(Интервью корреспонденту «Обсервер» М. Фарбману, 27 октября)
2297
Сегодня передовица – о «Цедербауме и Гурвиче»: Ужас! Ужас! Надо было на 3-ю страницу их и петитом. Все бы прочли и улыбнулись. А Вы нечаянно их возвеличили – до смешного. Передовой надо было пустить одну из соседних статей.
Теперь о другом. В Англии, по-моему, теперь решающий бой, выборы. Надо, по-моему, максимально быстро всех англичан, едущих сюда, вернуть назад. Наладить так: 12 часов в России и лети назад. Архиглупо сидеть здесь хоть один лишний час, когда там выборы.
Условиться в эти 12 часов о тактике: 1) за Labour Party; 2) полная свобода агитации; 3) полная свобода языка (кандидат архимерзавец; поэтому я за него; масса научится); 4) листки для массы в таком духе, краткие, весёлые, архидешевые; 5) сколько будет стоить наша помощь; 6) все члены нашей партии мобилизуются: ходи по домам, весь день на улицах и т. д. и т. п.
Прошу всех приезжающих англичан посылать ко мне.
(Письмо Собельсону, 28 октября)
2298
Вопрос. Помимо этих вопросов «Манчестер Гардиан» было бы интересно иметь из Ваших уст опровержение ныне оживлённо циркулирующих по Москве слухов о том, что этой зимой снова будет введена карточная система вместе с полной реквизицией складов нэпманов.
Ответ. Охотно подтверждаю полную несостоятельность слухов, будто мы думаем возвращаться назад к карточной системе или к «полной реквизиции складов нэпманов». Чистые сказки. Ни о чём подобном мы и не помышляем. Ничего подобного нельзя себе и представить в современной России. Это – слухи, пускаемые злостно людьми, которые очень злы на нас, но не очень умны.
(Интервью корреспонденту «Манчестер гардиан» А. Рансому, 5 ноября)
2299
Я позволяю себе думать по старинке, что после Маркса говорить о какой-нибудь другой, немарксовой политической экономии можно только для одурачения мещан, хотя бы и «высокоцивилизованных» мещан.
(То же)
2300
У меня имеются сведения о идущей в настоящее время сильной нелегальной иммиграции (русских и американцев) через разные пограничные пункты, особенно через порты Чёрного моря. По сообщению отдела промышленной иммиграции ВСНХ, въезжает до 200−300 человек ежемесячно. (Въезжают при этом спекулянты, контрреволюционеры и т. п. публика.) Прошу Вас принять самые решительные меры к приостановлению такой иммиграции.
(Письмо в ГПУ, 6 ноября)
2301
Не придраться ли нам к Муссолини и ВСЕМ (Воровскому и всему составу делегации) УЕХАТЬ ИЗ ИТАЛИИ, начав ТРАВЛЮ её за фашистов? Сделаем международную демонстрацию. Повод к придирке удобный: вы наших били, вы дикари, черносотенцы ХУЖЕ РОССИИ 1905 года и т. д. и т. д. По-моему, следует. Поможем итальянскому НАРОДУ всерьёз.
(Письмо Чичерину, ноябрь)
2302
Несомненно, что мы сделали и ещё сделаем огромное количество глупостей. Никто не может судить об этом лучше и видеть это нагляднее, чем я. (Смех в зале.) Почему же мы делаем глупости? Это понятно: во-первых, мы – отсталая страна, во-вторых, образование в нашей стране минимальное, в-третьих, мы не получаем помощи извне. Ни одно цивилизованное государство нам не помогает. Напротив, они все работают против нас. В-четвёртых, по вине нашего государственного аппарата. Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: «Пожалуйста, вернитесь к нам назад». И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем. У нас имеются теперь огромные массы служащих, но у нас нет достаточно образованных сил, чтобы действительно распоряжаться ими. На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время как внизу они самовольно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий. Наверху мы имеем, я не знаю сколько, но я думаю, во всяком случае, только несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч своих. Но внизу – сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас. Здесь в короткий срок ничего не поделаешь, это – несомненно. Здесь мы должны работать в течение многих лет, чтобы усовершенствовать аппарат, изменить его и привлечь новые силы. Мы это делаем довольно быстрым, может быть слишком быстрым, темпом. Основаны советские школы, рабочие факультеты, несколько сотен тысяч молодых людей учатся, учатся, может быть, слишком быстро, но, во всяком случае, работа началась, и я думаю, что эта работа принесет свои плоды. Если мы будем работать не слишком торопливо, то через несколько лет у нас будет масса молодых людей, способных в корне изменить наш аппарат.
