Игнатьев предлагал свою программу решения церковного спора. Он считал, что вопрос должен быть решен каноническим путем, то есть с согласия патриарха и с оставлением болгарской церкви в рамках Константинопольской патриархии. Однако болгарская церковь должна получить определенные права:
1. Создание болгарских епархий на территориях с болгарским населением и смешанных епархий там, где кроме болгар жили другие национальности.
2. Избрание в болгарских епархиях болгарских епископов и епархиальных советов при них (с участием светских лиц) для определения церковных сборов, утверждения епископа и др.
3. Выбор епископа и совета в смешанных епархиях зависит от того, какая национальность численно преобладает в епархии.
4. Богослужение в смешанных епархиях производится на языке преобладающей национальности, в болгарских – на славянском.
5. Патриарх имеет двух наместников, один из которых должен быть славянином.
6. Синод патриархии делится на два отдела, один из которых состоит из славянских владык и руководит славянскими епархиями. Так же должен быть разделен Народный смешанный совет при Вселенском престоле[330].
Понимая, что отношения между греческой и болгарской сторонами уже обострились до такой степени, что примирение вряд ли возможно, Игнатьев советовал начать пропаганду своей программы в провинциях, то есть непосредственно в Болгарии, Румелии, Македонии, где «сельское население еще сохраняет уважение к России», и поручить российским консулам внушать духовным и светским лицам преимущества этого плана. Он надеялся, что влияние провинций подействует на «константинопольских коноводов». Со своей стороны, российская миссия должна была воздействовать на патриарха. Урегулирование церковного вопроса с помощью России, указывал Игнатьев, усилит позиции последней на Балканах и заставит Порту прекратить против нее недружелюбные действия (покровительство польской эмиграции, черкесам и др.). С другой стороны, улучшение положения болгар остановит воинственные замыслы сербского и черногорского правителей, намечающих восстания на Балканах.
Однако состояние российской миссии в Константинополе в начале 60-х гг. не давало никаких надежд на то, что план Игнатьева мог быть реализован. Прибыв в турецкую столицу в августе 1864 г., Игнатьев нашел положение еще более тяжелым. Лично Игнатьев сочувствовал болгарам, но он вынужден был проводить политику компромисса, сочетавшую уступки болгарам с сохранением церковного православного единства. Таково было мнение Святейшего синода и многих церковных деятелей России. Авторитетный церковный деятель митрополит Филарет (Дроздов) писал и.о. обер-прокурора Синода С. Н. Урусову о необходимости сберечь церковное единство греков и болгар, так как в единстве они сильнее перед лицом османских властей[331].
Игнатьев по приезде начал переговоры с патриархом Софронием, верхушками болгарской и греческой общин и великим везирем Али-пашой и предложил компромиссное решение в духе своей программы. Как писал в своем исследовании патриарх Кирил, новый посланник произвел большое впечатление на болгар: «Любезен, хитер, ловок, остроумен, тверд и упорен»[332]. Умеренное крыло болгарской общины склонялось к принятию его плана, удалось об этом договориться и с умеренными греками. В апреле 1865 г. состоялась первая беседа с Али-пашой, который категорически заявил, что Порта против раздела соперничающих церквей и епархий на болгарские и смешанные[333]. Порта выступала против посреднических действий Игнатьева, убеждая и греков и болгар в том, что его проект не послужит им на пользу. Против компромиссного проекта Игнатьева были также радикальные элементы болгарской и греческой общин. Так, лидер болгарских радикалов, представитель Филиппополя в Болгарском совете при Порте С. Чомаков постоянно срывал посреднические усилия посланника. Игнатьев сообщал в МИД, что Чомаков выступает против всяких уступок, жертвуя подлинными интересами болгарского народа, и уверяет, что справедливого решения можно ждать только от Порты. Игнатьев просил российского вице-консула в Филиппополе Н. Герова убедить местных болгар отозвать Чомакова из столицы и заменить его кем-нибудь другим[334]. Но авторитет Чомакова был очень высок, и Геров отказался это сделать.
Чомаков в церковном споре видел лишь его политическую сторону и своей целью ставил не церковное примирение, а болгарское национальное освобождение, первым шагом к которому он считал создание самостоятельной церкви. Игнатьев же видел в позиции Чомакова лишь проявление максимализма и честолюбия. «Он предан туркам и эксплуатирует общественное мнение ввиду своих личных выгод и для удержания своего влияния», – считал посланник[335]. Геров не был согласен с мнением Игнатьева и расценивал Чомакова как истинного патриота, защищавшего не личные, а народные интересы. В отношении Чомакова Игнатьев, конечно, был пристрастен. Болгарский лидер прежде всего пекся об интересах болгарского народа, Игнатьев же – об интересах России, стремившейся сохранить единство православной церкви на Востоке, а поэтому вынужденной искать компромиссные решения.
