[394]. Таким образом, военный и морской министры были сторонниками активизации действий России на Балканах. Об этом свидетельствует также письмо Милютина Игнатьеву, написанное немного позднее – 19 июля 1867 г., где говорилось: «Расстояние и время не могут отменить давнишних наших отношений. Вы не ошиблись, сказав, что хотя между нами и не велось постоянной переписки, однако же нас, видимо, сближает одинаковость взглядов, желаний и чувств по многим важным современным вопросам, а особенно по вопросу Восточному»[395]. Однако Милютин предупреждал Игнатьева, что рассчитывать на поддержку из Петербурга послу не следует: в споре министров победила осторожная позиция Горчакова.
Результатом просьбы МИД явилось несколько записок Игнатьева. Одна из них – от 27 декабря 1866 г. (8 января 1867 г.), была направлена Горчакову и содержала развернутый план действий России на Балканах. Говоря о приближении кризиса, могущего вылиться в стихийное восстание населения, Игнатьев предлагал, воздерживаясь от активного (то есть военного) вмешательства, регулировать и направлять его. Так как центром движения, по его мнению, являлась Сербия, то на нее должно быть обращено основное внимание, Сербии следует оказать помощь материальными и военными ресурсами (создание складов оружия в азовских и черноморских портах; обучение сербских и греческих офицеров в русской армии; подготовка диверсий против турок со стороны Персии и враждебных действий армян и курдов; подготовка агитаторов для работы среди балканского населения; наконец, привлечение албанцев на сторону славян и греков).
Рассмотрев эти предложения, Александр II нашел их малопрактичными и нереальными в настоящее время, что было совершенно справедливо[396].
Далее Игнатьев высказывал предположение, что в результате победы славян (в чем он не сомневался) будет аннулирован Парижский трактат, для России открыт выход в Средиземное море, а на развалинах Османской империи образуются дружественные России национальные государства, устроенные по российскому образцу. Они могут создать Восточную конфедерацию в составе славянских государств, Румынии, Греции и Албании (Александр II пометил на полях: «Это то, чего я бы желал»), Константинополь же станет вольным городом со смешанным или русским гарнизоном. Крепость конфедерации будет обеспечена общими политическими и экономическими интересами ее членов, а правителем будет монарх из великих князей императорской фамилии.
В случае вмешательства Европы и посылки ею флота в проливы надо было, по мнению Игнатьева, сосредоточить 120-тысячный корпус и угрожать Австрии в Галиции и на Нижнем Дунае, а в Босфор направить пароходы российских торговых обществ. Спокойствие же со стороны Кавказа может быть обеспечено 60-тысячной армией, готовой проникнуть внутрь Турции[397].
План Игнатьева, составленный под влиянием славянофильских идей о славянской или Балканской федерации, учитывал также прославянские настроения в обществе: в 1867 г. в Москве состоялся Славянский съезд, была организована Славянская этнографическая выставка, вызвавшие большой энтузиазм в публике. Однако план был абсолютно нереален, так как основывался на преувеличении сил славян и России и недооценке сил Турции и поддерживающей ее Европы. Вряд ли Горчаков принял его всерьез. На наш взгляд, эту записку Игнатьева можно объяснить отчаянным желанием побудить правительство хотя бы к каким-то более или менее активным действиям, рисуя радужные перспективы для России в случае распада Османской империи. Горчаков и царь понимали, что попытка реализации этого проекта могла втянуть Россию в европейскую войну. Возможно, с этого времени за Игнатьевым утвердилась репутация человека, призывающего к войне, хотя это было не совсем так. Игнатьев понимал, что в настоящее время Россия не может воевать, но в случае общего выступления балканских народов она может поддержать их, демонстрируя на границах свою мощь, если они будут действовать успешно.
Другая записка Игнатьева от 10 января 1867 г., адресованная Стремоухову, отличалась большей трезвостью. Она отражала итоги размышлений автора о ситуации на Балканах[398]. Игнатьев отмечал, что в глазах Европы Турция уже утратила характер «завоевательной силы», поскольку провозгласила программу реформ с целью объединения и равноправия подвластных ей народов. Поэтому не стоит питать надежд на помощь Европы в деле защиты интересов христиан. В основу своей политики на Балканах Россия должна поставить принцип национальной независимости народов: «Вопросы национальности играют ныне и на Востоке слишком значительную роль, чтобы мы могли оставаться им чуждыми». Игнатьев приводил в пример греко-болгарскую церковную борьбу, истинной целью которой были не столько верность православию, сколько национальные стремления обеих сторон. Болгары, подчеркивал он, были готовы принять унию, чтобы «под сенью Запада оградить свою народность от завоеваний эллинизма». По Игнатьеву, единственным реальным путем к освобождению славянских народов являлось объединение их сил. Как и Ионин, он рассчитывал на поддержку албанцев, ненавидящих турок. Восстание в Северной Албании облегчило бы действия Сербии и обеспечило бы ее тыл, тогда в борьбу могли вступить Черногория и Босния с Герцеговиной. Участие болгар Игнатьев считал несомненным, указывая, что уже формируются партизанские отряды. Что касается Греции, то под влиянием Запада ее участие в общей борьбе проблематично. Опираться на этеристов Игнатьев считал рискованным.
