Эту правду подтвердит опытный железнодорожный рабочий, эту правду скажет всякий, кто был на заволжской дороге и видел, как хлеб свален иногда прямо на снег. Эти мешки с хлебом могут погибнуть, хлеб и без того сырой; <…>
Мы должны отмести в сторону ложь, клевету и побасенки, что будто бы пассажирское движение прекращать вредно, мы должны сказать, что мы на это пошли потому, что это даст больше хлеба с помощью петроградских, московских и иваново-вознесенских рабочих, которые идут на юг за хлебом. Ни один город не дал так много сил для организации продовольственного дела, как Петроград, все лучшие силы уже двинуты на работу, и мы говорим, что так и должны поступать рабочие передовых городов, социалистическую революцию нельзя совершить без рабочего класса, её нельзя совершить, если в рабочем классе не накоплено столько сил, чтобы руководить десятками миллионов забитых капитализмом, измученных, неграмотных и распыленных деревенских людей, руководить могут только передовые рабочие, но лучшие силы уже исчерпались, надорвались и утомились, их надо заменять, двигая середняков, молодежь, возможно, что они будут делать ошибки, не беда, только бы были преданы рабочему делу, воспитаны в обстановке пролетарской борьбы. <…>
Мы стоим в условиях лучших, чем в прошлом году, потому что у нас есть запасы. В прошлом году чехословаки дошли до Казани и Симбирска, Украина была под пятой немцев, Краснов на немецкие деньги строил войска на Дону, Юг был от нас отрезан; теперь Украина освобождается от немецких империалистов, которые хотели вывезти из Украины 60 миллионов пудов, а вывезли всего только 9 мил., в придачу вывезли такую штуку, которую им не переварить, это большевизм; вот на чём полетели немецкие империалисты, на чем полетят французские и английские империалисты, если будут в состоянии двигаться вглубь России. Вот почему мы имеем теперь Советскую Украину. И Советское правительство на Украине в отношении к нам, когда встанет вопрос о хлебе, поставит цену не по-торгашески, не так как ставит спекулянт и тот мужик, который говорит: голодный даст и сотни рублей за пуд, я плюю на всякую монополию, мне бы только нажиться, а если народ голодает, тем лучше, больше дадут; так рассуждает деревенская буржуазия, кулаки, спекулянты, и им помогают все, кто кричит против хлебной монополии, кто стоит за свободу торговли. Но свободная торговля даст нажиться богатому мужику и умереть окончательно с голоду рабочему, который не получит ничего. <…> Запасы на Украине гигантские. Взять всё сразу нельзя. Мы послали на Украину наши лучшие советские силы, и мы в один голос получили такое сообщение: запасы хлеба громадные, но все сразу вывезти нельзя, нет никакого аппарата. <…> Мы, товарищи, в ЦК нашей партии, обсудив это положение, дали задание украинским товарищам сначала сделать все для постройки аппарата с тем, чтобы взяться за работу, когда будет орудие в руках, когда будет аппарат, и дать 1 июля 50 мил. пудов хлеба. Такую задачу мы поставили, взвесив все трудности. <…> Красная Армия выполняет свой долг в условиях необыкновенно трудных, в то время, когда во всем мире все истомлены войной, наша армия стала стройной, здесь борятся люди, которые выносят неизмеримо более тяжелую войну, чем при царе, но выносят потому, что видят, как около каждого военного начальника сидит комиссар из коммунистов и лучший рабочий Питера или Москвы или Иваново-Вознесенска, в каждой воинской части строятся коммунистические ячейки, каждый штаб превращается в агитационно-пропагандистский центр, вся сила армии покоится на одном и только на одном – на её теснейшей связи с лучшими рабочими Петрограда, Москвы и Иваново-Вознесенска.
<…> В такой стране, как Франция, производство пшеницы уменьшилось более чем вдвое. Антанта, которая обещает помогать направо и налево, не может накормить свои страны.
(То же)
1560
От нас потребуется частая перемена линии поведения, что для поверхностного наблюдателя может показаться странным и непонятным. «Как это, – скажет он, – вчера вы давали обещания мелкой буржуазии, а сегодня Дзержинский объявляет, что левые эсеры и меньшевики будут поставлены к стенке. Какое противоречие!..» Да, противоречие. Но противоречиво поведение самой мелкобуржуазной демократии, которая не знает, где ей сесть, пробует усесться между двух стульев, перескакивает с одного на другой и падает то направо, то налево. Мы переменили по отношению к ней свою тактику, и всякий раз, когда она поворачивается к нам, мы говорим ей: «Милости просим».
