Сочтя бесполезным свое пребывание в армии, Игнатьев по совету доктора С. П. Боткина, состоявшего при императоре, вернулся в Россию. Однако его отсутствие было недолгим. В середине ноября он опять был вызван в Главную квартиру, куда прибыл 24 ноября. Осада Плевны близилась к концу. 28 ноября 1877 г. турецкие войска, засевшие в Плевне, сдались. С падением Плевны военно-политическая обстановка изменилась в пользу России. Армия начала переход через Балканы в Южную Болгарию. Разработка условий предстоящего мира с Турцией, которой до этого занимался Горчаков, была поручена его политическим противникам – Милютину и Игнатьеву, выступавшим за более жесткие требования.
Проезжая через Бухарест, Игнатьев виделся с Горчаковым, который просидел там все время с начала войны, и посоветовал ему оставаться в городе решать с румынами вопрос о Южной Бессарабии. Видя, что его отстраняют от составления мирного договора, канцлер впал в апатию и «относился ко всему с полнейшим равнодушием»[549].
Сразу по приезде в Главную квартиру Игнатьев имел беседу с Александром II, предлагая ему заключить договор с Румынией, «который поставил бы ее в зависимость от нас и обеспечил бы нам сношения с Болгарией». Идея этого договора возникла у Игнатьева еще летом 1877 г., и он обсуждал ее с румынскими министрами, находившимися тогда в Главной квартире, – премьером Брэтиану, военным министром Сланичану и Гикой. Речь шла о заключении оборонительного союза между Россией, Сербией и Румынией и ряда конвенций – почтовых, торговых, телеграфных и железнодорожных. Игнатьев, ссылаясь на то, что участие Румынии и Сербии в войне может привести к утрате гарантии их существования, предусмотренной Парижским договором 1856 г., считал необходимым крепче привязать их к России. «Для нас дело чести и прозорливости привязать к себе княжества, – писал он жене, – чтобы они не попали в чужие руки и бесповоротно вошли в нашу колею. Иначе разрешение Восточного вопроса будет для нас вредно, и Болгария для нас будет недосягаема материально, ибо между нею и нами камнем вошла Румыния»[550].
Таким образом, Игнатьев уже тогда предусматривал устройство такого порядка на Балканах, который ограждал бы балканские государства от влияния Австро-Венгрии и других европейских стран. По мнению Игнатьева, румыны и сербы отнеслись к его плану положительно. Но в действительности это было не так. Оба княжества отнюдь не собирались тесно связывать свою судьбу с Россией и тяготели к Западу.
Сразу же после падения Плевны Игнатьев по просьбе великого князя Николая Николаевича (старшего) составил «Наброски условий мира», которые были представлены императору и 1 декабря обсуждены на совещании в присутствии царя, Милютина, Обручева, Игнатьева, статс-секретаря А. Ф. Гамбургера и Нелидова. Затем «Наброски» были посланы в Бухарест Горчакову, а 8–10 декабря Игнатьев уже в Киеве написал первоначальный текст проекта договора.
Несколько ранее другой краткий проект договора был разработан по поручению Милютина Нелидовым, который во время войны заведовал дипломатической канцелярией при главнокомандующем. Проекты Нелидова и Игнатьева мало чем отличались друг от друга. Оба они предусматривали независимость Румынии, Сербии и Черногории, создание автономного Болгарского княжества в границах, предусмотренных Константинопольской конференцией, предоставление административной автономии Боснии и Герцеговине, территориальные приращения к Сербии и Черногории. Правда, Игнатьев рассматривал два варианта статуса Болгарии – независимое и автономное княжество, но считал наиболее реальным осуществление принципа политической автономии[551]. Проекты предусматривали двухлетнее пребывание русских войск в освобожденной Болгарии для создания там гражданского управления, а также выплату Турцией России денежной контрибуции.
Свой проект Игнатьев составлял с учетом многочисленных обращений и пожеланий, поданных ему представителями различных кругов болгарского населения.
Проекты Игнатьева и Нелидова шли значительно дальше постановлений Константинопольской конференции и первоначальных планов Горчакова, предусматривавших административную автономию двух болгарских провинций и ничего не говоривших о независимости балканских княжеств. Более того, Игнатьев и Нелидов отчетливо проводили мысль о том, что балканские государства должны обладать не только политической, но и экономической независимостью, что давало бы им возможность противостоять экспансии со стороны Австро-Венгрии и других стран Запада. В состав территории княжеств включались поэтому важные в экономическом и торговом отношении центры, порты, пути сообщения, плодородные земли. Это предоставляло балканским странам необходимые условия для достижения подлинной независимости.
Так, Игнатьев включил в состав Черногории плодородные земли с городами Никшич, Невесинье, Подгорица, порты Котор и Бар. Между Сербией и Черногорией намечалась общая граница по р. Дрин.
