Под давлением военных кругов и в особенности оренбургского и западносибирского генерал-губернаторов, требовавших активных действий в Средней Азии, правительство решило упрочить российскую границу и с этой целью соединить Сырдарьинскую и Западносибирскую укрепленные линии. Этот план, исполнение которого было отложено на 1864 г., Игнатьев горячо одобрял. А пока что Россия распространяла свое влияние мирным путем, принимая в свое подданство мирные кочевые племена в Казахстане и Киргизии[212].
Наступление в Средней Азии развернулось с лета 1864 г. В это время Игнатьев был назначен посланником в Константинополь. Удаление его из центрального аппарата МИД было не только его желанием, но и желанием Горчакова, которого пугали активность и инициативы директора Азиатского департамента, считавшего, что министр мало вникает в среднеазиатские дела и не заботится о российских интересах в этом регионе. Н. С. Киняпина полагает, что позиция Горчакова была продиктована здравым смыслом[213]. Не отрицая этого, укажем и на чрезмерную осторожность министра. Ход дальнейших событий показал, что, несмотря на продвижение России в Средней Азии вплоть до середины 80-х гг., Англия так и не отважилась на военный конфликт.
Особое внимание Игнатьев уделял русско-китайским отношениям. Он хорошо знал обстановку в Китае и представлял сложность задач русской политики на Дальнем Востоке, главным он считал реализацию статей Айгуньского, Тяньцзиньского и Пекинского договоров. Сразу же после своего назначения в МИД Игнатьев написал письмо князю Гуну, где заверял о готовности содействовать укреплению дружбы между Россией и Китаем[214]. Задачей политики России в Китае было урегулирование трех сложных вопросов: разграничение, расширение торговли, отношение к восстанию тайпинов.
Разграничение в Приморье было успешно окончено в конце 1861 г. Сложнее дело обстояло на границе с Западным Китаем. Здесь граница должна была быть установлена по линии китайских караулов, но они не везде существовали, а в неразграниченных местах кочевали казахи, не имевшие никакого подданства (в частности, в районе оз. Зайсан). Западносибирский генерал-губернатор А. О. Дюгамель требовал включить земли у Зайсана в состав России. На заседании Особого комитета в январе 1862 г. было решено следовать плану Дюгамеля и попытаться склонить кочевников принять российское подданство[215]. В Азиатском департаменте была разработана инструкция по разграничению, рекомендовавшая провести его по рекам Нарыну и Бухтарме до впадения последней в Иртыш. Если же китайцы будут претендовать на богатое рыбой оз. Зайсан, то следовало считать его в общем владении с правом русского рыболовства и судоходства. При несогласии китайцев инструкция рекомендовала прервать переговоры: «Для нас будет гораздо выгоднее оставить теперь некоторые вопросы нерешенными, нежели, решив их неблагоприятным для нас образом, связать тем себя на будущее время»[216]. Китайские комиссары, прибыв на переговоры в Чугучак, не согласились с русскими предложениями, и переговоры были прерваны. Игнатьев давал главе российской миссии в Пекине Л. Ф. Баллюзеку тот же совет, который получил в свое время от Е. П. Ковалевского: «В сношениях с китайцами настойчивость и выжидательность составляют главное ручательство в успехе»[217]. Окончательно русско-китайская граница в Западном Китае установлена была только в 1881 г. Петербургским договором.
В развитии русско-китайской торговли тоже были свои сложности, которые Игнатьеву пришлось улаживать. Он был недоволен некоторыми решениями Баллюзека, ограничивавшими права русских купцов (введение пошлин на русские товары, перевозимые сухим путем). Игнатьев считал, что если морская торговля может быть обложена пошлинами, то к сухопутной эту меру применять нельзя. Он возражал также против требования китайцев точно определить пути русской караванной торговли. В апреле 1862 г. по поручению Игнатьева Баллюзек разработал правила торговли, согласно которым в Монголии она велась беспошлинно, а в порте Тяньцзинь с русских товаров взималась более низкая пошлина в сравнении с европейскими товарами[218]. В ноябре 1861 г. были открыты российские консульства в Тяньцзине и Урге, затем фактория в Кашгаре, учрежден консульский пункт в Ханькоу.
Добился Игнатьев и укрепления состава духовной миссии в Пекине. По его настоянию Горчаков 21 октября 1861 г. написал обер-прокурору Синода о необходимости подчинения миссии наблюдению российского посланника. Состав миссии был ограничен за счет приезжих из России, на миссионерские и священнические должности рекомендовалось привлекать православных китайцев. Горчаков считал, что это «будет служить лучшему сближению миссионеров с местным населением»[219]. Во главе миссии Горчаков просил поставить епископа, который имел право рукоположения в священники (ранее главой миссии был архимандрит, такого права не имевший). Члены миссии, по мнению Горчакова, должны были хорошо знать китайский и монгольский языки и надзирать за обучением детей в училище при миссии. Горчаков также указывал на необходимость усиления контактов миссионеров с местным населением и рекомендовал их бессрочное пребывание в Китае по примеру католических миссионеров.
