М.Л. Огарева. Художник П.Н. Орлов
Хотя со времен «Московского телеграфа» известия о модах могли бы восприниматься как законная составляющая толстого журнала энциклопедического характера, в этой страничке мод издатели-соперники продолжали видеть что-то слишком откровенно коммерческое, компрометирующее если не журнал в целом, то по крайней мере того литератора, который брался ее вести.
Вызывающее с общепринятой точки зрения поведение Авдотьи после ее сугубо «хозяйственной» роли в редакции способствовало несерьезному отношению сотрудников «Современника» к литературному творчеству Панаевой. Даже в кругу «людей сороковых годов» для того, чтобы принять участие в мужских диспутах, высказать собственную точку зрения, ей приходилось преодолевать распространенные в ее мужском окружении стереотипные представления о том, что женская логика не может претендовать на объективность, значимость, на равенство мужской.
Зато другие издания отдавали ей должное. В обзоре повестей, опубликованных в «Современнике», критик «Отечественных записок», выделяя в качестве лучшего произведение Панаевой «Необдуманный шаг», определял его как «грациозный рассказ».
«Мое писательство раздражило их еще более, – продолжает Панаева, – и все кричали, что пишу не я, а Панаев и Некрасов, по моему желанию, выдают меня за писательницу». Да, Авдотья Яковлевна стала писать, как заправский сочинитель. В ее судьбе личное и общественное тесно переплелись. Положение Панаевой было щекотливым, но все искупали страсть Некрасова, посвященные ей стихи, возможность сочинять и печататься в «Современнике».
О, как же дамская журналистика шла вразрез с общественным сознанием! В России вплоть до начала XX века лелеялся миф о биологической неспособности женщины к любым видам интеллектуальной деятельности, в том числе литературной. С позиции патриархальной логики считалось, что реализация творческой индивидуальности женской личности должна осуществляться в рамках семейного, домашнего круга, поскольку это оправдано особенностями женского естества. Женщине, в силу ее природной скромности (скромность воспринималась как исконно женское качество), якобы противоестественно выносить свой творческий опыт в публичность, на «позор», отрываться от своей привязанности к семье и мужчине. Так что, выставив на всеобщее обозрение свои сокровенные мысли и чувства, Панаева пошла наперекор всем устоявшимся традициям и бросила своего рода вызов общественному мнению.
Да и с исконной скромностью тоже было не все в порядке. В феврале 1848 года Авдотья родила сына. Иван Панаев дал ему свое имя. Можно сколько угодно говорить о его благородстве, но скорее всего он имел основания полагать, что этот ребенок – от него. Но мальчик умер вскоре после рождения.
«Три страны света» и «Мертвое озеро»
После революции во Франции 1848 года цензурные запреты и полицейских меры в отношении периодических журналов резко ужесточились. Россия вступила в период «мрачного семилетия» 1848–1855 годов, или «эпохи цензурного террора».
2 апреля 1848 года был учрежден Особый негласный цензурный комитет (Комитет 2 апреля по печати) под председательством Д.П. Бутурлина[12]. Комитету был поручен «высший надзор в нравственном и политическом отношении за духом и направлением книгопечатания». Этот орган разрабатывал как бы негласные, но в то же время обязательные к исполнению требования. Газетам и журналам предписывалось: «Рассказывать события просто, избегая, елико возможно, всяких рассуждений». Книгопечатание ставилось под строгий контроль: «Не должно быть допускаемо в печать никаких, хотя бы и косвенных порицаний действий или распоряжений правительства и установленных властей, к какой бы степени сии последние ни принадлежали». «Не должно быть пропускаемо к печатанию никаких разборов и порицаний существующего законодательства».
Д.П. Бутурлин. Неизвестный художник
Ставились препоны и рогатки произведениям и исследованиям народной словесности, собраниям народных песен, пословиц, поговорок, загадок и пр. как «нарушающих добрые нравы и дающих повод к легкомысленному или превратному суждению о предметах священных».
Русская цензура стала запрещать все французское и зарезала подряд шесть романов (в том числе «Пиччинино» и «Леон Леони» Жорж Санд), намеченных для напечатания в «Современнике».
«Действия цензуры, – заключал цензор А.В. Никитенко, – превосходят всякие границы. Чего этим хотят достигнуть? Остановить деятельность мысли? Но ведь это все равно, что велеть реке плыть обратно».
Планируемый к изданию в приложении «Современника» роман Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» новым цензурным требованиям тоже не соответствовал. В изменившейся ситуации журналу требовалось крупное повествование, привлекательное для массового читателя («провинция любит длинные романы»), надолго обеспечивающее редакцию материалом, и «благополучное» с точки зрения цензуры. Без французского романа журналу было бы трудно разойтись, поэтому оборотистый Некрасов решил сам написать типический для той эпохи французский роман. Чтобы роман вышел еще более «французским», он пригласил в соавторы Авдотью Панаеву. Она действительно «офранцузила» этот роман, введя туда несуществующих петербургских субреток, влюбленных горбунов, подкинутых младенцев и похищенных дев.
