Сан-Стефанский договор существенно изменил карту Балкан. Сербия, Черногория и Румыния получили независимость и значительно расширили свои границы. Болгария, включая Македонию, становилась вассальным княжеством, связанным с Турцией лишь уплатой дани. Турецкие войска выводились с ее территории, и на два года вводилось русское гражданское управление. Князь избирался населением, его власть ограничивалась Народным собранием. В христианских провинциях Османской империи проводились реформы, предусмотренные Константинопольской конференцией (в Боснии и Герцеговине), или вводился Органический регламент (в Эпире, Фессалии и на Крите). России возвращалась Южная Бессарабия, а на Кавказе она получала города Батум, Карс, Ардаган и Баязет.
Договор, по сути дела, разделил европейские и азиатские владения Османской империи, что ослабляло политическую и экономическую власть Порты. Получившим независимость народам он открывал возможность для национального, экономического и культурного прогресса. Однако включение в Болгарию областей со значительным неболгарским населением (сербы, греки, турки) могло привести впоследствии к возникновению напряженности в ее отношениях с Сербией, Грецией и Турцией.
Заключение договора было с восторгом встречено в Болгарии и России. 3 марта болгары до сих пор отмечают как свой национальный праздник освобождения. 10 апреля главнокомандующему русской армией великому князю Николаю Николаевичу болгарская делегация передала адрес на имя Александра II, подписанный более чем 230 тыс. чел. В нем выражалась благодарность болгарского народа России за освобождение Болгарии от пятивекового османского ига. «Совершилось, и отныне тебе, государь, с твоим великим народом болгары обязаны новою жизнею, правом именоваться людьми, открыто и громко славить имя Христово; обязаны упованием стать со временем в ряд с народами цивилизованного мира, развив вполне им Богом дарованные нравственные силы; обязаны надеждой всецело воспользоваться дарами своей природы-матери и ее щедротами – ущедрить человечество. Словом, тебе, государь, болгары обязаны счастьем не только своим, но и своих отдаленнейших потомков», – говорилось в адресе[563].
Много благодарственных адресов и писем поступало от болгарского населения на имя Игнатьева. Но среди них были и просьбы включить в состав Болгарии области, остающиеся под властью Порты (Фракия, Македония, Адрианопольский вилайет), так как до их населения уже дошли вести о предстоящем пересмотре договора и сокращении территории Болгарского княжества[564]. В Государственном архиве Российской Федерации в личном фонде Игнатьева хранится толстое дело № 73, где собрано множество таких прошений, выражавших отчаяние жителей областей, не попадавших в состав Болгарии. Но Игнатьев ничего не мог сделать для них – их судьбу решала Европа.
Договор встретил активные протесты со стороны западных держав. Англия и Австро-Венгрия нашли его «неслыханным»: Европа боялась усиления России на Балканах. Относительно независимости Сербии, Румынии и Черногории державы не протестовали. У Австро-Венгрии были там уже прочные позиции, и она рассчитывала их усилить. Основные возражения касались создания Большой Болгарии, которая в Лондоне рассматривалась как будущий оплот русского влияния в регионе. Англия, кроме того, была недовольна приобретениями России на Кавказе и включением в ее состав Южной Бессарабии, а также новыми границами Сербии и Черногории. Вена, в свою очередь, была возмущена предоставлением автономии Боснии и Герцеговине, что нарушало прежние договоренности с Россией. Она также выступала против Большой Болгарии, опасаясь потерять важные в стратегическом и экономическом отношении позиции в Южной Болгарии, где проходила контролируемая австрийцами железная дорога, а также рынки в Сербии и Черногории.
Обе державы начали военные приготовления с целью оказать давление на Петербург. Учитывая состояние армии, финансовую слабость и подъем революционного движения в стране, правящие круги России не могли пойти на новую войну с европейской коалицией. Это означало бы возможный конец самодержавия. Петербург решил договориться со своими противниками порознь, тем более что Бисмарк, к которому Горчаков обратился за поддержкой, посоветовал найти общий язык с Австро-Венгрией. В Вену для переговоров решено было послать Игнатьева. 11 марта он выехал туда из Петербурга.
Кандидатура Игнатьева была выбрана неудачно. Как писал С. С. Татищев, венские политические круги были настроены против Игнатьева лично, считая его главным проводником «панславистских стремлений» на Балканах и основным инициатором создания Большой Болгарии, а также автономной Боснии и Герцеговины[565]. Игнатьеву было поручено вручить императору Францу Иосифу письмо Александра II и уладить возникшие недоразумения. Он должен был успокоить Вену, заверив ее в том, что Петербург не собирается нарушать Будапештскую конвенцию.