Игнатьев приложил немало усилий, чтобы повысить свой авторитет в глазах болгар. Он добился от Порты возвращения из ссылки двух болгарских епископов, что увеличило его популярность среди умеренных болгарских кругов. Однако в греческой среде посланник не очень преуспел. Ему удавалось склонить патриарха на некоторые уступки болгарам, но эти усилия блокировались радикальными греческими элементами. Положение осложнялось также и тем, что секуляризация монастырских имений Константинопольской патриархии в Румынии, а вслед за тем проведенная в 1865 г. финансовая реформа существенно ослабили экономическое состояние православной церкви в Османской империи, поставив ее в совершенную зависимость от Порты.
Рассчитывая на уступки патриарха в церковном конфликте, Александр II послал ему драгоценную панагию, а российский Синод принял сторону патриарха в вопросе о секуляризации монастырских имений в Румынии[336].
Несмотря на все, Игнатьев надеялся на достижение компромисса. Его донесения в МИД были оптимистическими. Болгарам он также внушал надежду на примирение. Посланник рассчитывал на помощь российского Синода, но тот предпочел устраниться, заявив, что греко-болгарский церковный вопрос является внутренним делом константинопольской церкви, а потому Синод не считает себя вправе вмешиваться[337]. Действительную позицию Синода выразил митрополит Филарет, который писал, что «греки отвергают начало национальности, но в самом деле действуют для сохранения господства своей национальности и не вспоминают, что Дух Святый признал начало национальностей, когда ниспослал церкви дар языков, чтобы каждая национальность на своем языке имела учителей веры и богослужения». Филарет считал, что болгары должны иметь болгарских священников, богослужение и школы на своем языке, а болгарские архиереи присутствовать в Синоде при патриархе[338]. В то же время он был против давления на патриарший Синод и полагал, что дело можно решить только взаимными соглашениями и уступками.
Итак, сознавая правоту болгар, российский Синод тем не менее не хотел ссориться с Константинопольской патриархией и желал сохранить единство православия на Востоке.
В течение 1864–1868 гг. при патриархе, а затем при Порте были созданы согласительные комиссии, которые подготовили ряд проектов решения церковного спора. Российский посланник принимал горячее участие в этом процессе, контактируя с обеими сторонами. Донесения его в МИД раскрывают суть предлагаемых решений и причины их отклонений то болгарами, то греками. Болгары требовали увеличения числа болгарских епархий, смещения в них греческих епископов, участия болгарских владык в избрании патриарха и пр. Предлагаемые греками уступки их не устраивали. Болгарские представители заявляли, что греки хотят подчинить болгарскую народность греческому влиянию[339].
В декабре 1866 г. Игнатьеву удалось добиться смещения несговорчивого патриарха Софрония. Не без участия посланника был избран новый патриарх Григорий. В донесении Игнатьева в МИД от 6 (18) декабря 1866 г. дается объективная характеристика Софронию, который, по словам посланника, честно старался примирить враждующие стороны и пытался следовать советам российской миссии, но по слабохарактерности «бессилен был сделать то добро, которое от него требуют»[340]. Григорий же устраивал Игнатьева тем, что был не в ладах с Портой и греческими банкирами, задававшими тон в Константинопольской патриархии.
Новый патриарх заявил Игнатьеву, что будет поддерживать принцип неделения православной церкви. Однако посланник хотел, чтобы патриархия имела вселенский характер, а не защищала интересы только греков. Еще в сентябре 1866 г. он представил Горчакову проект создания единого патриаршего Синода из представителей всех православных церквей, включая и болгарскую. Но российский Синод отверг эту идею, не желая вмешиваться в церковную распрю. Тогда посланник предложил некоторые меры, которые могли бы возвысить положение патриарха, сделать его независимым от Порты и от греческих интриг. Игнатьев прилагал неимоверные усилия, чтобы склонить патриарха на уступки болгарам. В январе 1867 г. он представил в МИД свой новый проект, стержнем которого было создание особого Болгарского экзархата (округа) с центром в Тырново. Экзархат должен был охватывать земли, населенные не только болгарами, но и смешанным населением. Выбранный болгарскими владыками экзарх утверждался патриархом, при экзархе учреждался болгарский Синод