Один из таких нарциссов, г. Португалов, пишет: «Психология народных масс для переживаемого периода величина абсолютно неизвестная, и никто не поручится, что эти массы будут иначе реагировать на роспуск второй Думы, чем они реагировали на роспуск первой Думы».
Чем это отличается от психологии «честной женщины» из буржуазного общества, которая говорит: никто не поручится, что я не выйду замуж по любви за того, кто за меня дороже заплатит?
А ваши собственные чувства, мадам, никакой никому порукой не могут служить? А вы, господа Португаловы, не чувствуете себя частичкой «народных масс», не чувствуете себя участником (не зрителем только), не сознаёте себя одним из творцов общего настроения, одним из двигателей вперед?
(23 апреля)
376
С точки зрения психики совершенно ясно, что разрыв всякой организационной связи между товарищами УЖЕ означает КРАЙНЮЮ СТЕПЕНЬ взаимного озлобления и вражды, перешедшей в ненависть.
(Доклад по поводу петербургского раскола и связанного с ним учреждения партийного суда на V съезде РСДРП, апрель)
377
Говорят: боритесь, но только не отравленным оружием. Это очень красивое и эффектное выражение, спора нет. Но оно представляет из себя либо красивую пустую фразу, либо выражает в расплывчатой и неясно-смутной форме ту самую мысль о борьбе, сеющей ненависть, отвращение, презрение в массе к противникам, – о борьбе, недопустимой в единой партии, и неизбежной, необходимой при расколе в силу самого существа раскола. <…> Как ни вертите вы этой фразы или этой метафоры, вы не выжмете из неё ни грана реального содержания, кроме той же самой разницы между лояльным и корректным способом борьбы посредством убеждения внутри организации и способом борьбы посредством раскола, т. е. разрушением враждебной организации, путем возбуждения в массе ненависти, отвращения, презрения к ней. Отравленное оружие, это – нечестные расколы, а не истребительная война, вытекающая из совершившегося раскола.
Существуют ли пределы допустимой борьбы на почве раскола? Партийно допустимых пределов такой борьбы нет и быть не может, ибо раскол есть прекращение существования партии. <…> Если вы раскололись со мной, вы не можете требовать от меня большего, чем от кадета, или эсера, или человека с улицы и т. д. <…> Всякому, кто поднял бы такую жалобу, посмеялись бы только в лицо: не устраивайте раскола, не пускайте в ход «отравленного оружия» раскола или не жалуйтесь потом на то, что поднявшие отравленный меч от отравленного меча и погибают!
(То же)
378
Говорят: «нельзя решать серьёзные тактические вопросы большинством в десяток голосов». Ну, разве же это не софизм? Разве это не бессильная увёртка от принципиальности в сторону беспринципности?
(Речь во время прений по вопросу о порядке дня на V съезде РСДРП, 15 мая)
379
Буржуазная демократия неспособна бороться даже за демократию.
(Речь по докладу о деятельности думской фракции на V съезде РСДРП, 21 мая)
380
Бебель сказал: если нужно для дела, хоть с чёртовой бабушкой войдём в сношения. Бебель прав, товарищи: ЕСЛИ НУЖНО ДЛЯ ДЕЛА, тогда можно и с чёртовой бабушкой.
(То же)
381
Удивляюсь, что меньшевики боятся назвать съезд V. Неужели наша история для кого-нибудь тайна?[49]
(Реплика на V съезде РСДРП, 1 июня)
382
Успокойтесь, товарищи, вам всё равно меня не перекричать.
(Замечания во время прений по вопросу о перебаллотировке на V съезде РСДРП, 1 июня)
383
Буржуазная печать усиленно пользуется вынужденным молчанием с.-д. и «полулегальностью» Лондонского съезда, чтобы клепать на большевиков, как на мёртвых. Конечно, без ежедневной газеты нам нечего и думать угоняться за беспартийным «Товарищем», где бывший социал-демократ Крыленко, затем г. Носарь и tutti quanti отплясывают настоящий канкан, – благо, протоколов нет, и врать можно безнаказанно. В статьях этих Крыленок, Носарей и Ко нет ничего, кроме обычной злобности беспартийных буржуазных интеллигентов, так что на эти статьи достаточно указать, чтобы они встречены были заслуженным ими презрением. Другое дело – беседа с г. Струве, переданная «Биржёвкой» и до сих пор, кажется, не опровергнутая. Кроме презрения, она заслуживает научного внимания к этому… экземпляру. <…> г. Струве пишет о «авантюристской политике левых», с их «ЭКСПЛУАТАЦИЕЙ ТЁМНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИНКТОВ (!!) НЕРАЗВИТОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ МАССЫ». «Социальные инстинкты» – безграмотно, но тем рельефнее в своей безграмотности. Писания г. Струве будут, видимо, тем безграмотнее и тем яснее, чем ближе этот господин будет приближаться к недалеко уже стоящему от него Союзу русского народа.
