Из писем к родителям видно, что Игнатьев не был удовлетворен своей работой в Азиатском департаменте. Сразу же на него обрушился ворох проблем, больших и малых. Если в вопросах среднеазиатской и дальневосточной политики Игнатьев разбирался неплохо, то балканские дела были для него еще неясны.
На Балканах Россия проводила дифференцированную политику. Полунезависимые государства (Дунайские княжества, Сербия, Черногория) получали дипломатическую и финансовую помощь с целью укрепления их национальной государственности. Провинции Османской империи – Болгария, Босния и Герцеговина, Македония и др. – нуждались в содействии реализации реформ, обещанных в 1856 г. султанским указом (хатт-и хумаюном), провозгласившим равноправие всех подданных империи. Реформы не выполнялись, а национальный, экономический и религиозный гнет усиливался. Постоянно вспыхивали восстания то в одной, то в другой провинции.
По поручению Горчакова российские консулы в 1858 и 1860 гг. собирали сведения о положении христианского населения провинций. Но выявленные факты ужасающих репрессий и бесчинств со стороны османских властей и мусульманских феодалов не убедили Европу вступиться за несчастных христиан. В этих условиях Россия, желавшая действовать только в рамках «европейского концерта», ограничивалась оказанием благотворительной помощи, удерживанием населения от безуспешных попыток протеста и увещеванием Порты. В отчете МИД за 1861 г. указывалось, что в Болгарии, Македонии, Румелии население вооружается и готовится восстать. МИД постоянно предписывал консулам отклонять славян от преждевременных попыток восстания, которые привели бы только к бесполезному кровопролитию[191]. Когда в 1862 г. разразилось восстание в Герцеговине, Россия предприняла серьезные усилия, чтобы убедить черногорского князя Николая не вмешиваться. Игнатьев, будучи горячим сторонником славянского освобождения, соглашался с этим скрепя сердце.
Много хлопот доставлял Игнатьеву молодой и горячий сербский князь Михаил Обренович, стремящийся возглавить борьбу славян против османов. Постоянно приходилось удерживать его от несвоевременных выступлений. В начале 60-х гг. усилилось брожение в Болгарии. Осенью 1861 г. там был создан вооруженный отряд Г. Раковского. Последний начал переговоры с сербами и греками об общем выступлении на Балканах. «Консулы употребляют все усилия к сдерживанию», – говорилось в отчете МИД за 1862 г.[192]
Правитель Молдовы и Валахии князь А. Куза доставлял неприятности иного рода. Он провел секуляризацию земель, принадлежащих монастырям Константинопольской патриархии. МИД России настаивал на сохранении прав монастырей, поскольку православная церковь была опорой России в Османской империи, но безуспешно.
Поскольку Горчаков был занят в основном европейскими проблемами, балканские вопросы решались медленно, а российские дипломаты в Константинополе во главе с А. Б. Лобановым-Ростовским предпочитали не принимать самостоятельных решений, а ждать приказов сверху. Россия теряла контроль за ходом важнейших процессов, не имела влияния и в греко-болгарском церковном споре, ослабила позиции в Дунайских княжествах. Это очень беспокоило Игнатьева, считавшего, что руководство МИД уделяет недостаточное внимание Балканам. Его энергия не имела выхода, инициативы глушились Горчаковым, предпочитавшим осторожность, наблюдение, постепенность. 1 апреля 1862 г. Игнатьев писал родителям: «Вы сами предвидите, что будут случаи, при которых я не могу оставаться в Азиатском департаменте… Если не употребят меня в администрации в отдаленном крае, на что, мне кажется, я всего более пригоден, то придется просто состоять в свите или в отставку выйти… Я недолго выдержу в Азиатском департаменте. Нести ответственность нравственную за ошибки Лобанова и легкомысленную опрометчивость МИД я не намерен, если не будет возможности придать более энергии и достоинства»[193]. Дело дошло до объяснения с Горчаковым. «Он признал, как и я, необходимость еще повременить и сохранить взаимную независимость», – писал Игнатьев родителям в следующем письме[194].
Чтобы усилить влияние России на славян, Игнатьев активно действовал в области благотворительности. Закупалось продовольствие, в частности, хлеб для Черногории, предоставлялись пособия церквам и школам, отдельным церковным и политическим деятелям, в церкви и школы высылались богослужебные и учебные книги, облачения, церковная утварь и др. Было увеличено количество мест для славянской молодежи, обучавшейся в России на казенный счет. Поддержание православия приобретало тем большее значение, что в христианских провинциях Османской империи активизировалась католическая, а затем и протестантская пропаганда.
