Горшкова зачислен в академию в обход «советских законов и воинских приказов». Это грозило Горшкову самыми серьезными последствиями, вплоть до снятия с должности. Однако маршал «делом Горшкова» заниматься не стал и переправил его для разбирательства Кузнецову с пометкой «На ваше решение». Кузнецов спустил его на тормозах, чем фактически спас карьеру Горшкова во второй раз.
Вряд ли Горшков забыл все это. Однако в те дни, когда решалась судьба Кузнецова, сам он «пребывал в состоянии тревожной неопределенности». Пример адмирала В. А. Андреева, только-только вступившего в командование Черноморским флотом, а затем совершенно неожиданно снятого с должности, был у него перед глазами.
А что, если бы Горшков принял сторону Кузнецова и вступил на его стороне в открытый конфликт с Хрущевым и Жуковым? Ответ ясен: ему немедленно припомнили бы недавнее командование Черноморским флотом, сняли с должности и отправили в отставку вслед за Кузнецовым. Так что пользы от этого не было никакой, а отечественный ВМФ бы потерял одного из самых выдающихся военно-морских деятелей за всю свою историю. Надо было или уходить вслед за Кузнецовым, бросая на растерзание весь ВМФ, или, жертвуя личными отношениями, остаться у руля флота и сделать все возможное для его спасения и дальнейшего развития. Не Горшков довел Кузнецова до инфаркта, не он отстранял его от должности, и не он отправлял в отставку. Наоборот, в течение полугодовой болезни главкома он надежно прикрыл «тылы», прекрасно справившись с обрушившимся на него грузом ответственности.
В дальнейшем официально отношения между двумя флотоводцами оставались официально-прохладными. Характер у Горшкова был противоположный кузнецовскому, скрытный и осторожный. Если Николай Герасимович мог позволить себе «резать правду-матку» руководителям государства, не особенно задумываясь о последствиях как для флота, так и для себя, то Горшков всегда обстоятельно продумывал каждый свой поступок и каждое слово. Если Кузнецов был и остался до конца типичным «сталинским наркомом», то Горшков был уже руководителем эпохи дворцовых интриг и переворотов. Именно поэтому он старался держаться подальше от Кузнецова, даже находящегося в глубокой отставке.
Известно, что после отставок Жукова в 1957 году и Хрущева в 1964 году группа ветеранов ВМФ несколько раз ходатайствовала перед правительством, чтобы Кузнецова восстановили в звании и зачислили в Группу генеральных инспекторов Министерства обороны. Им неизменно отказывали, что некоторые объясняли противодействием Горшкова. Однако это, скорее всего, были только слухи.
Похоже, история скандального увольнения Кузнецова все же подспудно мучила Горшкова всю жизнь. Незадолго до своей смерти он попытался оправдать о своих взаимоотношениях с Кузнецовым:
Из воспоминаний С. Г. Горшкова:
«Гибель „Новороссийска“ повлияла на судьбу Н. Г. Кузнецова. Конечно, мы все в Главном штабе ВМФ сознавали, что над Кузнецовым, талантливым флотоводцем, крупным организатором, совершена несправедливая расправа… Став Главкомом, я сразу ощутил крайне неприязненное отношение к Кузнецову и всякие попытки восстановить его в прежнем звании отвергались. Со своей стороны, я старался как-то облегчить его положение. Когда однажды Николай Герасимович позвонил мне, в беседе посетовал на житейские трудности и что пенсия ему назначена минимальная, я тогда пообещал помочь: подготовил ходатайство, лично переговорил с Л. И. Брежневым, и пенсия ему была повышена. Многие, наверное, не знают, что Главный штаб ВМФ до последнего времени направлял ходатайства в ЦК КПСС и Совет министров СССР об увековечивании памяти Николая Герасимовича Кузнецова, но каждый раз получал отрицательный ответ. Так, к 30-летию Победы я подписал ходатайство о присвоении ракетному крейсеру имени „Адмирал Кузнецов“. Вскоре получил на этом представлении резолюцию: „В ближайшие годы с этим вопросом пока не выходить“. Последний раз я обратился в январе 1983 года с просьбой присвоить имя Кузнецова большому противолодочному кораблю и снова получил отказ. Таким образом, недоброжелательное отношение к Николаю Герасимовичу исходило не от руководства ВМФ, хотя он и считал, что мы пассивно выступали в его защиту»[103].
