[201]. Во всеподданнейшей записке императору он указывал, что о положении в христианских провинциях Османской империи общество узнает главным образом из французских и немецких газет, не всегда объективно освещающих события. «День» же является наиболее подходящей газетой, где можно помещать правдивые сообщения неофициального характера, что «будет полезно и русской общественности, и славянам за границей»[202]. 30 ноября 1861 г. Игнатьев писал Аксакову: «С особенным удовольствием уведомляя вас, милостивый государь, о сей монаршей воле, считаю долгом присовокупить, что Азиатский департамент вполне предоставляет усмотрению вашему придавать сообщениям, которые вам будут доставлять, ту форму и вид, которые вы найдете наиболее соответствующими цели и направлению вашего издания»[203]. В дальнейшем Аксаков не раз обращался к Игнатьеву с просьбой о публикации в «Дне» не пропущенных цензурой статей, о направлении ему иностранных газет без сделанных цензурой вырезок и др. Дружеские отношения с Аксаковым Игнатьев сохранил до самой смерти публициста в 1886 г. Он воспринял от него и ряд славянофильских идей, в том числе и идею Земского собора как представительного совещательного органа. Игнатьев разделял такие идеи славянофилов, как избранность славянских народов, освобождение и объединение которых вокруг России является ее исторической миссией. Это предопределило его особое отношение к славянам и наложило отпечаток на его дипломатическую и общественную деятельность.
В целом публикация статей и корреспонденций, основанных на консульских донесениях, в «Дне» положила начало систематическому ознакомлению российской общественности с положением славянских земель, способствовала усилению движения сочувствия и помощи славянам в России, популяризации деятелей национально-освободительного движения славян. В архиве Игнатьева сохранилось любопытное письмо к нему представительницы аристократического бомонда, известной славянофилки графини А. Д. Блудовой с просьбой похлопотать о предоставлении российского подданства и устроить на работу Г. Раковского, болгарского революционера[204]. Вряд ли Игнатьев мог выполнить эту просьбу, но этот факт говорит о том, что в самых высших кругах были лица, активно содействующие деятелям славянского освобождения.
Не меньшее внимание, чем Балканам, Игнатьев уделял среднеазиатским делам. Он стремился реализовать выдвинутый им еще в 1859 г. план дальнейшего наступления в Средней Азии. Это было необходимо, по его мнению, для сдерживания английской экспансии в Азии. Условием реализации своей программы Игнатьев считал укрепление добрососедских отношений с Персией и стабилизацию положения в Средней Азии, раздираемой междоусобными войнами. При назначении в 1863 г. Н. К. Гирса посланником в Тегеран Игнатьев рекомендовал ему чаще посещать шаха, не вмешиваться во внутренние дела и интриги, приглашать персидских сановников на обеды и вечера в российскую миссию, теснее сближаться с влиятельными личностями и, что самое любопытное, не заниматься претензиями российских подданных к персидским властям и торговцам, дабы избежать ненужных скандалов[205]. Такая политика давала свои плоды. Гирс был тепло встречен в Тегеране, он добился соединения российской и персидской телеграфных линий, убедил шаха в пользе транзитных товаров из Персии через Кавказ (вместо Турции) и во многом способствовал усилению русского влияния в Персии.
План Игнатьева по активизации среднеазиатской политики России не поддерживался Горчаковым, опасавшимся осложнений с Англией. Однако Игнатьев нашел сторонников в Военном министерстве. Как вспоминал военный министр Д. А. Милютин, с назначением нового директора Азиатского департамента Военное министерство получило в его лице союзника. Игнатьев, по словам Милютина, – «человек молодой, честолюбивый, предприимчивый, знакомый с Азией и приобретший уже известность удачными своими миссиями в Хиву и Китай. Как офицер Генерального штаба, он был со мной в самых лучших отношениях, почти товарищеских, хотя и был гораздо моложе меня. Благодаря этим личным отношениям мы входили в частные между собой отношения по азиатским делам и общими силами успокаивали пугливого канцлера»[206].
Первоначально планы Игнатьева не предусматривали похода в Индию. Эта идея возникла в ходе польского восстания, когда Англия, Франция и Австрия весной и летом 1863 г. предъявили России требование восстановить в Польше конституцию 1815 г. и созвать европейскую конференцию для решения польского вопроса. Запахло войной. Общественное мнение России в своем большинстве выступало за отпор требованиям Европы. В военной среде вновь стала популярной идея похода в Индию с целью угрожать Англии. Некоторые генералы подали в Военное министерство записки с планами такого похода. Среди них был генерал С. А. Хрулев, который еще в 1856 г. подавал подобную записку. Теперь он предлагал осуществить не захват Индии, а освобождение ее от английского владычества и создание на месте колонии нескольких независимых государств. Расчет строился на том, что вступление русских войск на территорию Индии вызовет народное восстание, и англичане будут изгнаны. Путь в Индию намечался с двух сторон – через Хиву и через Китайский Туркестан. Состав русского экспедиционного корпуса Хрулев устанавливал в 35 тыс. чел., а на всю кампанию отводил 3,5 месяца[207].