Некрасов привлек Панаеву к написанию романа «Три страны света» (1848–1849) еще во время ее беременности. Этим он достигал сразу двух целей: во-первых, занимал творческой работой любимую женщину, имевшую литературные амбиции, а во-вторых, создавал журналу задел на будущее. Согласно «Воспоминаниям» Панаевой, авторы приступили к работе не ранее августа – сентября 1848 года. В беседе с биографом Некрасова, А.М. Скабичевским, за десять лет до того как были написаны ее мемуары, Панаева рассказывала ему, что сначала они с Некрасовым «составляли общими совещаниями сюжеты романов, а потом распределяли, какую кому из них писать главу».
Работа над романом с продолжением помогала Авдотье собраться, хоть немного отвлечься от своего горя после смерти ребенка. Впрочем, участию в работе подруги Некрасов не придавал большого значения. После того как первые части романа уже появились в печати, он писал Тургеневу: «Если увидите мой роман, не судите его строго: он написан с тем и так, чтобы было что печатать в журнале, – вот единственная причина, породившая его в свет».
Еще до опубликования романа редакция обещала: «Роман будет производить впечатление светлое, ибо для главных лиц его, в которых читатель примет наибольшее участие, роман увенчается счастливой развязкой. Напротив, порок решительно торжествовать не будет». Отвечая требованиями Цензурного комитета, будущий роман отвечал и планам редакторов. Именно погружение в оптимистичный сюжет было как нельзя кстати для тоскующей о потере сына Авдотьи Яковлевны.
Никаких особенных заявок планируемое произведение не делало. Панаева и Некрасов представляли его как занимательное журнальное чтение, рассчитанное «не на тонких знатоков, а на массу, в своих вкусах не весьма требовательную». Однако они скромничали – несмотря на заявленную непритязательность, читатель мог не только насладиться неожиданными поворотами сюжета, но довольно расширить свои знания о России. Ранее не выезжавший с родины Некрасов специально ночами «начитывал» литературу о разных странах и потом писал куски о приключениях героя.
Лето 1848 года Панаевы и Некрасов проводили в Парголове. Приезжало много гостей. «…Я хлопочу на даче о питании всех, – сообщала Панаева в письме Марье Львовне Огаревой от 5 июня, – потом пишу разные глупости, в ожидании, что это мне сколько-нибудь принесет денег». Что это: трезвое осознание того, что написанное – лишь литературная поделка, или скромность автора? Скорее всего второе: она жаждала признания, но не унижалась, напрашиваясь на похвалу. Обладая огромным самолюбием, Авдотья высоко ценила свое творчество и свой вклад в роман. Впоследствии критики отмечали: «Все, касающееся интриги и вообще любовной части романа, принадлежит перу г-жи Панаевой; Некрасов же на свою долю избрал аксессуарную часть, комические сцены, черты современной жизни и описание путешествий героя». В мемуарах Панаева указывала, что главы, действие которых происходит в Петербурге, также написаны ею.
«Три страны света» – роман о любви, которой не мешают ни годы, ни расстояния, ни искушения. В центре романа – рассказ о реальном историческом лице, участнике экспедиции на Новую Землю, русском мореплавателе и гидрографе Петре Пахтусове (1800–1835). И прежде всего это роман-путешествие. Главным героем здесь выступает молодой дворянин Каютин, обратившийся к промышленной деятельности с целью разбогатеть и жениться на любимой девушке Полиньке. «Клянусь, через три года я вернусь… с пятьюдесятью тысячами!» – обещает он. Жажда денег швыряет его из Архаигельска в Астрахань и заставляет совершать величайшие подвиги. Полинька – действительно «хорошая девушка»: работящая, верная и невинная, постоянно выручающая из беды своего беспутного, хотя и добродушного возлюбленного Каютина. Она с гордостью говорит о себе: «Я трудами достаю хлеб…» – и мужественно противостоит зловещему горбуну-ростовщику.
Путешествия героя по России – от Новой Земли до Каспия, от Нижегородской губернии до русских владений в Америке – и злоключения верной Полиньки в Петербурге образуют сюжет произведения. Роман, как и обещали авторы, венчается счастливой развязкой: «Счастливы были они, что любили, что были молоды… но еще больше были они счастливы, что имели деньги, без которых непрочно было бы их счастье!»
Ближайшим аналогом (и возможным источником вдохновения) мог стать роман Филдинга «Приключения Тома Джонса, найденыша», который печатался в «Современнике» практически одновременно с «Тремя странами света».
Критик А.В. Дружинин по прочтении двух первых частей романа писал в дневнике 7 ноября 1848 года: это «спекул