Работы на затонувшем линкоре. Из архива журнала «Морской сборник»
В 1962 году Кузнецов направил своему преемнику письмо с просьбой проверить и сообщить, нет ли новых выводов о гибели линкора «Новороссийск», приложив свои соображения о трагедии. Ответ он получил предельно лаконичный: «Ничего нового сообщить Вам по существу этого вопроса в настоящее время не имею возможности. С. Горшков». Год спустя Кузнецов еще раз заочно столкнулся с ним. Он написал статью для Военно-исторического журнала об адмирале Л. М. Галлере. С материалом ознакомился Горшков и наложил резолюцию: «Не печатать, прославляет себя. С. Горшков». Однако редколлегия статью все же напечатала, вопреки мнению заместителя министра обороны — главнокомандующего ВМФ.
И все же после смены руководства СССР в 1964 году отношение к Кузнецову несколько изменилось в лучшую сторону. Так, в 1965 году, в годовщину Победы, Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев во всеуслышание назвал Кузнецова в числе других выдающихся военачальников. Именно тогда был дан «зеленый свет» его книгам.
Взаимоотношения Кузнецова и Горшкова очень верно охарактеризовал адмирал И. В. Касатонов, отец которого, адмирал флота В. А. Касатонов, был дружен с обоими. И. В. Касатонов писал: «Вообще о взаимоотношениях Кузнецова и Горшкова, после того как Сергей Георгиевич стал Главкомом, говорили и говорят довольно много. И я считаю, что не всегда правильно, справедливо. Резкое обострение этих отношений вряд ли можно отнести к инициативе Сергея Георгиевича. Он очень многим был обязан Николаю Герасимовичу. И ведь именно Кузнецов выделил Горшкова среди многих своих подчиненных, заметил его талант, во многом способствовал приходу на высшую должность в ВМФ. И не ошибся в этом, обеспечив так необходимую и традиционную на флоте преемственность. Другое дело, что сам Николай Герасимович был несправедливо и жестко обижен. Эта обида в нем долго и болезненно жила. Это можно и нужно понять. Н. Г. Кузнецов сам оборвал многие свои прежние связи. В том числе и с Горшковым. А Сергей Георгиевич, видимо, тоже чувствовал здесь по отношению к себе несправедливость и не мог через это чувство перешагнуть. Жаль, конечно, что жизнь так вот развела этих двух выдающихся советских флотоводцев. Но история их, несомненно, поставит рядом»[104].
Адмирал оказался прав, добавить к его словам нечего.
Глава 28. В отставке
Выход на пенсию, завершение активного этапа жизни психологически трудны для большинства людей. Для Кузнецова же это было подлинной катастрофой: крушение всех планов и надежд, унижения от начальников, предательство соратников. После необыкновенно насыщенной службы, всеобщего признания его опыта и профессионализма, оказаться в самом расцвете лет на обочине жизни — очень серьезное испытание.
Немногие способны выдержать такой стресс. Одни уходят в себя, замыкаются, другие и вовсе опускаются. Кто-то сосредотачивается на детях и внуках, кто-то на дачах и огородах, а кто-то и вовсе спивается. Особенно тяжело отставку, как правило, воспринимают большие начальники. Навсегда замолчавший служебный телефон — символ наступившего забвения.
Впоследствии Кузнецов напишет, что пережить этот страшный момент в жизни ему помогли близкие друзья, семья и прежде всего его супруга Вера Николаевна.
Если служба Кузнецова была сверх напряжённой, то в семейной жизни он был безусловно спокоен и счастлив. Вера Николаевна всегда была с ним рядом, готовая прийти на помощь в любой сложной ситуации, искренне заботилась о душевном состоянии мужа, и не только женским сочувствием. Она описывает историю с однокашником Николая Герасимовича по Военно-морскому училищу адмиралом Трибуцем, который, как выяснилось, плел интриги за его спиной. Это не мешало ему навещать Кузнецовых всякий раз, появляясь в Москве, даже если главы семьи не было дома. Узнав о двуличии «друга», в очередной его визит Вера Николаевна высказала ему в лицо все, что думала о недостойном поведении, и навсегда отвадила от дома.
У Николая Герасимовича было три сына. Старший Виктор (1932 г.р.) от первого брака и еще двое, Николай (1940 г.р.) и Владимир (1946 г.р.) от второго. При этом, когда в силу определенных обстоятельств старший сын Виктор остался совсем один, Вера Николаевна настояла, чтобы он жил и воспитывался в их семье с младшими братьями. По воспоминаниям друга семьи Кузнецовых Н. Ф. Харитонова, Кузнецов с сыновьями не был строг, но и не баловал. Если хотел что-то подсказать — выражал одной-двумя фразами. Уговаривать не любил. Воспитывал сыновей такими, каким был сам. Дети любили отца, и его слово было для них законом.