(То же)
1305
Когда ещё государство начнёт отмирать? Мы до тех пор успеем больше, чем два съезда собрать, чтобы сказать: смотрите, как наше государство отмирает. А до тех пор слишком рано. Заранее провозглашать отмирание государства будет нарушением исторической перспективы.
(То же)
1306
Уничтожение парламентаризма (как отделение законодательной работы от исполнительной); соединение законодательной и исполнительной государственной работы. Слияние управления с законодательством.
(Черновой набросок проекта программы партии, 8 марта)
1307
Центр тяжести передвигается от формального ПРИЗНАНИЯ свобод (как было при буржуазном парламентаризме) к фактическому обеспечению ПОЛЬЗОВАНИЯ свободами со стороны трудящихся, свергающих эксплуататоров. Например, от ПРИЗНАНИЯ свободы собраний к ПЕРЕДАЧЕ всех лучших зал и помещений рабочим, от признания свободы слова к передаче всех лучших типографий в руки рабочих и т. д.
(То же)
1308
Переход ЧЕРЕЗ Советское государство к постепенному уничтожению государства путем систематического привлечения всё большего числа граждан, а затем и ПОГОЛОВНО всех граждан к непосредственному и ЕЖЕДНЕВНОМУ несению своей доли тягот по управлению государством.
(То же)
1309
Сначала государственная монополия «торговли», затем замена, полная и окончательная, «торговли» – планомерно-организованным РАСПРЕДЕЛЕНИЕМ через союзы торгово-промышленных служащих, под руководством Советской власти. Принудительное объединение ВСЕГО населения в потребительско-производительные коммуны. Не отменяя (временно) денег и не запрещая отдельных сделок купли-продажи отдельными семьями, мы должны прежде всего сделать обязательным, по закону, проведение всех таких сделок через потребительски-производительные коммуны. <…> Организация соревнования между различными (всеми) потребительско-производительными коммунами страны для неуклонного повышения организованности, дисциплины, производительности труда, для перехода к высшей технике, для экономии труда и продуктов, для постепенного сокращения рабочего дня до 6 часов в сутки, для постепенного выравнивания ВСЕХ заработных плат и жалований во ВСЕХ профессиях и категориях. Неуклонные, систематические меры к (переходу к Massenspeisung[113]) замене индивидуального хозяйничанья отдельных семей общим кормлением больших групп семей.
(То же)
1310
Если Россия идёт теперь – а она бесспорно идёт – от «Тильзитского» мира к национальному подъёму, к великой отечественной войне, то выходом для этого подъема является не выход к буржуазному государству, а выход к международной социалистической революции. Мы оборонцы с 7 ноября 1917 г. Мы за «защиту отечества», но та отечественная война, к которой мы идём, является войной за социалистическое отечество, за социализм, как отечество, за Советскую республику, как ОТРЯД всемирной армии социализма. «Ненависть к немцу, бей немца» – таков был и остался лозунг обычного, т. е. буржуазного, патриотизма. А мы скажем: «Ненависть к империалистическим хищникам, ненависть к капитализму, смерть капитализму» и вместе с тем: «Учись у немца! Оставайся верен братскому союзу с немецкими рабочими. Они запоздали прийти на помощь к нам. Мы выиграем время, мы дождемся их, они ПРИДУТ на помощь к нам». Да, учись у немца! История идёт зигзагами и кружными путями. Вышло так, что именно немец воплощает теперь, наряду с зверским империализмом, начало дисциплины, организации, стройного сотрудничества на основе новейшей машинной индустрии, строжайшего учета и контроля. А это как раз то, чего нам недостаёт.
(«Главная задача наших дней», 11 марта)
1311
Выжидать, отступать для выжидания. Чего? Кого? Международной революции.
(План речи на заседании коммунистической фракции IV съезда советов, 13 марта)
1312
Я вполне понимаю, что это буржуазия кричит о революционной войне. Этого требуют её классовые интересы, этого требуют её стремления к тому, чтобы Советская власть сделала фальшивый ход. Это понятно от людей, которые, с одной стороны, наполняют страницы своих газет контрреволюционными писаниями… (Голоса из зала: «Закрыли все».) Ещё, к сожалению, не все, но закроем все. (Аплодисменты.) Хотел бы я посмотреть на тот пролетариат, который позволит контрреволюционерам, сторонникам буржуазии и соглашателям с ней, продолжать использовать монополию богатств для одурманивания народа своим, буржуазным опиумом. Такого пролетариата не было. (Аплодисменты.) Я совершенно понимаю, что со страниц подобных изданий несётся сплошной вой, вопль и крик против похабного мира, я совершенно понимаю, что за эту революционную войну стоят люди, которые в то же время, от кадетов по правых эсеров, встречают немцев при их наступлении и торжественно говорят: вот немцы, и пускают своих офицеров гулять с погонами в местностях, занятых нашествием германского империализма. Да, от таких буржуа, от таких соглашателей меня нисколько не удивляет проповедь революционной войны. Они хотят, чтобы Советская власть попала в западню.