Я сказал, что мы совершили огромное количество глупостей, но я должен сказать также кое-что в этом отношении и о наших противниках. Если наши противники нам ставят на вид и говорят, что, дескать, Ленин сам признает, что большевики совершили огромное количество глупостей, я хочу ответить на это: да, но, знаете ли, наши глупости всё-таки совсем другого рода, чем ваши. Мы только начали учиться, но учимся с такой систематичностью, что мы уверены, что добьёмся хороших результатов. Но если наши противники, т. е. капиталисты и герои II Интернационала, подчеркивают совершённые нами глупости, то я позволю себе привести здесь для сравнения слова одного знаменитого русского писателя[154], которые я несколько изменю, тогда они получатся в таком виде: если большевики делают глупости, то большевик говорит: «Дважды два – пять»; а если его противники, т. е. капиталисты и герои II Интернационала, делают глупости, то у них выходит: «Дважды два – стеариновая свечка».
(«Пять лет российской революции и перспективы мировой революции» (доклад на IV конгрессе Коминтерна), 13 ноября)
2303
Важнейшей задачей для нас является сейчас: учиться и учиться. Но учиться должны также и иностранные товарищи, не в том смысле, как мы должны учиться – читать, писать и понимать прочитанное, в чем мы ещё нуждаемся. Спорят о том, относится ли это к пролетарской или буржуазной культуре? Я оставляю этот вопрос открытым. Во всяком случае, несомненно: нам необходимо прежде всего учиться читать, писать и понимать прочитанное. Иностранцам этого не нужно. Им нужно уже нечто более высокое.
(То же)
2304
Далее <Вы пишите>: «Научная лаборатория – сплоченный коллектив, действующий согласованно, солидарно и СОЗНАТЕЛЬНО ВО ВСЕХ его элементах». Неверно. Это не может быть раньше УНИЧТОЖЕНИЯ КЛАССОВ. Это выходит не по-научному, а по-сентиментальному: ДО уничтожения классов всем «ДЕЛИСЬ». Неверно. Выродится в образцы 1918 года: фельдшера требуют от врачей: всем (НАУЧНЫМ) «делись». Это и неверно, и практически вредно. Пример: Политбюро и его СЕКРЕТАРШИ. Всем (НАУЧНЫМ) «делись»? Вы сами не станете настаивать. Увлеклись. Лучшие приветы!
(Письмо Скворцову, 15 ноября)
2305
Мне не удалось устроить это, потому что после болезни, начиная с декабря месяца, я весьма порядочно, выражаясь языком профессионалиста, потерял работоспособность довольно длительно, и в силу уменьшения работоспособности мне пришлось откладывать неделю за неделей настоящее собрание, и пришлось очень значительную долю работы, которую я в начале, как вы помните, взвалил на т. Цюрупу, а потом на т. Рыкова, еще дополнительно взвалить на т. Розенфельда, и надо сказать, что на нём оказалось внезапно, выражаясь сравнением, которое я уже употребил, два воза, и, хотя продолжая сравнение, надо сказать, что лошадка оказалась исключительно способной и ретивой (Аплодисменты), но всё-таки тащить два воза не очень полагается, и я теперь с нетерпением жду времени, когда вернутся товарищи Цюрупа и Рыков, и мы разделим работу хоть немножко по справедливости. Сейчас на т. Розенфельде лежит работа совершенно не по справедливости. Я же в силу уменьшения работоспособности должен присматриваться к делам гораздо и более значительный срок, чем этого бы хотел.
В декабре 1921 г., когда мне пришлось совершенно прервать работу, у нас был конец года, когда мы осуществляли переход на новую экономическую политику, и оказалось тогда же, что этот переход, хотя мы с начала 21 г. за него взялись, что этот переход довольно труден, я бы сказал, пожалуй, очень трудный.
Прошло больше полутора лет, как мы этот переход осуществляем, когда, казалось бы, пора уже большинству пересесть на новые места и разместиться сообразно новым условиям, в особенности условиям новой экономической политики.
В отношении внешней политики у нас изменений оказалось всего меньше. Здесь мы продолжали тот курс, который был взят раньше, и я считаю, что могу сказать вам по чистой совести, что продолжали его совершенно последовательно с успехом громадным. Вам, впрочем, об этом подробно докладывать тем не менее нужно, что взятие Владивостока, последовавшая за этим демонстрация и государственно-федеративное заявление, которое вы на днях прочли в газетах, они вам доказали и показали яснее ясного, что в этом отношении нам ничего менять не приходится. Мы стоим на дороге, совершенно ясно и определенно очерченной, и заручившей себе успех перед государствами всего мира, насмотря на всю враждебность этих государств, и что некоторые до сих пор готовы заявлять, что садиться с нами за один стол не желают. Тем не менее, движение, которое давно началось, к тому, что экономические отношения, а за ними отношения дипломатические, налаживаются, должны наладиться, наладиться непременно, что всякое государство, которое этому противодействует, рискует оказаться опоздавшим и, может быть, кое в чем довольно существенном, рискует оказаться в положении невыгодном; это все мы теперь видим и не только из прессы и из газет, но, я думаю, что большая часть из вас убеждается поездками за границу в том, как велики происшедшие изменения. В этом отношении у нас не было, так сказать, если употребить старое сравнение, никаких пересадок, ни на другие поезда, ни на другие упряжки.