— Почто грустишь, княже? — Появившийся на пороге архиерей был бодр и весел. От его могучего голоса дрогнули стекла в окнах, а в налитом до краев ковше пробежала мелкая рябь. — Уныние — грех.
— Садись! — Юрий Всеволодович сам опустился на лавку и подвинул Савве тяжелую посудину. — Будешь?
— Господь с тобой, — перекрестился тот. — Что я, немец какой? И так в прошлом годе трижды нетрезв был, да и в этом уже один раз.
— Нешто в будний день хмельного предложу? — князь отпил и удовлетворенно крякнул. — Квас это черемуховый.
— Тогда буду, — архиерей уселся напротив и протянул руку. — Давай.
Савва приложился надолго, отчего борода его, скрывающая след давнего сабельного удара, задвигалась в такт глоткам. Сразу видно — наш человек. Прежний-то пастырь, ставленый Владиславльским митрополитом, был из греков и квас не жаловал, а наливался ежеутренне романеей да ренскими винами. Немудрено при такой жизни упасть с колокольни, ухитрившись перед тем перерезать себе горло, изображая архангела с пылающим мечом. Вот и наказал Господь за богохульство.
— Так чего грустишь-то? — переспросил архиерей, переводя дыхание.
— Посольство еще неделю назад должно было вернуться, — пояснил князь. — Из Татинца, черти бы его побрали.
— А зачем?
— Зачем вернуться или зачем побрали?
— Не о том спрашиваю. На кой ляд Николаю Васильевичу с нами связываться? Ему вроде и своих забот хватает.
— Уже и по имени-отчеству величаешь? Недавно лишь самозванцем называл.
— Ну и что? — Савва поставил на стол пустой ковш и вытер губы рукавом. — В сем грехе перед Господом я покаялся. Власть, она от Бога, а князь татинский это силой подтвердил. Сам же, небось, не квасу испить его зовешь.
— У меня политика.
— Мне-то уж не ври, — укорил архиерей. — Знаю твою политику.
— Знаешь, — согласился Юрий Всеволодович. — И чего тогда перечишь?
Савва только руками развел. Всем хорош славельский князь, да вот есть у него мечта многолетняя — досадить родичам нелюбимым, из-за которых и покинул стольный Владиславль, забравшись в здешнюю глухомань. Это сейчас в Славеле хорошо и, как говорят проклятые латынцы, цивильно, а во времена былые медведи не только по улицам ходили, но и горшки с кашей из печей воровали.
Но за многие годы княжество окрепло, прибавило земель и разбогатело до такой степени, что родственники перестали досаждать грабежами приграничных деревушек. Но не оттого, что опасались, а просто не хотели разорять то, что считали почти уже своим по лествичному праву. Юрий Всеволодович, по обыкновению своему, и послал бы племянников в кощееву задницу, только это ничего не меняло. Сыновей ему Господь не дал, а единственная дочь, отданная в Гледен за тамошнего князя, погибла вместе с мужем при нападении на город булгар.
— Не хочешь отдавать?
— Не хочу. Вот им, бляжьим детям! — князь Юрий повернулся и ткнул кукишем точно на закат. — Их там осьмнадцать рыл, и все с большими ложками к моему столу. Для того ли все собирал, чтобы потом эти земли по кусочкам растащили? Уж лучше черту лысому отдам.
— Не поминай черта! — повысил голос архиерей и грохнул кулаком, случайно расплющив серебряный ковшик. — Хотя бы при мне не поминай. Тьфу, ввел во искушение.
— Да я…
— Ладно, — отмахнулся Савва. — То для порядку сказано. Грех это малый, а если к пользе Земли Русской, то вроде как и не грех вовсе.
— А покойный отец Павлин говорил… — попробовал усомниться князь.
— Да чего он знал, окромя содомии, тот грек немытый? Настоящий черт, если честно сказать, нечистым не является и направленный умелой рукой, естественно с молитвой, пользу может принести немалую. От пьянства кого отвадить или с колокольни сбросить… Э-э-э… В смысле, если звонарь приболел, то и к обедне прозвонят.
— И не помрут тут же в корчах?
— С чего бы это? Чай, не бесы какие и к диаволову семени отношения не имеют. Ты же домовых демонами не зовешь? А что с хвостом, так и не с такими изъянами живут. У боярина Вечкана жену видел?
— Что, и у нее хвост? — поразился Юрий Всеволодович.
— Ну, так далеко я не заглядывал, — улыбнулся Савва. — К тому веду, что у чертей нрав помягче будет.
Князь усмехнулся в ответ:
— Так вот почему он так в Татинец с посольством рвался.
— И ты его отпустил?
— Да уже и вернуться должен. А что не так?
Архиерей долго молчал, пытаясь расправить злополучную посудину, а потом задумчиво произнес:
— Не нравится он мне.
— И правильно, не баба же…
— Не о том говорю. Мутный какой-то твой боярин.
— Может, пьет тайком? — предположил князь. И тут же себе возразил: — Это вряд ли, уж больно бережлив и за лишнюю куну удавится.
— Вот, — Савва качнул головой, — скупердяй известный, а двоих франконских рыцарей с оруженосцами с самой зимы кормит-поит да привечает.
