(То же)
836
Я уверен, что ты из числа тех людей, кои развёртываются, крепнут, становятся сильнее и смелее, когда они одни на ответственном посту, – и посему упорно НЕ ВЕРЮ пессимистам, то есть говорящим, что ты… едва ли… Вздор и вздор! Не верю! Превосходно ты сладишь! Прекрасным языком твёрдо их всех расшибёшь, а Вандервельду не позволишь обрывать и кричать. (В случае чего протест формальный ко ВСЕМУ Исполнительному комитету и угроза уйти + письменный протест всей делегации).
Доклад тебе должны дать. Ты скажешь, что просишь его и ИМЕЕШЬ точные практические ПРЕДЛОЖЕНИЯ. Что может быть практичнее и деловитее? Мы свои – вы свои, там видно будет. Или примем общее или доложим, де, своим съездам, МЫ СЪЕЗДУ СВОЕЙ ПАРТИИ. (А на деле, ясно, мы РОВНО НИЧЕГО не примем.)
Гвоздь, по-моему, – доказать, что только мы партия (там блок-фикция или группки), только мы рабочая (там буржуазия, дающая деньги и одобряющая), только мы БОЛЬШИНСТВО, 4/5.
Это раз. А второе: объяснить ПОПУЛЯРНЕЕ (я бы это абсолютно не сумел без языка, а ты сумеешь), что ОК = фикция. Реальность, прикрываемая ею, ТОЛЬКО группа ликвидаторов-литераторов в Петербурге. <…>
Мы исключили в январе 1912 года группу ликвидаторов из партии. Результат? Создали ли они ЛУЧШУЮ партию?? НИКАКОЙ. У них полный распад августовского блока, – помощь буржуазии им – бегство рабочих от них. Либо принимайте наши условия, либо никакого сближения, не говоря уже об объединении. <…>
На профессиональные союзы и страховые кассы НАЛЕЧЬ посильнее: это архивлияет на европейцев. Мы не позволим ликвидаторам дезорганизовать наше прочное большинство в профсоюзах и страховых кассах!!
О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз, приветствовать тебя и пожелать успехов: я вполне уверен, что ты одержишь победу. <…>
Если тебе удастся получить первый доклад на 1−2 часа, – это почти всё. Потом остаётся «отбрыкиваться», выуживать «ихние» контрпредложения (по всем 14-ти вопросам) и заявлять: несогласны, внесём на конгресс своей партии. (Ни одного ихнего предложения не примем.)
(Письмо Арманд, 16 июля)
837
Комиссия установила, что причины ухода Лжемалиновского из Думы были именно те, которые указаны в известных заявлениях РСДР фракции и руководящего учреждения. Эти причины: крайняя нервозность, душевная усталость, болезненное затмение. Кроме того, комиссия установила, что на безрассудный шаг Лжемалиновского оказало также влияние одно чисто личное обстоятельство, никакого отношения ни к политике вообще, ни к рабочему движению, в частности, не имеющее. Подробно оглашать это обстоятельство комиссия не считает ни возможным, ни нужным. Оно касается не одного Лжемалиновского. А главное, повторяем, оно не имеет ни малейшего касательства к политической жизни и рабочему движению. <…>
В конце зимы или начале весны 1911 г. четверо московских рабочих: Плетнёв, Бронников, Быков и Козлов, сидя в тюрьме, сообщили своему товарищу по заключению Николаю Ивановичу Бухарину для передачи в местное (т.е. московское) руководящее учреждение организованных марксистов, о своих подозрениях против Лжемалиновского. Подозрения эти по существу были разобраны <следственной комиссией>, которая не могла не признать их не выдерживающими самой слабой критики, абсолютно несерьёзными.
Только крайняя неопытность и молодость названных четырёх рабочих могла вызвать то, что они, хотя бы на минуту, придавали значение подобным подозрениям. Впрочем, Н. И. Бухарин положительно заявил в своих показаниях следственной комиссии, что сами эти четверо рабочих колебались, высказывая свои подозрения лишь в предположительной, отнюдь не категорической форме. Надо ещё принять во внимание, что в Москве в то время царила прямо-таки эпидемия слухов и подозрений о провокации. Эпидемия эта характеризуется, например, таким фактом, что москвичи-марксисты Мандельштам[84] и Калинин[85], встречаясь, сообщали друг другу о взаимных подозрениях в провокации! Другой марксист, Бубнов, ставил тогда УСЛОВИЕМ работы прекращение разговоров о провокации – настолько эти разговоры были несерьёзны.
Во всяком случае Н. И. Бухарин выполнил поручение, данное ему товарищами в тюрьме, и передал, по выходе из неё, о подозрениях бывшему председателю следственной комиссии по провокаторским делам при московском руководящем учреждении Шулятикову. Таким образом члены организации выполнили свой партийный долг, доведя о подозрениях до сведения ответственного должностного лица при данном коллективе. Если бы эти 4 рабочих исполнили свой партийный долг и в другом отношении, т. е. не «вели частных» разговоров (попросту: не сплетничали бы), то «тёмные слухи» против Лжемалиновского не могли бы возникнуть и распространиться. <…>
В Вологодской ссылке, куда отправились вышеназванные 4 рабочих, начинается уже распространение слухов, сплетни и клеветы против Лжемалиновского, причём выдающуюся роль в этом распространении играют интеллигенты-ликвидаторы Александр Иванович Виноградов и Василий Шер, оба москвичи, причём последний, наверное, знал 4-ых рабочих и пользовался в их глазах «идейным» авторитетом…
<Однако> Шер «колебался» сам и «колебался» до того, что после выборов Лжемалиновского в Государственную Думу писал ему восторженно-приветственное письмо, СРАВНИВАЛ ЕГО С БЕБЕЛЕМ, ждал от него исторических дел (всё при условии отказа от решительной борьбы против ликвидаторов; письмо В. Шера к Лжемалиновскому имеется в оригинале в материалах Следственной комиссии. С другой стороны, после образования РСД рабочей фракции, когда озлобление ликвидаторов против Лжемалиновского достигло апогея, тот же Шер высказывал Н. И. Бухарину, как «подозрение» против Лжемалиновского, такое убеждение, что разгром (вероятно, громилами) московской квартиры Лжемалиновского в конце ноября 1913 года был «товарищеским обыском» (т.е. обыском квартиры Лжемалиновского товарищами, подозревавшими Лжемалиновского в провокации и искавшими тому доказательств).
