<…> Ограбленные помещиками, задавленные произволом чиновников, опутанные сетями полицейских запретов, придирок и насилий, связанные новейшей охраной стражников, попов, земских начальников, крестьяне так же беззащитны против стихийных бедствий и против капитала, как дикари Африки. Только в диких странах и можно встретить теперь такое повальное вымирание от голода, как в России Х Х века.
Но голод в современной России, после стольких хвастливых речей царского правительства о благе нового землеустройства, о прогрессе хуторского хозяйства и т. д., не пройдет без того, чтобы многому научить крестьян. Голод погубит миллионы жизней, но он погубит также остатки дикой, варварской, рабьей веры и царя, мешающей понять необходимость и неизбежность революционной борьбы против царской монархии, против помещиков.
(«Голод», 30 марта)
650
Ведь это подло – позволять ругать, когда нельзя хвалить.
(Письмо в редакцию «Правды», 22 апреля)
651
В современной России есть две буржуазии. Одна, это – очень узкий слой зрелых и перезрелых капиталистов <…> Другая буржуазия, это очень широкий слой совсем незрелых, но энергично стремящихся созреть мелких и частью средних хозяев, преимущественно крестьян.
(«Либерализм и демократия», 2 мая)
652
Гуревичи делают глазки «прогрессизму».
(«Избирательная кампания в IV Думу», 8 мая)
653
В крепостной России 40-х годов ХIX века Герцен сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что она представляет из себя «алгебру революции». Он пошёл дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Первое из «Писем об изучении природы» – «Эмпирия и идеализм», – написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой выше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов. Герцен вплотную подошёл к диалектическому материализму и остановился перед – историческим материализмом.
Эта «остановка» и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 года <…> революционность социалистического пролетариата ЕЩЁ НЕ созрела. Этого не поняли и не могли понять рыцари либерального российского языкоблудия <…> Герцен принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к «верхам». Отсюда его бесчисленные слащавые письма в «Колоколе» к Александру II Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения. <…> Однако справедливость требует сказать, что, при всех колебаниях Герцена между демократизмом и либерализмом, демократ все же брал в нём верх. Когда один из отвратительнейших типов либерального хамства, Кавелин, восторгавшийся ранее «Колоколом» именно за его ЛИБЕРАЛЬНЫЕ тенденции, восстал против конституции, напал на революционную агитацию, восстал против «насилия» и призывов к нему, стал проповедовать терпение, Герцен порвал с этим либеральным мудрецом. Герцен обрушился на его «тощий, нелепый, вредный памфлет», писанный «для негласного руководства либеральничающему правительству», на кавелинские «политико-сентиментальные сентенции», изображающие «русский народ скотом, а правительство умницей». «Колокол» поместил статью «Надгробное слово», в которой бичевал «профессоров, вьющих гнилую паутинку своих высокомерно-крошечных идеек, экс-профессоров, когда-то простодушных, а потом озлобленных, видя, что здоровая молодежь не может сочувствовать их золотушной мысли».
(«Памяти Герцена», 8 мая)
654
Бесстыдная веховская проповедь кадетских идеологов, гг. Струве, Ланде и Ко, зацелованных Розановым и Антонием Волынским.
(«Политические партии в России», 23 мая)
655
Следует отметить следующее рассуждение г. Когана: «Мы в России, – пишет он, – привыкли прилагать очень большой масштаб для определения того, что называется крупным или некрупным предприятием, ввиду необычайной, как известно, концентрации у нас капитала, превосходящей концентрацию его даже в Германии…»
Сравнение с Германией неправильно. У нас, например, на Урале нет или очень мало мелких предприятий в горной и металлургической промышленности по причинам совсем особого рода – вследствие отсутствия полной свободы промышленности, вследствие пережитков средневековья. А наше казенное (или, что все равно, наше народническое) различение фабрично-заводской и «кустарной» промышленности, разве оно не делает нашу промышленную статистику несравнимою с германской? Разве оно не обманывает сплошь да рядом наблюдателя насчет «необычайной концентрации» в России, заслоняя «необычайную» РАЗДРОБЛЕННОСТЬ тьмы мелких крестьянских предприятий?
(«Анкета об организациях крупного капитала», июнь)
656
Из Парижа я нынешним летом забрался очень далеко – в Краков. Почти Россия! И евреи похожи на русских, и граница русская в 8 верстах.
(Письмо матери, 1 июля)
657
Ещё бы лучше так ответить Бронштейну в «почтовом ящике» <нашей газеты>: «Бронштейну (Вена). Напрасно трудитесь посылать склочные и кляузные письма. Ответа не будет.»