В разговоре с Игнатьевым Франц Иосиф и Андраши обвинили его в том, что при подписании Сан-Стефанского договора были нарушены интересы Габсбургской монархии. При этом речь шла уже не только о Болгарии и Боснии с Герцеговиной, но Андраши требовал пересмотра черногорских границ и создания Албанского княжества. Канцлер Австро-Венгрии высказал также свое возмущение тем, что его не ознакомили предварительно с новыми границами Сербии, Черногории и Болгарии, хотя Игнатьев еще в январе 1878 г. послал ему карту с проектируемыми границами. По настоянию Игнатьева Андраши отыскал эту карту в своих бумагах, сделавши вид, что он о ней забыл[566]. Вена не возражала лишь против права на передачу России Южной Бессарабии и пункта о порядке судоходства по Дунаю. Основные требования Андраши заключались в следующем:
1. Созыв европейского конгресса с целью «предохранения балканских народностей от влияния России».
2. Австрийская оккупация Боснии, Герцеговины и Новипазарского санджака.
3. Уменьшение территориальных приращений к Черногории и лишение ее выхода к морю и общей границы с Сербией.
4. Создание Болгарского княжества на территории до Балканских гор.
5. Создание автономной Македонии со столицей в Салониках.
6. Присоединение к Сербии части болгарской территории с запада.
7. Сокращение срока русского присутствия в Болгарии с двух лет до трех месяцев, а армейского контингента с 50 тыс. до 10 тыс. чел.
Эти требования отражали стремление Австро-Венгрии усилить свое влияние на Балканах и получить выход к Эгейскому морю, построив железную дорогу через Косово до Салоник. Таким образом, Вена получала полный контроль над Македонией, а Сан-Стефанский договор в значительной части оказывался перечеркнутым.
Все попытки Игнатьева оспорить требования Андраши были безрезультатными. Он добился только согласия на увеличение срока пребывания русских войск в Болгарии до 6 месяцев в количестве 20 тыс. В своих записках Игнатьев замечал: «Вся душа моя возмущалась при мысли своими руками разрушить все 15-летние труды мои и моих сотрудников, уничтожить все надежды славян и укрепить господство венского кабинета на Востоке»[567]. Он негодовал на Горчакова, который постоянно пропускал мимо ушей соображения посла по поводу экспансионистской политики Австро-Венгрии на Балканах. Так же поступал и Новиков, во всем поддерживавший Андраши. Игнатьев понимал, что Андраши задался задачей вытеснить Россию с Балкан и присвоить себе все выгоды от кровопролитной войны, в которой не участвовал ни один австро-венгерский солдат.
Во время пребывания в Вене Игнатьев выяснил, что имеется налицо общность интересов Англии и Австро-Венгрии, хотя договоренность между ними не была еще заключена.
Единственным выходом из создавшегося положения Игнатьев считал быструю реализацию Сан-Стефанского договора, вооружение болгарского народа и сосредоточение русской армии на австрийской границе. Он рассчитывал, что Вена все же не решится на войну.
По приезде в Петербург Игнатьев обрел сторонников этой идеи, главным образом среди военных. В Генштабе начали разрабатывать планы войны против Австро-Венгрии.
Как писал в записках Игнатьев, к нему явился американский посланник с предложением организовать крейсерство против английского флота в случае войны. Но Горчаков, понимавший, что новая война для России невозможна, прекратил всю эту деятельность, возникшую на волне эмоционального возмущения русского общества желанием Европы отобрать у России ее победу.
На совещании у императора в конце марта 1878 г. Горчаков и Игнатьев в очередной раз «скрестили мечи», и победу одержал канцлер, с мнением которого согласился Александр II. Военные приготовления были остановлены.
Таким образом, надежды на поддержку Бисмарка в противостоянии Петербурга и Вены не оправдались. Несомненно, что хитрый германский канцлер и не рассчитывал на уступки со стороны австрийцев.
В это время неожиданно последовало предложение о переговорах из Лондона, которое было принято. Предполагая, что Шувалов, которому были поручены переговоры, пойдет на поводу у англичан, Игнатьев предлагал в посредники итальянского министра иностранных дел Л. Корти, хорошо знакомого ему по Константинополю и близкого друга Солсбери, который теперь стал английским министром иностранных дел. Но Горчаков отверг это предложение. Игнатьев не верил в то, что англичане будут учитывать интересы России, и полагал, что их требования окажутся столь же неприемлемыми, как и австрийские. Все же 16 апреля 1878 г. он подал Горчакову записку с предложением возможных уступок со стороны России. Они касались сокращения приобретений на Кавказе, части территории Южной Бессарабии (оставив России только Болград, Килию и Измаил). Игнатьев возвращался к решению Константинопольской конференции о разделе Болгарии на Западную и Восточную, но в границах, установленных Сан-Стефанским договором. В свое время против этого не возражал Солсбери. Предлагалось согласиться на занятие английским флотом пункта в Дарданеллах при условии получения Россией позиций на обоих берегах Босфора. Наконец, Игнатьев рекомендовал уплату турками контрибуции через европейские банки