В отчете Азиатского департамента за 1862 г. указывались, в частности, такие затраченные казной суммы, как свыше 2 тыс. руб. на обучение славян в России, 1 тыс. руб. для православного духовенства в Далмации, 300 руб. на воспитание трех болгарок в Киевском институте благородных девиц и др., всего 10,6 тыс. руб.[195] В 1864 г. было выделено 15 тыс. руб. на устройство школ и поддержание православных церквей в славянских провинциях[196]. Однако выделяемые казной суммы были не так уж велики. Гораздо большие средства посылались Московским славянским благотворительным комитетом.
Много сил и энергии отдал Игнатьев организации переселения славян в Россию. Он полагал, что оно будет выгодно как славянам, спасающимся от гнета и репрессий, так и России, заселяющей пустующие на юге земли. В связи с выселением из России после Крымской войны крымских татар и кавказских черкесов в турецкие владения, в Крыму и на Кавказе оказалось много пустующей земли. Кавказский наместник А. И. Барятинский проявил заинтересованность проектом Игнатьева о переселении в Россию некоторого количества черногорцев и предложил поселить их в Нагорной Абхазии, Цебельде и Сванетии, где черногорцы могли бы также нести обязанности военной охраны. Желавших переселиться в Россию из Добруджи казаков-некрасовцев, сторонников атамана Некрасы, уехавшего на Дунай еще в XVIII в., предлагалось поселить на Кубани.
В ноябре 1861 г. Игнатьев подал Александру II доклад о поселении черногорцев на Кавказе. В своей резолюции царь отметил: «Дело так важно, что необходимо его обсудить: прежде чем приступать, составить комитет – Горчаков, Игнатьев, военный министр, министр государственных имуществ, министр финансов, и представить заключение комитета на мое утверждение»[197].
29 ноября 1861 г. собрался комитет в составе Горчакова, Игнатьева, военного министра Д. А. Милютина, министра финансов А. М. Княжевича, министра государственных имуществ А. А. Зеленого. Рассматривали просьбы о переселении в Россию 100 семейств черногорцев, свыше 2500 семейств болгар из Адрианопольского и Видинского пашалыков, 1000 семейств греков, 1000 семейств словенцев, а также жителей из Боснии и Герцеговины. Кроме того, на очереди было переселение русских, украинских и молдавских семейств из Южной Бессарабии, отошедшей по Парижскому договору 1856 г. к Молдове, и некрасовцев.
В принципе Россия нуждалась в новом притоке сил, но это требовало больших финансовых затрат (около 2,2 млн руб.). Кроме того, было высказано опасение, что переселение такого большого количества славян ослабит славянский элемент на Балканах, в чем Россия не была заинтересована. Горячо ратовавший за переселение славян в Россию Игнатьев считал, что их не так много, чтобы ослабить славянские земли. Отказ же в переселении желающим мог отвратить славян от России. Поселенцы, отмечал Игнатьев, возродят свободные земли, они «отличаются повиновением законам, самою чистою нравственностью, неподражаемым трудолюбием и несомненною преданностью к России»[198]. Кроме того, многие имеют скот и деньги, что позволит уменьшить финансирование переселения.
Комитет в принципе согласился на переселение 5,5 тыс. семейств из Турции при условии, если Министерство финансов отпустит на это 2 млн руб. В случае отказа решили переселить только тех, которые уже получили разрешение[199]. Однако Министерство финансов смогло выделить всего лишь 1,4 млн руб. В 1862 г. в Россию переселились только 1 тыс. болгарских семейств, некрасовцы и жители Южной Бессарабии. 30 декабря 1863 г. МИД направил циркуляр консулам в Турции с предписанием объяснить желающим переселиться, что в Новороссийском крае земли неорошаемые, а вода только колодезная[200].
Несмотря на то что Игнатьеву не удалось осуществить полностью свой грандиозный план переселения, он гордился тем, что с выездом в Россию некрасовцев на Балканах был уничтожен очаг враждебности, ибо некрасовские казаки в русско-турецких войнах XVIII – начала XIX в. всегда сражались на стороне турок.
К началу 60-х гг. относится знакомство Игнатьева со славянофилами. По всей вероятности, этому способствовал Е. П. Ковалевский, сам тесно связанный со славянофильскими деятелями. Благотворительная деятельность славянофилов осуществлялась в основном через консульства, поэтому их контакты с Азиатским департаментом были неизбежны. В Петербурге Игнатьев сблизился с известным славянофилом и дипломатом А. Ф. Гильфердингом, бывшим в 1856–1858 гг. российским консулом в Сараеве. Игнатьев встречался и состоял в переписке с председателем Московского славянского комитета И. С. Аксаковым. В аксаковской газете «День» он с целью информирования общественности о положении в славянских землях регулярно с конца 1861 г. помещал сообщения Азиатского департамента. Первоначально Главное управление цензуры требовало публикации в «Дне» статей «неполитического» содержания. Но Игнатьев, резонно возражая, что все новости с Балкан могут иметь только политический характер, вскоре добился разрешения Александра II на публикацию в «Дне» «политических сообщений»