Николай Некрасов — страница 25 из 101

я водевилиста и журнального фельетониста. Его издательская деятельность пока более плодотворна и занимает в его жизни существенно больше места, чем поэзия. Первая часть «Физиологии Петербурга», вышедшая в марте, еще собирает рецензии, вторая часть только проходит цензуру (вышла в свет 26 июня), а Некрасов уже начинает реализовывать новый замысел: сначала он назывался «Первое января», а затем получил название «Петербургский сборник».

В октябре 1845 года Некрасов переселяется в Поварской переулок, дом 12 — владение отставного подполковника А. Д. Тулубьева около Владимирской церкви. Художник П. П. Соколов вспоминал: «[Некрасов] занимал маленькую квартиру почти без мебели… У стены стоял деревянный стол, а около него стул. Как на том, так и на другом грудою лежали книги, газеты, на одном из окон валялась неповешенная стора. Другая комната была с таким же убранством». В такой обстановке квартиры истинного «журналиста» и создавался «Петербургский сборник», ставший значительным шагом вперед в издательской карьере Некрасова. Стоит отметить, что сборник был его самостоятельным проектом, который он осуществлял на собственные деньги, и, в общем, предприятием рискованным. Некрасов писал Александру Васильевичу Никитенко, цензору и одному из участников собираемого альманаха, в июле 1845 года: «Для меня это дело важно; я издержал на него последние свои деньжонки и основываю на нем кое-какие надежды».

Некоторые нюансы издания, свидетельствующие, что «посторонний» капитал Некрасову всё-таки понадобился, излагаются в письме от 19 октября сестре Анне Алексеевне, недавно вышедшей замуж за штабс-капитана Генриха Станиславовича Буткевича: «Жалею, что не могу послать тебе, Аненька, известную материю, теперь я просто без гроша. Затеял предприятие в 10 тысяч, имея только четыре, и всякую копейку, какая есть, принужден отдавать на бумагу, на печать, на картинки и на всякие другие принадлежности. Всё это изготовится только к генварю, и тогда только начнутся деньги, то есть законное вознаграждение за труд и за риск. Впрочем, дело идет успешно, потому что я принял к себе в долю по этому предприятию г. Языкова, своего короткого знакомого, имеющего капитал, и чего недостает денег, беру у него, разумеется, в ожидании будущих благ, которые, впрочем, очень верны». Усилия оправдались, и сборник стал по-настоящему коммерчески успешным; во всяком случае, Некрасов в конце жизни утверждал: «Сборник мне дал чистых 2000 рублей».

Но в данном случае более важна нематериальная сторона этого предприятия. Как издатель и редактор «Петербургского сборника» Некрасов оказался в центре одного из самых значительных событий в истории русской литературы. Прежде всего, этот сборник существенно лучше, чем его предшественник, представил публике круг Белинского. В «Физиологии Петербурга» участвовали только сам Белинский, Панаев и Некрасов (дебютант Григорович еще не мог быть назван частью этого круга). В «Петербургском сборнике» напечатаны произведения Григоровича, Некрасова, Белинского, Герцена (Искандера), Панаева, Тургенева, Кронеберга (перевод «Макбета»), Достоевского — нового члена круга. Вошли туда произведения «старших» литераторов, до некоторой степени разделявших идеалы Белинского и его друзей — Одоевского и Соллогуба. Издание сборника, таким образом, стало проектом, «мобилизовавшим» всех единомышленников. Здесь их принципы и их понимание общественных идеалов представали в существенно более концентрированном виде, чем, скажем, в «Отечественных записках» Краевского. Если «Физиология Петербурга» всё-таки посредственна, то «Петербургский сборник» содержит первоклассные произведения, ставшие бессмертной классикой, — это не только статьи Белинского, «Бедные люди» Достоевского, но и «Помещик» и «Три портрета» Тургенева, наконец, стихотворения самого «господина издателя».

«Петербургский сборник» стал важным событием и в еще одном отношении: он не только сплотил литераторов и журналистов крута Белинского, но и обозначил их неизбежный разрыв, размежевание с литераторами предшествующего, пушкинского поколения. Князя Владимира Одоевского и графа Владимира Соллогуба еще можно видеть среди участников сборника, но другие их ровесники и более старшие писатели уже не приняли ни художественные, ни идейные тенденции новой школы, проявившиеся в нем. Николай Михайлович Языков написал о «Петербургском сборнике»: «Всё читал и всё — дрянь»; крайне резко высказывался о нем другой приятель Пушкина, Плетнев. Утверждая преемственность по отношению к Гоголю (пусть и не «благословившего» ее лично), участники новой школы начали утрачивать поначалу важную преемственность по отношению к Пушкину, встретив резкую оппозицию со стороны многих литераторов 1830-х годов, которых до того считали скорее своими союзниками.