Характерно, что в этой записке Игнатьев подвергал сомнению возможность создания Болгарского независимого государства. Он полагал, что болгары к этому еще не готовы. Кажется, что такое мнение сложилось у него под влиянием перипетий греко-болгарской церковной борьбы и неприятия им взглядов болгарских радикалов. Игнатьев так и пишет в записке: стремление к независимости выражают «молодые» болгары, воспринявшие эту идею «от наших увлекающихся литературных деятелей» (это был прямой намек на тургеневский роман «Накануне». На деле Тургенев создал образ Инсарова под влиянием борьбы против османского ига в Болгарии). Игнатьев считал, что «молодые» болгары в настоящее время ориентируются на Запад и поэтому являются опорой турецкого владычества на Балканах. Мнение это, пристрастное и необъективное, было впоследствии изменено. Но, составляя свою записку в самый разгар греко-болгарской церковной распри, Игнатьев выразил таким образом свою обиду на константинопольских болгарских радикалов. Он полагал, что только болгарские отряды в горах могут выступить против турок. Главной же активной антиосманской силой, по его мнению, были сербы. Итак, мнение Игнатьева зачастую складывалось под влиянием каких-то кратковременных факторов и его собственных эмоций.
В записке Игнатьев затронул вопрос о возможности сближения сербов и болгар в борьбе за общие интересы и считал, что Россия должна этому всячески способствовать. Отдавать болгар Западу было нельзя.
В заключение излагалась программа преобразований на Балканах в случае успеха восстания: расширение границ Сербии и Греции за счет примыкающих к ним христианских провинций, создание независимого Албанского княжества. Таким образом, программа предусматривала только преобразования в западной части Балкан и была значительно скромнее того грандиозного плана (программы-максимум), который был представлен в предыдущей записке. Возможно, что Игнатьев, зная позицию Горчакова, стремился избежать крайностей. В записке нет советов поддержать действия балканских народов против Турции со стороны России. Но, как показывают другие источники, Игнатьев считал эту помощь необходимой. Оставаясь нейтральной, полагал он, Россия потеряет свои позиции на Балканах. Письма к родителям свидетельствуют об истинных настроениях посланника, порой близких к отчаянию. 9 октября 1866 г. он писал: «Я удерживаю греков и сербов, рискуя потерять свою популярность и весь вес, который я еще могу иметь в их глазах. На мне будет лежать страшная ответственность перед потомством за наше бездействие, за то, что Восточный вопрос разрешится у нас под носом вопреки нам и, следовательно, несообразно с нашими видами. Из Петербурга твердят, что для нас гибельно всякое замешательство, даже нас не касающееся. Веры нет в свое отечество»[399]. Те же настроения слышатся и в письме от 18 октября, где Игнатьев полагает, что вследствие восстания на Балканах Парижский трактат будет уничтожен, «а мне объясняют, что денег нет, что надо делать сокращения по министерству, сидеть смирно, пока Франция прикажет, то есть снова приготовиться. Губят совершенно значение России на Востоке, и мне приходится быть ответственным перед потомством за наше будущее здесь унижение. Горько!»[400] Игнатьев даже выражал желание покинуть свой пост, ибо невозможность что-либо предпринять в поддержку антиосманского выступления его угнетала. Он не исключал возможности обратиться к общественному мнению России. 29 ноября 1866 г. он писал родителям: «С фактом, что русскому посланнику при надлежащих средствах можно поднять и направить Восточный вопрос, я желал бы ознакомить дельных русских людей, чтобы в “народной политике” быть поддержанным общественным мнением»[401].
Получив записки Игнатьева, Горчаков поручил посланнику разработать программу реформ в христианских провинциях. Министр полагал, что задача российской дипломатии, не столько критиковать, сколько изложить свои взгляды на судьбы христиан под владычеством Порты. 16 марта 1867 г. Игнатьев пишет родителям: «Сверх критского вопроса я занимаюсь теперь по поручению МИД соображением реформ, которые надлежит п