1561
Когда-то Маркс говорил, что заслугой парижских коммунаров являлось то, что они проводили в жизнь решения, не заимствованные ими из каких-нибудь предвзятых доктрин, а которые предписывались фактической необходимостью. Эти слова Маркса по отношению к коммунарам носили характер известной ядовитости, потому что в Коммуне преобладало два течения – бланкисты и прудонисты – и обоим течениям приходилось поступать вопреки тому, чему учила их доктрина. Но мы поступали согласно тому, чему учил нас марксизм. В то же время политическая деятельность Центрального Комитета в конкретных проявлениях всецело определялась абсолютными требованиями неотложной насущной потребности. Мы должны были сплошь и рядом идти ощупью. Этот факт сугубо подчеркнёт всякий историк, который способен будет развернуть в целом всю деятельность Центрального Комитета партии и деятельность Советской власти за этот год. Этот факт более всего бросается в глаза, когда мы пытаемся охватить одним взглядом пережитое. Но это нисколько не поколебало нас даже 23 октября 1917 года, когда решался вопрос о взятии власти. Мы не сомневались, что нам придется, по выражению тов. Бронштейна, экспериментировать, делать опыт.
1562
Существование Советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежен. Это значит, что господствующий класс, пролетариат, если только он хочет и будет господствовать, должен доказать это и своей военной организацией.
1563
Взяться за строительство Красной Армии значило: построить из угнетённого класса, который был превращён в серую скотину, – армию, полную энтузиазма, и заставить эту армию использовать самое насильническое, самое отвратительное из того, что осталось нам в наследство от капитализма.
1564
Возьмите вопрос, которым больше всего занимались: переход от рабочего контроля к рабочему управлению промышленностью. После декретов и постановлений Совета Народных Комиссаров и местных органов Советской власти – все они творили наш политический опыт в этой области, – Центральному Комитету, в сущности говоря, приходилось только подытоживать. Он едва ли мог в таком вопросе руководить в подлинном значении этого слова. Достаточно припомнить, насколько беспомощны, стихийны и случайны были первые наши декреты и постановления о рабочем контроле над промышленностью. Нам казалось, что это легко сделать. На практике это привело к тому, что была доказана необходимость строить, но мы совершенно не ответили на вопрос, КАК строить. <…> Из этих трудностей мы далеко ещё не вылезли и в настоящее время. Вначале мы смотрели на эти трудности совершенно абстрактно, как революционеры, которые проповедовали, но совершенно не знали, как взяться за дело. Конечно, масса людей обвиняла нас, и до сих пор все социалисты и социал-демократы обвиняют вас за то, что мы взялись за это дело, не зная, как довести его до конца. Но это – смешное обвинение людей мёртвых. Как будто можно делать величайшую революцию, зная заранее, как её делать до конца! Как будто это знание почерпается из книг! Нет, только из опыта масс могло родиться наше решение.
1565
Нам нужно строить сейчас практически, и приходится руками наших врагов создавать коммунистическое общество. Это кажется противоречием, быть может, даже неразрешимым противоречием, во на самом деле только этим путем может быть разрешена задача коммунистического строительства.
1566
Наша революция до организации комитетов бедноты, то есть до лета и даже осени 1918 года, была в значительной мере революцией БУРЖУАЗНОЙ. Мы этого сказать не боимся.
1567
Слой рабочих, которые управляли фактически Россией в этот год и проводили всю политику, которые составляли нашу силу, – этот слой в России неимоверно тонок. Мы в этом убедились, мы это чувствуем на себе. Если когда-нибудь будущий историк соберёт данные о том, какие группы в России управляли эти 17 месяцев, какие сотни, тысячи лиц несли на себе всю эту работу, несли на себе всю неимоверную тяжесть управления страной, – никто не поверит тому, что можно было много достигнуть при таком ничтожном количестве сил. Количество это ничтожно потому, что интеллигентные, образованные, способные политические руководители в России были в небольшом количестве. Этот слой в России был тонок и за истекшую борьбу надорвался, переработался, сделал больше, чем мог. Я думаю, что на настоящем съезде мы будем изыскивать практические средства, как нам в промышленности и – ещё важнее – в деревне использовать новые и новые силы в массовом масштабе, как привлечь к советской работе рабочих и крестьян, стоящих на уровне середняка или даже ниже этого уровня. Без их помощи в массовом масштабе дальнейшая деятельность, по нашему мнению, невозможна.
1568
В нашей деятельности, которая, несмотря на её громадные размеры, была открытой, всё же нелегальная работа оставалась, остаётся и будет оставаться. Мы не боялись упрека в своей нелегальности и в тайности, нет, мы гордились этим. И когда нам пришлось попасть в такое положение, что, свергнув буржуазию, мы стали перед европейской буржуазией, в наших действиях оставалась тайна и в нашей работе была нелегальность.