Одновременно с консолидацией сил сборник провоцирует едва ли не первый серьезный внутренний конфликт, связанный с заложенным в нем противоречием: издан он был под прежним лозунгом необходимости беллетристики, важности для литературы «средних талантов», но при этом включал в себя и материалы литературных «звезд» первой величины (каковыми, несомненно, уже тогда были Герцен, Соллогуб, Одоевский), и произведения прямо гениальные (прежде всего «Бедные люди»). Кроме того, литераторы, давшие в «Петербургский сборник» свои сочинения, обладали разными характерами и разными амбициями, далеко не все из них ощущали себя средними беллетристами. И если любящие Белинского Герцен, Тургенев, Панаев добродушно готовы были встать под знамена беллетристики (или не принимали всерьез формулы Белинского об «обыкновенных талантах» и «гениях»), то Достоевский, человек новый, не чувствовавший себя связанным узами круга, отказаться от амбиций, влиться в стройные ряды «обыкновенных талантов» был совершенно не готов. Уже в период подготовки издания возникли проблемы из-за желания Достоевского выделиться (Некрасов просил художника Соколова, иллюстрировавшего сборник, как-то по-другому оформить именно роман Достоевского, сделать иллюстрации к нему особенно выразительными). В результате амбиции, нежелание быть как все и, видимо, идейные разногласия наряду с завышенными финансовыми требованиями молодого гения привели его к разрыву с Белинским и его кругом. Новичок был изгнан, Белинский дезавуировал свои «поспешные» похвалы (он назвал талант Достоевского «необыкновенным») и, рецензируя произведения, написанные после «Бедных людей», разжаловал Достоевского в «обыкновенные таланты». Некрасов в конфликте был, несомненно, на стороне Белинского и принимал участие в иронических стихотворных нападках на «дутого» «гения».

Отношения между ним и Достоевским возобновятся только после возвращения писателя из ссылки.

«Петербургский сборник» открыл публике не только гений Достоевского, но и нового Некрасова. Там напечатано четыре его стихотворения: «В дороге» и «Колыбельная песня», о которых уже шла речь, а также «Отрадно видеть, что находит…», по резкости схожее с «Колыбельной песней», и «Пьяница», напоминающее скорее «В дороге». Они дали возможность Белинскому публично признать талант Некрасова. Критик писал, что «в прошлый (1844-й. — М. М.) год явилось в разных периодических изданиях несколько счастливых вдохновений таланта», имея в виду три стихотворения Некрасова и одно — Аполлона Майкова, тоже участника «Петербургского сборника». О стихах «Петербургского сборника» Белинский отозвался так: «Самые интересные из них принадлежат перу издателя сборника г. Некрасова. Они проникнуты мыслию; это — не стишки к деве и луне; в них много умного, дельного и современного. Вот лучшее из них — «В дороге». Находит отклик это произведение и у других критиков, особенно сильное впечатление оно произвело на тогда еще начинающего журналиста Аполлона Александровича Григорьева, написавшего в дружественном «Отечественным запискам» небольшом журнале «Финский вестник»: «Из стихотворений сборника более прочих замечательны стихотворения самого издателя г. Некрасова. Одно из них в особенности. «В дороге» chef-d’oeuvre простоты, горького юмора и злой грусти. Питая полное уважение к таланту г. Некрасова, мы при первом удобном случае выскажем о нем наше мнение как о таланте замечательном».

И не только критика начала публично говорить об огромном таланте Некрасова. Тот же Григорьев впоследствии вспоминал об огромном впечатлении, произведенном стихотворением «В дороге» на читающую публику. Великий актер Михаил Семенович Щепкин, близкий к кругу Белинского и Герцена и пользовавшийся среди литераторов-западников большим авторитетом, для выступления на благотворительном вечере в Москве избрал, помимо «Старосветских помещиков» Гоголя и фрагмента из «Бедных людей» Достоевского, «В дороге» и «Пьяницу» Некрасова. Наконец, по свидетельству Панаевой, московские друзья Белинского именно после выхода «Петербургского сборника» впервые просили Некрасова прочесть свои новые стихотворения, окончательно признав его поэтический талант достойным внимания. Так «Петербургский сборник» превратил Некрасова не только в серьезного издателя, но и в серьезного поэта.



Титульный лист «Петербургского сборника». 1846 г.

И еще одно изменение связано с выходом «Петербургского сборника». Видимо, именно с него начинается своего рода традиция отрицания за Некрасовым права называться поэтом, непризнания в его стихах «подлинной поэзии». Враждебная критика, в целом резко нападавшая на оба сборника, едва ли не выделяла стихи Некрасова как самое отвратительное в них. Анонимный критик славянофильского «Москвитянина» говорит о «крайнем безобразии… стихотворений г. Некрасова». Плетнев в пятом номере «Современника», который он издавал после смерти Пушкина, пишет о «Колыбельной песне»: «Ужели есть столь жалкие читатели, которым понравится собрание столь грязных и отвратительных исчадий праздности? Это последняя ступень, до которой могла упасть в литературе шутка, если только не преступление называть шуткою то, что нельзя назвать публично ее собственным именем». Эта неожиданная резкость, конечно, свидетельствует и о новаторском характере стихов Некрасова, неприемлемости эстетических принципов, лежащих в их основе, для людей, подобных Плетневу, и о новом статусе Некрасова, о том, что он перешел в «высшие литературные круги» и с