(Письмо в редакцию «Правды», 19 июля)
658
Швейцарию местные социалисты зовут «республикой лакеев». Мелкобуржуазная страна, в которой одной из важнейших отраслей давно уже был трактирный промысел, слишком зависела от богатых тунеядцев, выкидывающих миллионы на летние прогулки по горам. Мелкий хозяйчик, раболепствующий перед туристом-богачом, вот каков был до последнего времени наиболее распространённый тип швейцарского буржуа.
(«В Швейцарии», 25 июля)
659
Россия в очень многих и очень существенных отношениях, несомненно, представляет собой одно из азиатских государств и притом одно из наиболее диких, средневековых, позорно-отсталых азиатских государств.
(«Демократия и народничество в Китае», 28 июля)
660
Боевой, искренний демократизм пропитывает каждую строчку платформы Сунь Ят-сена. <…> Перед нами действительно великая идеология действительно великого народа, который умеет не только оплакивать своё вековое рабство, не только мечтать о свободе и равенстве, но и БОРОТЬСЯ с вековыми угнетателями Китая.
Напрашивается само собой сравнение временного президента республики в диком, мёртвом, азиатском Китае и разных президентов республик в Европе, в Америке, в странах передовой культуры. ТАМОШНИЕ президенты республик – сплошь дельцы, агенты или куклы в руках буржуазии, насквозь прогнившей, с ног до головы, запачканной грязью и кровью, не кровью падишахов и богдыханов, а кровью рабочих, расстреливаемых за стачки во имя прогресса и цивилизации. Тамошние президенты – представители буржуазии, которая отреклась давно-давно от всех идеалов молодости, которая проституировала себя до конца, продала себя целиком миллионерам, миллиардерам, обуржуазившимся феодалам и т. д.
Здешний, азиатский временный президент республики – революционный демократ, полный благородства и героизма <…>
Что же? Не значит ли это, что сгнил материалистический Запад и что свет светит только с мистического, религиозного Востока? Нет, как раз наоборот. Это значит, что Восток окончательно встал на дорожку Запада, что новые СОТНИ И СОТНИ МИЛЛИОНОВ людей примут отныне участие в борьбе за идеалы, до которых доработался Запад. Сгнила западная буржуазия, перед которой стоит уже её могильщик – пролетариат. А в Азии есть ещё буржуазия, способная представлять искреннюю, боевую, последовательную демократию, достойный товарищ великих проповедников и великих деятелей конца ХVIII века во Франции.
Главный представитель или главная социальная опора этой, способной ещё на исторически прогрессивное дело азиатской буржуазии – крестьянин. <…>
Но эта идеология боевого демократизма сочетается у китайского народника, во-первых, с социалистическими мечтами, с надеждой миновать путь капитализма для Китая, предупредить капитализм, а во-вторых, с планом и проповедью радикальной аграрной реформы. Именно эти два последние идейно-политические течения и представляют тот элемент, который образует НАРОДНИЧЕСТВО в специфическом значении этого понятия, т. е. в отличие от демократизма, в добавление к демократизму. <…>
В Европе и Америке, от которой передовые китайцы, ВСЕ китайцы, поскольку они переживали этот подъём, – заимствовали свои освободительные идеи, на очереди стоит уже освобождение ОТ буржуазии, т. е. социализм. Отсюда неизбежно возникает сочувствие китайских демократов социализму, их СУБЪЕКТИВНЫЙ социализм. Они субъективно социалисты, потому что они против угнетения и эксплуатации масс. Но ОБЪЕКТИВНЫЕ условия Китая, отсталой, земледельческой, полуфеодальной страны, ставят на очередь дня в жизни чуть не полумиллиардного народа лишь один определённый, исторически-своеобразный вид этого угнетения и этой эксплуатации, именно феодализм.
(То же)
661
Почему зарезали мою статью об итальянском съезде? Вообще не грех бы извещать о непринятых статьях. Просьба эта вовсе не чрезмерная. Писать «для корзины», то есть статьи выкидываемые, очень невесело. Непомещаемые статьи надо возвращать. ВСЯКИЙ сотрудник даже в буржуазной газете потребует этого.
(Письмо в редакцию «Правды», 19 июля)
662
О «склоке» у социал-демократов любят кричать буржуа, либералы, эсеры, которые к «больным вопросам» относятся НЕСЕРЬЁЗНО, плетутся за другими, дипломатничают, пробавляются эклектизмом. Разница социал-демократов от всех них та, что у социал-демократов склокой облечена борьба групп с ГЛУБОКИМИ и ясными идейными корнями, а У НИХ склока внешне приглажена, внутренне пуста, мелочна, мизерна. Никогда ни за что не променял бы я резкой борьбы течений у социал-демократов на прилизанную пустоту и убожество эсеров и Ко.