После того как социалисты-революционеры отказались от власти, я понял, что они <…>[112], после того, как поднял сопротивление Керенский. После победы над ним, после того, как красногвардейцы оказались столь подготовленными и с таким энтузиазмом (это не секрет), с Москвой дело затянулось. Наши пали в пессимизм. Москва, мол, громится, мы взять власть не можем и пр. И тут возник вопрос о соглашении.
Дело восстания – новое, и тут нужны другие силы, другие качества. В Москве, например, произошло много таких случаев, где проявлялась юнкерская жестокость. Расстрел пленных солдат и пр. Юнкера – буржуазные сынки – понимали, что с властью народа кончается власть буржуазии. Еще на конференции мы наметили ряд мер, программу и о захвате банков и пр.
Большевики были часто чересчур добродушны. А если бы буржуазия была победительницей, она бы поступила как в 48 и 71 г. Кто же думал, что мы не встретим саботажа буржуазии? Это же младенцу ясно. И мы должны арестовывать директоров, и их кратковременные аресты давали результаты очень хорошие.
Это меня не удивляет, знаю, как они мало способны к борьбе, им бы сохранить тепленькие местечки. В Париже гильотинировались, а мы лишим их карточек, тех, кто не получает от профессиональных союзов, что исполним свой долг.
И вот в такой момент, когда мы у власти – тут раскол. Апфельбаум и Розенфельд говорят, что мы не захватим власти и пр. Я не в состоянии спокойно выслушивать эти доводы как измену.
Что им хочется? Чтоб началась поножовщина? Только пролетариат может вывести страну. А соглашение? Нам сочувствуют социалисты-революционеры, если Гурвич будет сочувствовать, а Гурвич – есть буржуазия. Сказка – детки зарежут и т. д.
Я не могу даже говорить об этом серьезно. Бронштейн давно сказал, что объединение невозможно. Бронштейн это понял, и с тех пор не было лучшего большевика.
Апфельбаум говорит, что мы не Советская власть, мы одни большевики. Социалисты-революционеры и меньшевики ушли, но не по нашей вине.
Мы избраны съездом советов. Это организация новая, в неё идут те, кто хочет бороться. Это не народ, но авангард, за которым тянется масса. Мы идем с массами, активными, не усталыми. Сейчас отказываться от восстания – откатиться к массам усталым, а мы – с авангардом. Советы себя определяют. Советы – авангард пролетарских масс. Нет других – вся буржуазия и пр. Теперь нам предлагают повенчаться с городской думой – это абсурд.
Нам говорят, что мы хотим ввести социализм – это абсурд. Мы не хотим делать крестьянский социализм. Когда нам говорят, что надо остановиться, – это невозможно. Кто говорит, что мы не Советская власть? А кто же мы? Не соединяться же с думой. Если бы нам еще предлагали соглашение с Румчеродом, с Викжелем и пр. Это торгашество. Может быть, еще с Калединым согласиться, а потом они будут вставлять палки в колеса. Это мизерное торгашество, а не Советская власть. На конференции надо поставить вопрос именно так для того ли только, если мы отдали кусок власти думам, а он только так стоит, 99% рабочих за нас.
Если будет раскол – пусть. Если будет их большинство – берите власть в ЦИК и действуйте, а мы пойдем к матросам.
Мы у власти. Буржуазия начинает приходить к тому, что их нужно «проглотить». Не переходить к «Новой жизни», это какие-то слизняки беспринципные: то с нами, то с меньшевиками. Говорят, что мы одни не удержим власти и пр. Но мы не одни. Перед нами целая Европа. Мы должны начать. Теперь только социалистическая революция. Все эти несогласия, сомнения – это абсурд.
Когда я говорил: будем бороться хлебными карточками – лица солдат оживляются. Нам говорят, что солдаты неспособны. Но нам говорят ораторы, что раньше они не видели такого энтузиазма.
Только мы создадим такой революционный энтузиазм, только мы способны бороться и пр. А меньшевики? За ними не пойдут. Вот на предстоящей конференции и нужно поставить вопрос о дальнейшей социалистической революции. Перед нами Каледин, мы еще не победили.
Когда нам говорят, что «власти нет», когда нам необходимо арестовывать – мы будем. Но если нам будут говорить: ужас и пр. – диктатура пролетариата. Вот Викжеля арестовать – это я понимаю. Когда кричали об арестах, то тверской мужичок пришел и сказал: «всех их арестуйте». Вот это я понимаю. Вот он имеет понимание, что такое диктатура пролетариата.
Без соглашений!
(14 ноября)
1201
Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмём власть в руки. Терпеть существование этих газет, значит перестать быть социалистом. Тот, кто говорит: «откройте буржуазные газеты», не понимает, что мы полным ходом идём к социализму. И закрывали же ведь царистские газеты после того, как был свергнут царизм. Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию выдумали не мы, её провозгласили члены съезда Советов, никто не протестовал, все приняли декрет, в котором она была провозглашена. Буржуазия провозгласила свободу, равенство и братство. Рабочие говорят: «нам нужно не это».