(Заключение следственной комиссии по делу Р. В. Лжемалиновского, июль)
838
За ГОСУДАРСТВЕННЫЙ язык стоять позорно. Это полицейщина. Но ПРОПОВЕДЫВАТЬ мелким нациям русский язык – тут нет ни тени полицейщины. Неужели Вы не понимаете разницы между полицейской палкой и проповедью свободного человека? Поразительно!
«Я преувеличиваю опасность великорусского национализма»!!! Вот курьёз-то! Не страдают ли 160 миллионов России от АРМЯНСКОГО или ПОЛЬСКОГО национализма? Не стыдно ли РОССИЙСКОМУ марксисту стоять на точке зрения армянского курятника? Великорусский национализм угнетает и направляет ПОЛИТИКУ правящих классов России или армянский, польский?? из «армянской» слепоты Вы становитесь Handlander’ом[86] Пуришкевичей и ИХ национализма!
(Письмо Шаумяну, июль)
839
Ты с делом достаточно хорошо знакома, говоришь хорошо, и я уверен, что теперь сможешь быть достаточно «нахальна». Пожалуйста, не истолкуй «в плохую сторону», если я даю тебе кое-какие частные советы для облегчения твоей тяжелой задачи. Плеханов любит «смущать» товарок, говоря им «вдруг» галантности (по-французски и т. п.). Надо быть готовым к этому для быстрого ответа – я восхищена, товарищ Плеханов, вы поистине старый волокита (или галантный кавалер) – или что-либо в этом роде, чтобы вежливо ОТБРИТЬ его. Ты должна знать, что все будут очень злиться (я очень рад!), увидев, что я отсутствую, и, вероятно, захотят отомстить тебе. Но я уверен, что ты покажешь свои «ноготки» наилучшим образом. Заранее восторгаюсь при мысли, как они нарвутся публично, встретив холодный, спокойный и немного презрительный отпор*. Плеханов любит «задавать вопросы», издеваясь над вопрошаемым. Мой совет: обрезать сразу – Вы-де вправе, как и всякий член конференции, задавать вопросы, но я отвечаю вовсе не Вам лично, а всей конференции, поэтому покорнейше прошу не перебивать меня, – чтобы превратить сразу «задавание вопросов» в НАПАДЕНИЕ на него. Ты должна всё время занимать наступательную позицию. Или так: я, мол, вместо ответа и для ответа (я ТАК предпочитаю), ВОЗЬМУ СЛОВО в очередь и Вы будете вполне удовлетворены. По моему опыту, это лучший прием с нахалами. Они трусы и сразу осядут, осекутся. Они не любят, когда мы цитируем резолюции. А это лучший ответ: я-де пришла сюда главным образом, чтобы передавать ОФОРМЛЕННЫЕ партийные решения нашей рабочей партии. Кто интересуется этими решениями, вот я расскажу одно из них. Особенно nota bene и просмотри заранее:
1) революцию январской 1912 конференции о конституировании конференции. Это по вопросу о ЗАКОННОСТИ январской конференции 1912 (Роза Люксембург, вероятно, поставит вопрос о законности, да и другие тоже). (Кстати: меня радует, что <…>* немцы будут плохо понимать или вовсе не понимать тебя – сядь ближе к Исполнительному комитету и говори ДЛЯ НИХ. Сама же ты имеешь ПОЛНОЕ право просить Гюисманса после каждой немецкой речи: перевод, пожалуйста!)
2) Резолюции 1912 и 1913 гг. о ГИБКИХ формах (для Каутского: сей дурак не умеет понять разницы между признанием ПОДПОЛЬЯ и поиском НОВЫХ форм ПРИКРЫТИЯ этого подполья и организации его).
(Письмо Арманд, июль)
840
Переход польской с.-д. оппозиции на Брюссельском совещании к ликвидаторам многим показался неожиданным и всех партийцев поразил крайне тяжело. Думали, что польская с.-д. оппозиция не менее близка к правдистам, чем латыши. И вдруг – латыши на посту против ликвидаторов, а польские с.-д. изменили!!
В чем дело? Дело в том, что у польских с.-д. два течения: одни хотят сместить Иогихиса и Розу Люксембург, чтобы самим продолжать политику Иогихиса. Это – политика беспринципной дипломатии и «игры» между беками и меками, между партией и её ликвидаторами. Сегодня голосовать за одних, завтра за других. Под видом «беспристрастия» изменять по очереди всем, выторговывая себе «выгоды и привилегии». Пункты федеративного характера в Стокгольмском (1906) договоре польских с.-д. с российскими с.-д. – удобное орудие для этой гаденькой политики, которую Иогихис с Розой Люксембург вели, как виртуозы.