— Шеф, доделывать будем? — Из зарослей крапивы вылез домовой с парой старых сапог в руках. — Или мне сначала куртуазии пошить?
— Картузы, — поправил Николай. — Куртуазии — это гламур такой. А мне нужно во что-то порох насыпать.
— Вот оно что, — протянул волхв. — А я все гадал, зачем это Тимоха по помойкам лазает, сапоги собирает. Вот только мой дедушка без всяких картузов обходился.
— Чего он мог понимать в артиллерии? — возразил Шмелёв.
— А ты понимаешь?
— Нет, но у меня же послезнание. Что я, книжек не читал? Вот сейчас лафет доделаю, и к вечеру можно будет пушку испытывать.
Серега почесал затылок и промолчал. Сломанную телегу жалко, но лошади в хозяйстве все равно не было, и чем-то нужно пожертвовать во имя прогресса. Тем более, если в книгах написано…
К вечеру не успели, слишком много времени ушло на объяснения с соседями и уверения, что никто не видел пропавших сапог. И что волхвы не занимаются такой мелочью, как поиски пропавшей обуви. И за деньги не занимаются. Объяснились кое-как. А потом помогали Тимохе отрезать у добычи голенища и сшивать из них кожаные мешочки. А вот к утру ворота распахнулись, и из них вручную выкатили орудие, даже на вид выглядевшее очень грозным. Народу на улице по раннему времени не было совсем, а потому пушку доставили к кузнице без задержек.
— Ну чего, заряжаем?
— Давай сам, — Серега с сомнением посмотрел на медного монстра на колесах. — Нас с тобой не поубивает на фиг?
— А меня? — пискнул домовой.
— Тебя не жалко. Ну, так что, не убьет?
— Да вроде бы не должно. Но на всякий случай запал из-за угла поджигать будем, — Коля сунул в жерло картуз и плотно утрамбовал его обломком оглобли. Потом подумал и добавил еще один.
Волхв наблюдал за манипуляциями, не вмешиваясь в процесс, только глубокомысленно заметил:
— Не маловато заряда будет?
— Не знаю… Еще добавить? Это можно, Тимоха, давай.
Домовой протянул мешочек, и Коля забил в пушку и его, прикрыв сверху большим комком трепаного льна, заменившего пыж. А вместо свинцовой картечи из экономии воспользовались мелкими камнями и обломками кирпичей. Опять пыж… Ну вот и готово.
— Куда целить будем?
— Давай вот в ту ветлу на берегу. А не то зашибем кого-нибудь.
Некоторое время молча ворочали орудие, тщательно прицеливаясь. Не совсем, конечно, молча, — благодаря усердным стараниям Тимохи на линии выстрела оказывались то стоящие почти у самой Шолокши бани, то привязанные к лежащему бревну лодки, а то тяжелый купеческий струг, спешащий к славельской пристани. Наконец, правильное направление было выбрано.
— Давай факел!
— Сейчас, — Тимоха закончил обматывать просмоленной паклей длинную жердину и, просунув ее в окошко кузни, поджег от тлеющих со вчерашнего вечера углей в горне.
— Кто не спрятался, я не виноват, — Николай сам зашел за угол и оттуда дотянулся до запальника.
Порох выгорел с шипением и веселым свистом, но выстрела не последовало. Серега выбрался из-за поленницы, которую использовал в качестве укрытия, подошел к пушке и пренебрежительно сплюнул.
— А я предупреждал, что все твои огнестрелы — пустая блажь. Видишь, не работает?
— Кожа на картузы из голенищ пошла, — оправдывал неудачу Шмелёв. — Слишком толстая, сразу не прогорела. Нужно будет в следующий раз гвоздем проковырять.
Волхв пожал плечами и пнул орудие. Оно неожиданно легко развернулось на колесах, уперлось прямо в кузницу и оглушительно грохнуло. Бревенчатую стену снесло вместе с расположенным за ней горном, вышибло следующую, и потерявшие опору стропила с треском сложились, похоронив под крышей развалины. А сама пушка, пролетев шагов пятьсот, пробила навылет чью-то баню. Из нее почти сразу же выскочил длиннобородый толстяк и, прикрывая веником все свои красоты, стремительно побежал в сторону города. Выбравшийся следом через пролом седой дед никуда убегать не стал, только недоуменно крутил головой по сторонам, пытаясь найти причину столь необычного катаклизма.
— Все, Коля, доигрались. Чуть боярина Вечкана не ухлопали. Он у деда Михайлы свой прострел парил.
— Клин клином вышибают, — ухмыльнулся Николай. — Мы же его бесплатно вылечили. Скачет, будто новенький.
…Последствия испытаний не заставили себя долго ждать. Уже сразу после обеда, когда истомленные неправедными трудами мастера прилегли отдохнуть и вспомнить насыщенное бурными событиями сегодняшнее утро, сквозь щели забора заблестели островерхие шлемы дружинных воев. Их привел все тот же боярин, на этот раз одетый несмотря на погоду в роскошную шубу, крытую алым бархатом, и высокую бобровую шапку, которую уронил, зацепившись ею о навес калитки.
— Вот они, хватай! — закричал Вечкан, увидев вышедших на крылечко Серегу с Николаем.