(«Отношение к буржуазным партиям», июль)
384
На первый взгляд, позиция меньшевиков в этом вопросе действительно может показаться столь же непререкаемой, как позиция человека, самодовольно поучающего своих ближних, что лошади кушают овес. В эпоху нарождающегося конституционализма провозглашать борьбу с конституционными иллюзиями! Разве это не анархизм? Разве это не сапоги всмятку?
Опошление вопроса, производимое при помощи благовидной ссылки на простой здравый смысл в таких рассуждениях, основывается на том, что обходят молчанием особый период русской революции, ЗАБЫВАЮТ О БОЙКОТЕ БУЛЫГИНСКОЙ ДУМЫ, подменяют конкретные ступени пройденного нашей революцией пути общим обозначением всей, прошлой и будущей, нашей революции в целом, как революции, порождающей конституционализм. Это – образчик нарушения метода диалектического материализма людьми, которые, подобно Плеханову, с наибольшим пафосом об этом методе говорили.
(«Против бойкота», 9 июля)
385
Дубасовыми и Столыпинами сочиняемая, Дубасовыми и Столыпинами признаваемая, Дубасовыми и Столыпинами охраняемая, прости господи, «конституция».
(То же)
386
Идейные вожди либерализма, вроде Зомбарта, недаром ненавидят от всей души революционность в деятельности и в литературных произведениях Маркса, относя её на счёт «озлобленности эмигранта». Ведь это так под стать клопам полицейско-буржуазной университетской науки – сводить к личной озлобленности, к личным тягостям…
(То же)
387
Нам надо позаботиться, – и кроме нас некому будет позаботиться, – о том, чтобы народ знал эти полные жизни, богатые содержанием и великие по своему значению и своим последствиям дни <октябрьской стачки и декабрьского восстания> гораздо подробнее, детальнее и основательнее, чем те месяцы «конституционного» удушья и балалайкинско-молчалинского преуспеяния, о которых при благосклонном попустительстве Столыпина и его цензурно-жандармской свиты благовестят так усердно органы нашей партийно-либеральной и беспартийно-«демократической» (тьфу! тьфу!) печати.
(То же)
388
Никогда не были мы «очарованы» прелестями «думской» конституции, не может нас и разочаровать особенно переход от реакции, подкрашенной и родичевской фразой политой, – к реакции голой, открытой, грубой. Может быть, даже последняя – гораздо лучшее средство для отрезвления всяких хамствующих либеральных дурачков или сбитых ими с толку групп населения…
(То же)
389
Господа «порядочные люди» российской просвещённой демократии! Вы отупляете русский народ и заражаете его миазмами низкопоклонства и холопства во сто раз более, чем пресловутые черносотенцы, Пуришкевич, Крушеван, Дубровин, с которыми вы ведете такую усердную, такую либеральную, такую дешёвенькую, такую выгодную и безопасную для вас войну. Вы пожимаете плечами и обращаетесь ко всем «порядочным людям» вашего общества с пренебрежительной усмешкой по адресу столь «нелепых парадоксов»? Да, да, мы знаем прекрасно, что ничто в мире не способно поколебать вашего пошленького либерального самодовольства.
Именно потому и радуемся мы, что нам удалось всей своей деятельностью отгородить себя прочной стеной от круга порядочных людей российского образованного общества.
<…> Черносотенцы озлобляют насилиями и зверствами, в которых участвуют полиция и войска. Черносотенцы возбуждают к себе ненависть и презрение своими мошенничествами, подвохами, подкупами. Черносотенцы организуют на правительственные деньги кучки и шайки пропойц, способных действовать только с разрешения полиции и по наущению её. Во всём этом нет и следа сколько-нибудь опасного идейного влияния на сколько-нибудь широкие слои населения.
И, наоборот, столь же несомненно, что такое влияние оказывает ваша легальная, либеральная и «демократическая» пресса. Выборы в I и II Государственную думу, собрания, союзы, учебное дело – всё доказывает это.
А рассуждение «Товарища» по поводу смерти Гейдена показывает воочию, каково это идейное влияние.
«…Тяжелая утрата… прекрасный образ… счастливый удел… был прежде всего ЧЕЛОВЕК».
Помещик граф Гейден благородно либеральничал до октябрьской революции. Сейчас же после первой победы народа, после 17 октября 1905 года, он без малейших колебаний перешёл в лагерь контрреволюции, в партию октябристов, в партию озлобленного против крестьян и против демократии помещика и крупного капиталиста. В I Думе сей благородный мужчина защищал правительство, а после разгона первой Думы договаривался, – но не договорился, – об участии в министерстве. Таковы основные крупнейшие этапы в жизненной карьере этого типичного контрреволюционного помещика.
И вот являются прилично одетые, просвещённые и образованные господа, <…> и проповедуют народу, вознеся очи горе: «Редкий и счастливый удел!.. Покойный граф был прежде всего ЧЕЛОВЕК».
<…> Вы, господа просвещённые демократы, вы – просто слезоточивые дурачки, прикрывающие либеральным юродством свою неспособность быть чем-либо иным, как культурными лакеями того же помещичьего класса.