(Доклад о ратификации мирного договора, IV всероссийский съезд советов, 14 марта)
1313
Нам говорят: предатели, вы предали Украину! Я говорю: товарищи, я достаточно видывал виды в истории революции, чтобы меня могли смутить враждебные взгляды и крики людей, которые отдаются чувству и не могут рассуждать. Я вам приведу простой пример. Представьте, что два приятеля идут ночью, и вдруг на них нападают десять человек. Если эти негодяи отрезывают одного ив них, – что другому остается? – броситься на помощь он не может; если он бросится бежать, разве он предатель?[114] А представьте, что речь идет не о личностях или областях, в которых решаются вопросы непосредственного чувства, а встречаются пять армий по сто тысяч человек, которые окружают армию в двести тысяч человек, а другая армия должна идти к ней на помощь. Но если эта армия знает, что она наверное попадёт в ловушку, она должна отступить; она не может не отступить, хотя бы даже для прикрытия отступления понадобилось подписать похабный, поганый мир, – как угодно ругайте, а все же подписать его необходимо. Нельзя считаться с чувством дуэлянта, который вынимает шпагу и говорит, что я должен умереть, потому что меня заставляют заключить унизительный мир. Но мы все знаем, что как ни решайте, а армии у нас нет, и никакие жесты не спасут вас от необходимости отступить и выиграть время, чтобы армия могла вздохнуть, и с этим согласится всякий, кто смотрит на действительность, а не обманывает себя революционной фразой. Это должен знать всякий, кто смотрит на действительность, не обманывая себя фразами и фанабериями. Если мы знаем это, – наш революционный долг подписать хотя и тяжёлый, архитяжелый и насильнический договор, ибо мы этим достигнем лучшего положения и для нас, и для наших союзников.
(То же)
1314
Мы не только слабый и не только отсталый народ, мы тот народ, который сумел, – не благодаря особым заслугам или историческим предначертаниям, а благодаря особому сцеплению исторических обстоятельств, – сумел взять на себя честь поднять знамя международной социалистической революции. Я прекрасно знаю, товарищи, и я прямо говорил не раз, что это знамя в слабых руках, и его не удержат рабочие самой отсталой страны, пока не придут рабочие всех передовых стран им на помощь. Те социалистические преобразования, которые мы совершили, они во многом несовершенны, слабы и недостаточны: они будут указанием западноевропейским передовым рабочим, которые скажут себе: «русские начали не так то дело, которое нужно было начать», но важно то, что наш народ по отношению к немецкому народу не только слабый и не только отсталый народ, а народ, поднявший знамя революции.
(То же)
1315
Нет ни одной страны, где можно было бы собрать заседание рабочих и где имена и лозунги нашей социалистической власти вызывали бы взрывы негодования. (Голос из зала: «Ложь».) Нет, не ложь, а правда, и всякий, кто бывал в Германии, в Австрии, в Швейцарии и Америке в последние месяцы, вам скажет, что это не ложь, а правда.
(То же)
1316
Когда я встречаю два раза в стенограмме речи Каца повторенное слово, что большевики, это – приказчики германского империализма (Аплодисменты справа.), слово резкое, – я очень рад, что все те, кто политику Керенского проводил, аплодисментами это подчеркивают. (Аплодисменты.) И уж, конечно, товарищи, не мне возражать против резких слов. Никогда я против этого возражать не буду.
(Речь на IV всероссийском съезде советов, 15 марта)
1317
Напрасно левые эсеры думают, что <съезд советов> это волостной сход. Нет, это всё, что есть лучшего и честного среди трудящихся масс. Это вам не буржуазный парламент, куда раз в год или два выбирают людей, чтобы они сидели на местах и чтобы они получали жалованье. <…> Кац говорит: «Когда здесь товарищ Ленин вчера утверждал, что товарищи Церетели и Чернов и другие разлагали армию, неужели мы не найдем мужества сказать, что мы с Лениным тоже разлагали армию». Попал пальцем в небо. Он слышал, что мы были пораженцами, и вспомнил об этом тогда, когда мы пораженцами быть перестали. Не вовремя вспомнил. Заучили словечко, погремушка революционная есть, а подумать над тем, как дело обстоит, не умеют. <…> Это не было разложением армии. Разлагали армию те, кто объявил эту войну великой. Разлагали армию Церетели и Чернов, потому что народу говорили великолепные слова, которые разные левые эсеры привыкли кидать на ветер. Слова весят легко, а русский народ на волостных сходах привык продумывать и брать всерьёз. Если же ему говорили, что мы стремимся к миру и обсуждаем условия империалистической войны, то я спрашиваю: а как же с тайными договорами и с июньским наступлением? Вот чем разлагали армию.