Но дружинные явно не торопились, подходили к дому с опаской. Ведь слышали хорошо, при них боярин князю жаловался, что приютил-де кузнец дьявола у себя. И прозвание тому — Телегентус. А потому так прозвали, что припас мущинский у того дьявола размером с тележное колесо, и остальная справа ему под стать — толстая, длинная да медная. Хочет сей антихрист засеять землю семенем велиаловым, чтобы взросли всходы адовы на погибель князю и всему роду людскому.
Потому и не спешили, за мечи не хватались. Да и с другой стороны глянуть — многие с Серегой еще детишками в голопузом детстве играли. Нешто он худого человека в дом пустит? Тут с разумением надо…
— Здравы будьте, вои, — приветствовал их волхв. — С чем пожаловали? Нужда в чем, скорбь недужная али просто проведать?
— И тебе здоровья, мастер, — откликнулся седобородый воин. Видимо, десятник, как догадался Николай. — И тебе поздорову, господин Телегентус.
— Кто? — переспросил Шмелёв, набивавший табаком трубку.
Серега вполголоса пояснил:
— Да понимаешь, допытывались о тебе в городе. Вот я и сказал, что ты тоже кузнец, но сам ничего не делаешь, а только других учить умеешь, потому как интеллигент.
— За интеллигента ответишь… У меня же профессия есть.
— Но нужно было что-то людям говорить?
— Чего стоите, рты разинув? — боярин подталкивал воев в спину. — За шкирку их да в яму!
Десятнику до смерти не хотелось связываться с нечистой силой. Вот он стоит, глазами зыркает, глиняную штуковину грызет да облизывает. Вкусно ему, наверное. И, похоже, уже разозлился — из ноздрей дым валит. По всему видать — огнем питается. А вдруг и человечиной не побрезгует? Как бы совсем не осерчал, с умом нужно подходить.
— Дело у нас к тебе, мастер, — осторожно начал старшина. — Послал князь узнать, что за грохот нынче сотворился у твоей кузни, куда она подевалась, да заодно проведать, отчего в бане дырка образовалась.
— Баню они адовым удом порушили. Его удом, — Вечкан показал пальцем на Николая. — И сейчас то орудие на берегу Шолокши лежит. Я потрогал.
— За что ты меня потрогал? — уточнил Коля. — Тебя что, на мужиков потянуло? Греческой любви захотелось?
Вот тут толстяк и допустил роковую ошибку. Не перенеся злой насмешки и последовавшего за ней подробного комментария, от которого стыдливо покраснели даже сидящие на крыше вороны, он бросился в атаку. Тогда все и началось.
Глава 2
Уж лучше бы на месте стоял, бородатый черт. Размахивать кулаками и ругаться по-гречески, поминая какую-то Анафему, видимо, родственницу, еще куда ни шло, но бегать… Вот и подвела Вечкана Чечевиковича его неумеренность в застольях. Надо бы под ноги смотреть, но борода, лежащая на животе параллельно земле, закрывала обзор, и он на полном ходу споткнулся о маленького черного котенка, выбежавшего посмотреть на необычное зрелище.
Боярин упал, ткнув головой в спину стоявшего впереди воя, и тот сделал шаг вперед, наступив на ногу спустившемуся с крылечка Шмелёву. Коля грубого обращения не понимал и реагировал на него однообразно. От удара шлем обидчика улетел в крапиву, а самого его отбросило на лежащего на земле Вечкана.
— Чего же мне сегодня так не везет? — раздался справа жалобный возглас волхва. А потом Серега не утерпел и тоже решил поучаствовать в народной забаве, заехав в ухо ближайшему вероятному противнику.
— Наших бьют! — радостно завопил Никифор, пытаясь по привычке засучить рукава кольчуги.
Но в бой вступить не успел — Николай, которому уже успели разбить нос и нижнюю губу, погасил крик ударом в зубы. Отлетевший старшина повалил еще одного соратника и изрядный кусок забора, но быстро очухался и бросился за отмщением, размазывая кровь по лицу. Но что может противопоставить воин, пусть даже и проведший в боях и походах половину жизни, человеку, способному забраться в переполненную маршрутку с пакетом спелых помидоров, читая при этом книгу и разговаривая по мобильнику?
Пришелец из будущего посторонился, пропустив агрессора мимо себя, и отвесил вдогонку полновесного пендаля. А чуть в стороне проводили философский диспут представитель местной власти и служитель древнего культа. Уважая седины и вес своего оппонента, волхв не стремился к победе физической, предпочитая примат духа. Он попросту намотал длинную бороду боярина на кулак левой руки и пользовался им как щитом. В правой у кузнеца был зажат здоровенный дрын, выломанный из полуразрушенного старшиной забора. Именно эта дубина и служила орудием сдерживания, ибо побитые и оскорбленные стражники уже вытянули мечи из ножен. Видимо, хороший мордобой заставил вспомнить о служебном долге.
— Ах вы, курвы! — попер на них Серега. — Это на честных людей с оружием?
Шмелёв быстро огляделся по сторонам, но так и не понял, про кого это волхв говорит — посторонних во дворе не было. Зато на траве валялось брошенное кем-то из побитых воев копье. Черт возьми, какое же оно длинное и неудобное. Но в браконьерской юности, да и потом не так уж редко, Коле приходилось схватываться на веслах то с конкурентами, то с рыбинспекторами — вот и пригодилось старое умение. Копье в опытных руках завертелось, как пропеллер. Вот один из стражников отлетел в сторону, зажимая ладонями разбитое лицо. Вот другой получил удар под вздох и теперь судорожно пытался протолкнуть в легкие хоть чуточку воздуха.