(Речь на заседании ВЦИК, 17 ноября)
1202
Нас упрекают, что мы арестовываем. Да, мы арестовываем и сегодня мы арестовали директора Государственного банка. Нас упрекают, что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять.
(Речь на заседании Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, 17 ноября)
1203
Пусть Советы разделятся на отряды и возьмутся за дело управления. Наша задача состоит в том, чтобы идти к социализму. На днях рабочие получили закон о контроле над производством. Согласно этому закону, фабрично-заводские комитеты составляют государственное учреждение. Рабочие должны немедленно претворить этот закон в жизнь. Рабочие дадут крестьянам ткани, железо, а крестьяне дадут хлеб. Я видел сейчас товарища из Иванова-Вознесенска, и он мне сказал, что это главное. Социализм – это учёт. Если вы хотите взять на учёт каждый кусок железа и ткани, то это и будет социализм. Для производства нам нужны инженеры, и мы очень ценим их труд. Мы их будем охотно оплачивать. Мы не собираемся лишать их пока их привилегированного положения. Всякий, кто хочет работать, нам ценен, но пусть он работает не как начальник, но как равный под контролем рабочих. У нас нет ни тени озлобления против лиц, и мы приложим усилия, чтобы помочь им перейти на новое положение.
(То же)
1204
Податель имеет мандаты от местного Совета. Хочет работать в ПИТЕРЕ. Производит прекрасное впечатление. Хочет «боевой» работы в массах (агитатор и проч.). ОЧЕНЬ советую дать ему тотчас показать себя в Питере на работе среди масс.
(Рекомендательное письмо Свердлову, ноябрь)
1205
К проекту декрета о реквизиции тёплых вещей для солдат на фронте добавить
+ И О РЕКВИЗИЦИИ КВАРТИР БОГАТЫХ ДЛЯ ОБЛЕГЧЕНИЯ НУЖДЫ БЕДНЫХ.
1. …плюс одна из тёплых вещей сверх одеяла (пальто, шуба, куртка, валенки и т. п.).
2. …Богатой квартирой считается также всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире.
Владельцы богатых квартир обязаны немедленно, под угрозой конфискации всего имущества, представить в 2-х экземплярах заявление об имеющихся у них и о поступающих от них в пользу фронта тёплых вещах, один экземпляр в домовый комитет, другой экземпляр в районный Совет рабочих и солдатских депутатов. Владельцы богатых квартир, под той же угрозой, обязаны немедленно представить в те же учреждения и тоже в 2-х экземплярах заявление об освобождении одной из двух богатых квартир на нужды бедного населения столицы (то есть две богатые семьи, имеющие две богатые квартиры, обязуются поселиться, в течение данной зимы, в одной из своих квартир, предоставляя другую, ввиду крайней нужды, созданной войной, в пользование бедного населения).
(Дополнение к проекту декрета о реквизиции тёплых вещей для снабжения на фронте, ноябрь)
1206
– У аппарата временно исполняющий обязанности главковерха генерал Духонин.
– Народные комиссары у аппарата, ждём вашего ответа.
– Убедившись из поданной сейчас мне ленты разговора с вами генкварверха, что телеграмма мне была послала вами, прежде чем принять решение по существу телеграммы за подписью народных комиссаров Ульянова-Ленина, Бронштейна и Крыленко, мне совершенно необходимо иметь следующие фактические сведения:
1) имеет ли Совет Народных Комиссаров какой-либо ответ на своё обращение к воюющим государствам с декретом о мире;
2) как предполагалось поступить с румынской армией, входящей в состав нашего фронта;
3) предполагается ли входить в переговоры о сепаратном перемирии и с кем, только ли с немцами или и с турками или переговоры будут вестись нами за общее перемирие?
– Текст посланной вам телеграммы совершенно точен и ясен, в нём говорится о немедленном начале переговоров о перемирии со всеми воюющими странами, и мы решительно отвергаем право замедлять это государственной важности дело какими бы то ли было предварительными вопросами, настаиваем на немедленной посылке парламентеров и извещении нас каждый час о ходе переговоров.
– Вопросы мои чисто технического характера, без разрешения которых невозможно ведение переговоров.
– Вы не можете не понимать, что при переговорах возникнет много технических, вернее, детальных вопросов, на которые мы вам дадим ответ по мере того, как эти вопросы будут возникать или ставиться неприятелем; поэтому ещё раз и ультимативно требуем немедленного и безоговорочного приступа к формальным переговорам о перемирии и между всеми воюющими странами, как союзными, так и находящимися с нами во враждебных действиях. Благоволите дать точный ответ.
– Я могу только понять, что непосредственные переговоры с державами для вас невозможны. Тем менее возможны они для меня от вашего имени. Только центральная правительственная власть, поддержанная армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность, для достижения результатов. Я также считаю, что в интересах России заключение скорейшего всеобщего мира.