В беседе с Александром II Игнатьев затронул вопрос о проливах, считая, что они должны быть закрыты для иностранных флотов и открыты для выхода в Средиземное море русского военного флота. В свой проект мирного договора он включил статью о проливах, которая запрещала в военное время ввод в Черное море судов нечерноморских государств[552]. «Черное море будет объявлено открытым в мирное время и закрыто при возникновении войны между европейскими государствами для всех судов государств, не имеющих владений на берегах Черного моря», – разъяснял впоследствии свою позицию посол[553]. Эта точка зрения разделялась и Милютиным. Однако в окончательный текст проекта договора статья о проливах в формулировке Игнатьева не вошла. Опасаясь протеста европейских стран, Александр II и Горчаков решили передать вопрос о проливах на рассмотрение европейского конгресса, который оставил существовавший режим.
В начале декабря Александр II покинул Болгарию. Вскоре Игнатьев был вызван из Киева в Петербург, и 5 января 1878 г. текст договора обсуждался на совещании у императора и был одобрен. Даже Горчаков нашел все требования умеренными.
Тем временем русские войска продолжали стремительно продвигаться к Константинополю. Турецкие уполномоченные прибыли в Главную квартиру армии, находившуюся в Адрианополе, с предложением о перемирии. Игнатьев считал, что перемирие заключать рано, что надо занять как можно больше турецкой территории, чтобы потом диктовать выгодные условия. Он предлагал занять Галлиполи и Булаирские укрепленные линии, а затем и Константинополь, а потом говорить о перемирии. Но Горчаков ссылался на данное в начале войны обещание Англии не занимать Галлиполи. Александр II поддержал своего министра, а Игнатьеву предписал ехать в Бухарест и урегулировать там вопрос с румынами о присоединении к России Южной Бессарабии, а затем в Адрианополь для проведения мирных переговоров с турками.
Во время свидания с румынскими министрами в Бухаресте Игнатьеву пришлось выдержать жаркие баталии. Румыны протестовали против возвращения Южной Бессарабии, хотя взамен им предложили Добруджу с широкой приморской полосой. Однако Игнатьеву удалось преодолеть их возражения, намекнув, что можно найти более покладистых министров.
В Адрианополь он прибыл только 27 января, когда 19 января было уже заключено перемирие. Опоздание Игнатьева было связано в том числе с тем, что пришлось пешком в тяжелейших условиях перейти балканские перевалы, так как проехать через снежные заносы в коляске было невозможно.
В основу перемирия легли условия, разработанные Нелидовым еще в начале ноября 1877 г. и сообщенные царем германскому и австрийскому императорам. Безвыходное положение турок вынудило их согласиться на условия, по которым Сербии, Черногории и Румынии предоставлялась независимость, создавалась единая автономная Болгария, Южная Бессарабия возвращалась России, в христианских провинциях Османской империи проводились широкие реформы. Турки, однако, не считали условия перемирия окончательными, надеясь с помощью западных держав добиться их пересмотра.
Узнав об условиях перемирия, Вильгельм I и Франц Иосиф выразили свое недовольство. Особенно неистовствовал Андраши. Он ссылался на Рейхштадтское соглашение и Будапештскую конвенцию, по которым исключалось создание на Балканах большого славянского государства (таковым он считал Болгарию), а Босния и Герцеговина отдавались под австрийскую оккупацию. Андраши потребовал созыва конференции держав для обсуждения вопросов, имевших общее европейское значение. Его поддержала и Англия, недовольная присоединением к России Южной Бессарабии, созданием единой Болгарии и большим сроком ее оккупации русскими войсками. Петербург вынужден был согласиться на созыв европейского конгресса, а мирный договор с Турцией считать прелиминарным.
Переговоры о заключении мирного договора начались в Адрианополе 31 января 1878 г. С русской стороны в них участвовали Игнатьев и Нелидов, с турецкой – Савфет-паша и советник Саадулах-бей. Горчаков торопил Игнатьева с заключением договора, опасаясь, что турки, оправившись от шока, вызванного быстрым продвижением русской армии к Константинополю, войдут в контакт с западными державами. Направляя Игнатьеву инструкцию по ведению переговоров, канцлер подчеркивал, что ввиду опасности сближения Англии и Австро-Венгрии и их откровенно враждебной позиции «трудно полностью придерживаться программы, которую вы наметили для предварительного мира»[554]. Поэтому он рекомендовал не настаивать на требованиях, затрагивавших европейские интересы, но в отношении Болгарии занять твердую позицию: она должна быть автономной.
Ускорить переговоры требовал и главнокомандующий, желавший сделать императору подарок и заключить мир не позднее 19 февраля – дня освобождения крестьян, подчеркнув этим двойную освободительную миссию царя. Однако мирные переговоры шли непросто. Уже в одном из первых донесений канцлеру от 3 февраля 1878 г. Игнатьев писал о возникших трудностях: демаркационная линия, намеченная перемирием, оставляла за турками крепости Шумлу и Варну и всю юго-западную часть Болгари