Кроме записки Хрулева, был представлен еще ряд подобных проектов, с которыми Д. А. Милютин ознакомил Игнатьева. Все они содержали описание маршрутов, состав войск и др. и в качестве союзников указывали на Персию и Афганистан. Главные пункты отправления войск – восточное побережье Каспия и Западный Туркестан. Цель – не завоевание Индии, а отвлечение английских войск от европейской войны и склонение Лондона к уступкам в польском вопросе.
Рассматривая эти проекты, Игнатьев указывал на непродуманность проблемы военных средств. С целями похода он был согласен. В специальной записке «О проекте экспедиции в Индию генерал-лейтенанта Хрулева» Игнатьев доказывал, что такой поход требует длительной подготовки (возможно, года), создания крепкого тыла в Средней Азии, значительно большего контингента войск. Он считал, что экспедицию надо разделить на два года, в первый год – укрепиться в Восточном Туркестане, занять Хиву и Коканд и построить укрепления на Каспии. Во второй год – направить войска в Индию тремя потоками: из Западной Сибири в Восточный Туркестан, из Оренбурга на Коканд и из Персии на Герат[208]. Свой план Игнатьев обсуждал с Милютиным, который 19 июня 1863 г. направил Игнатьеву письмо, где полагал, что «на первый раз нам принесет пользу даже не самый поход в Индию, а только слух, приготовления и угрозы. Все это ничего не стоит, а, быть может, заставит англичан призадуматься». Если же это не поможет, то «можно и в самом деле пугнуть англичан в Азии»[209]. Милютин сообщал, что говорил об этом с Горчаковым, но, не встретив сочувствия, просил Игнатьева еще раз попробовать «возобновить речь, на которую вице-канцлер не обратил в первый раз достаточного внимания».
В ответном письме Милютину от 22 июня 1863 г. Игнатьев, радуясь такому союзнику, соглашался, что англичанам надо продемонстрировать силу и выйти из того оборонительного состояния, в котором находилась Россия: «Если бы они были убеждены, что мы сами перейдем в наступление и доберемся рано или поздно до Индии, то ценили бы дружбу с нами»[210]. Игнатьев считал необходимым помимо сухопутного похода организовать крейсерство в Тихом океане (силами Тихоокеанской эскадры), парализовать таким образом английскую торговлю и перехватить суда с чаем, золотом, опиумом и другими товарами, приносящими английским торговцам огромные барыши, Балтийский же флот спрятать в Кронштадте.
5 июля 1863 г. Игнатьев подал записку Горчакову, где мотивировал необходимость наступательной политики в отношении Англии и нанесения урона ее торговле и промышленности путем крейсерства в Тихом океане. Он писал: «Чтобы быть с Англиею в мире и заставить ее уважать голос России и избегать с нами разрыва, необходимо вывести английских государственных людей из их приятного заблуждения насчет безопасности индийских владений, невозможности России прибегнуть к наступательным действиям против Англии, недостатка в нас предприимчивости и достаточной для нас доступности путей через Среднюю Азию»[211]. Для этого надо предпринять серьезную демонстрацию с привлечением Персии, Афганистана, мусульманского населения Индии и «всех воинственных племен». Союз с Персией надо обеспечить передачей ей Герата, гарантией целостности ее территории и предотвращением вторжения в нее туркменских племен, а также выдачей денежного пособия и оплатой половинного содержания войск. Через Персию следует провести войска с Кавказа, остальные должны двинуться из Оренбурга и Западной Сибири.
Естественно, такой грандиозный план требовал длительной подготовки и немалых средств, которыми Россия не располагала. Он был также чреват войной с Англией и, может быть, с новой европейской коалицией, России мог быть нанесен удар в Европе. Особенно жаждал войны император французов Наполеон III, стремившийся приобрести Рейнские провинции. Однако сама Англия отнюдь не рвалась начать войну. Возможно, под влиянием слухов об индийском походе английский посол в Петербурге лорд Нэпир намекнул Горчакову об этом. Поэтому вице-канцлер решительно отклонил как европейские ноты по польскому вопросу, так и все планы о походе в Индию, справедливо сочтя их ненужной авантюрой. МИД считал, что войны с Англией следует всячески избегать.