— Это от Папы Римского которые приехали? А вроде трое было…
— Угу, было. Ты почто их в Татинец послал?
— Я? — искренне удивился Юрий Всеволодович. — И не думал, я их в другое место посылал. Может, перепутали второпях?
Архиерей хорошо помнил, как долго и безуспешно франконы пытались добиться приема. Но князь все отказывал, ссылаясь на то, что гордый, но слишком уж смрадный рыцарский дух вызывает у него воспаление в железах и разлитие черной желчи. Рыцари продолжали настаивать на личной встрече, но мыться перед тем отказывались, им де в доспехах в бане слишком жарко будет. И в один прекрасный момент своего добились — князь Юрий вышел на крыльцо самолично и пояснил причины своего отказа громко и подробно. Неизвестно, поняли ли посланцы Григория Пятого правильно, но только в тот же день уехали все шестеро, считая оруженосцев. А вернулись вчетвером, имея в поводу лишнего коня, груженного помятыми латами.
— В том и дело, что было, — повторил Савва. — Повесили франконов татинские лешаки.
— За что?
— За шею, знамо дело.
— Нет, причина в чем?
— Да вроде убили кого-то…
Юрий Всеволодович нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
— Не по Правде князь Николай сделал. Нехорошо.
— А мне нравится, — неожиданно заступился архиерей. — Око за око, зуб за зуб. По Божьим законам живут, Святое Писание чтят. Да и чего Николаю Ярославова Правда, коли он не из Рюриковичей?
— Да оно и хорошо, что не Рюрикович.
Савва вопросительно поднял бровь:
— И чем же?
— Греха Каинова на нем не будет.
— Так ты…
— Догадался? Вот и ладушки. Пока живой, я это сделаю.
«Да кто же знал, что жизнь княжеская не медом намазана? Сейчас вернуться на четыре года назад — уговорил бы Серегу принять на себя эту достойную и почетную обязанность. Не зря он волхв премудрейший. А я… а я дурак. Но дурак начитанный, и потому из многочисленных книжек вынес стойкое заблуждение — стоит только накинуть на плечи красный плащ, а на голову соответствующую шапку, как тут же сам собой образуется большой и перманентный ништяк. Нет, какие-то трудности, конечно, будут. Интриги завистливых соседей там или подкладывание в мою постель шпионящих баб-с.
Угу, хренушки. За тот плащ на торгу приезжие грекосы просят столько, что жаба душит, и за четыре прошедших года так и не смог с ней договориться. И баб нет. В смысле — вообще нет. Какие-то, конечно, бегают по городу… Но ни одна сволочь не догадывается, что князь тоже живой человек. Да и поняли бы, что с того? У меня несколько иные представления о женской красоте.
И какая свинья писала, что наивные и малообразованные люди в прошлом будут заглядывать в рот пришельцу из будущего, с благоговением выслушивая великие откровения? Дождешься от них, как же. Им слово — они в ответ восемь. Я идею — мне отчет о состоянии казны. А на предложение построить что-нибудь такое, что принесет денег много и сразу, просто покрутили пальцем у виска.
Они — это Серега, Тимофей и Хведор Лешаков. Первый неофициально выполнял обязанности премьер-министра, второй как-то незаметно стал заведовать финансами, а третий получил должность главного воеводы, подтвердив в боях, что звание дважды полковника было получено по заслугам. И я, как центральная фигура, на которую спихивается вся ответственность за самые непопулярные решения.
Вот кто, например, прослыл среди соседей кровавым палачом и чуть ли не людоедом? Догадались? А то, что идея отправлять на виселицу виновных в грабежах и убийствах мирного населения принадлежит многомудрому волхву, не помнит никто. А я чего? Так, только небольшие изменения внес — вешать убийц за ноги. И если инициативу на местах творчески доработали, то не моя вина. Сам был удивлен, когда узнал, что насильников привязывали за… хм… орудие преступления. У кого оно оставалось в наличии после проведенного по горячим следам расследования.
Ладно уж, перетерплю несправедливые упреки в кровожадности. Мальчики кровавые еще не мерещатся. Зато постоянно плывущие вниз по Шолокше плоты с виселицами выдрессировали агрессивных соседей так, что набеги постепенно сошли на нет, а во время официально объявленных войн булгары стороной обходили деревни, над которыми был вывешен флаг с моим гербом. Сам флаг можно было купить у Тимохи совсем недорого, но использование его обходилось владельцам в пять процентов годового дохода. Мало, конечно, зато живыми деньгами и никакой мороки с полюдьем. И даже, говорят, в самой булгарской столице появились целые кварталы, огороженные серпастым и молоткастым.
Ну да, не стал ломать голову и просто изобразил на гербе Татинца серп и молот. И, как выяснилось, угадал. В новом символе местные мудрецы увидели некий сакральный смысл, намекающий на единого Бога и призывающий к объединению креста и полумесяца перед лицом мерзких язычников. К последним отнесли всех врагов внутренних и внешних, включая Папу Римского, калифа Багдадского и Патриарха Константинопольского. Сомневаюсь, конечно, что они когда-нибудь слышали о нашем существовании, но в информационной войне превентивный удар никогда не будет лишним.