Учреждение дипломатической миссии и консульств, расширение торговли, активизация деятельности духовной миссии – все это способствовало улучшению российско-китайских отношений. Оставался лишь один сложный вопрос – судьба маньчжурской династии. Ее падение в результате возможной победы тайпинов представляло угрозу русским интересам в Китае. Позиция России в случае победы восстания и возведения новой династии обсуждалась на заседаниях Особых комитетов под председательством Александра II 29 июня 1861 г. и великого князя Константина Николаевича 3 марта 1862 г. Хотя Петербургу и невыгодно было падение Цинов, но участники совещаний признали, что помощи маньчжурам Россия оказать не в состоянии. Вмешательство ее в конфликт на стороне маньчжурской династии вызвало бы противодействие Европы и занятие части Китая англо-французами. Было решено в случае воцарения новой династии и признания ею русско-китайских договоров установить с ней официальные отношения. Если же в результате победы тайпинов последует распад Китая, содействовать созданию независимых Монголии и Маньчжурии и усилить там русское влияние[220]. Как известно, восстание было подавлено, маньчжурская династия осталась на престоле, и интересы России были обеспечены существующими договорами.
В сферу деятельности Азиатского департамента входила также и Япония. Хотя с ней в 50-х гг. были заключены торговые договоры, но торговля была незначительна и не составляла предмет особого внимания МИД. Гораздо важнее был вопрос о границах. В связи с западноевропейской и американской экспансией в северной части Тихого океана для России приобретали особое значение Сахалин и Курилы.
Создание Тихоокеанской эскадры требовало наличия незамерзающих баз на путях выхода в океан. Еще в марте 1861 г. русский корвет «Посадник» прибыл на один из японских островов Цусима. Его командир добился от местных властей согласия на устройство военно-морской станции для русского флота. Но когда началось строительство, последовал протест английского консула. Корвет было решено отозвать, поручив окончательное улаживание вопроса Игнатьеву. 2 декабря 1861 г. он просил Баллюзека пояснить английскому посланнику в Китае Брюсу, что стоянка корвета «Посадник» на о. Цусима была обусловлена частной сделкой и что правительство России не имеет к этому никакого отношения[221]. В действительности попытка создания базы была предпринята с ведома Александра II. Ответственность свалили на командира эскадры И. Ф. Лихачева, который был смещен со своего поста.
Игнатьев также участвовал в обсуждении другого спорного вопроса русско-японских отношений – разграничения о. Сахалин. Экономическое и стратегическое значение острова для России увеличилось с приобретением Уссурийского края. Согласно договорам, заключенным с Японией в 50-х годах, остров находился в совместном владении. Японцы неоднократно предлагали разделить его по 50-й параллели, то есть пополам. Петербург не соглашался. 23 декабря 1861 гг. Особый комитет решил предложить японцам южнокурильский остров Уруп в обмен на передачу Сахалина России либо разделить остров по 48-й или 49-й параллели, причем в этом случае к России отходили земли с богатыми каменноугольными копями[222]. Решение вопроса было отложено до визита в Петербург японского посольства, ожидаемого летом 1862 г.
Однако вопрос о Сахалине не был решен и летом. Только в 1875 г. в Петербурге был подписан договор, по которому Россия уступала японцам острова Курильского архипелага взамен признания своих прав на весь Сахалин.
Таким образом, в Азиатском департаменте Игнатьев выполнял огромный объем работы. Он часто жаловался в письмах к родителям на загруженность делами и разногласия с Горчаковым. Ему приходилось готовить много различных проектов инструкций, депеш, протоколов, вести журналы заседаний Особых комитетов и заниматься другой «бумажной» работой. Он жаждал самостоятельности. Горчаков же ценил его знания и энергию, но опасался инициатив Игнатьева, которые шли вразрез с осторожной политикой вице-канцлера (в 1862 г. Горчаков получил этот чин). Прохладные отношения Горчакова и Игнатьева выразились также и в том, что за три года работы в департаменте последний удостоился только одной очередной награды (орден Св. Анны 1-й степени), Ковалевский же получал ордена ежегодно. Игнатьев считал, что после успехов его в Бухаре и Китае он достоин лучшей участи. Осенью 1863 г. он представил Милютину план создания Степного округа, который включал бы Оренбургский край и недавно присоединенную к России Заоренбургскую степь. Александр II и Милютин сочувственно отнеслись к этому проекту. Предполагалось назначить генерал-губернатором Игнатьева. Но эти планы были сорваны Горчаковым, который не хотел отпускать Игнатьева из внешнеполитического ведомства.