До 1824 г. преподавание хирургии, как теоретической, так и практической, велось на одной кафедре. В этом же году по представлению Буша конференция академии поручила Х. Х. Саломону, одному из талантливых учеников Буша, преподавание оперативной хирургии.
В 1833 г. Буш выходит в отставку, и конференция академии поручает руководство хирургической клиникой и преподавание оперативной хирургии проф. Х. Х. Саломону, а преподавание теоретической хирургии проф. П. Н. Савенко. В конце 1839 г., прослужив в этой должности недолго, Савенко вынужден был оставить службу в академии по болезни.
Таким образом, когда Пирогов получил приглашение в академию, там уже существовали две хирургические кафедры – кафедра теоретической хирургии и кафедра оперативной хирургии с хирургической клиникой.
Приглашение в Императорскую Медико-хирургическую академию было очень почетным. 30-летний Пирогов был в то время уже известным профессором хирургии в России и в Европе, являясь автором солидных трудов по хирургической анатомии и блестящим оператором. Нет сомнений, что Клейнмихель, в попечении которого находилась Медико-хирургическая академия, получил от К. К. Зейдлица лестные отзывы о Н. И. Пирогове.
Однако Пирогов, не мысливший своей жизни без активной хирургической деятельности, отказался от предложения занять вакантную кафедру теоретической хирургии, так как при ней не было клиники. Разделяя позицию высшей администрации академии, желавшей повысить научный и педагогический уровень этого учреждения, Пирогов предложил свой проект, который, как показало дальнейшее, стал важнейшим поворотным пунктом в реформе медицинского образования России.
Параллельно с существующей академической хирургической клиникой он предлагает создать дополнительно новую клинику – клинику госпитальной хирургии. В письме, направленном Клейнмихелю 7 февраля 1840 г., Пирогов объясняет, что «профессор практической медицины, госпитальной, устремляет… внимание слушателей на целую массу одинаковых болезненных случаев, показывая при этом и индивидуальные их оттенки… Обе кафедры – клинической и госпитальной профессуры – необходимы в каждом учебном заведении; только к слушанию госпитальных практических лекций должны быть допущены те студенты, которые уже сделали целый курс учения, следовательно, 5-й курс студентов академии» [76].
Это был вполне реальный проект, выполнению которого удачно способствовали недавно возникшие положительные обстоятельства. Так, незадолго до этого, в 1840 г., по высочайшему повелению к Медико-хирургической академии был присоединен 2-й Военно-сухопутный госпиталь[28], ранее называвшийся Генеральным сухопутным госпиталем, расположенный, как и адмиралтейский госпиталь, на правом берегу Невы Выборгской стороны Петербурга. Оба они были основаны еще по указу Петра I.
Присоединение к сухопутному госпиталю адмиралтейского состоялось позже, в 1850 г. Однако несмотря на то что Военно-сухопутный госпиталь поступил под начало президента академии, его старший доктор по-прежнему был оставлен под началом медицинского департамента, т. е. сохранялась двойственность управления. И только в 1869 г., с выходом «Положения о Медико-хирургической академии», 2-й Военно-сухопутный госпиталь целиком перешел в ведение академии и получил название «Клинический военный госпиталь»[29]. Медленно вращались жернова российской бюрократической машины, которой потребовалось 29 лет для того, чтобы академия наконец реально получила собственную клиническую базу.
По новому уставу академии 1835 г. увеличивалась и продолжительность академического курса обучения, которая была доведена до 5 лет.
Нельзя не добавить, что спустя 100 лет, в 1935 г., Военно-медицинская академия явилась инициатором дальнейшего продления подготовки врачей, которая с тех пор стала составлять шесть лет [77]. Как известно, ныне военные врачи после шестилетнего курса обучения в академии проходят еще годичный курс интернатуры, т. е. медицинское образование имеет уже продолжительность в семь лет. И это, очевидно, естественная тенденция развития медицинского образования.
На последнем, 5-м курсе студенты Медико-хирургической академии должны были курировать (пользовать) больных, находящихся в палатах 2-го Военно-сухопутного госпиталя, на правах ординаторов под руководством главного доктора госпиталя. По мнению Пирогова, весь огромный госпиталь мог превратиться в госпитальные клиники (терапевтическую, хирургическую, сифилитическую, сыпную и т. д.), что, как известно, впоследствии и было сделано.
Далее Пирогов излагает свой взгляд на преподавание хирургии. Он писал, что «ничто так не может способствовать распространению медицинских и особливо хирургических сведений между учащимися, как прикладное направление в преподавании; с другой стороны, ничто не может так продвинуть науку вперед и возвести врачебное искусство в нашем отечестве на равную степень совершенства с медициной в других образованнейших странах Европы, как тесное соединение… госпитальной практики с началом учебным… Только в госпитале могут быть отделены шарлатанство, обман, слепой предрассудок и безусловная вера в слова учителя от истины, составляющей основу науки» [78].
Заканчивая письмо к всесильному вельможе, Пирогов проявляет не только общепринятую формальную любезность, обязательную в письмах XIX века, но и изысканную учтивость, указывая на личную причастность Клейнмихеля к предлагаемым реформам преподавания в академии, тем самым делая его сторонником своих идей. Он пишет: «Вы, как я имел счастье слышать из уст Ваших, постигли сами со свойственной Вам проницательностью необходимость этих двух кафедр при академии. Присоединение большого госпиталя совершенно в состав академии – Ваша мысль, мне не остается ничего более, как желать только скорейшего исполнения оной для блага науки в нашем отечестве. Если слабые силы мои, которые я до сих пор употреблял для руководства юношества в практической хирургии, кажутся Вам достаточными, чтобы с пользою употребить их для исполнения благой цели, то я с радостью посвящу целую жизнь мою для занятия Вами учреждаемой кафедры госпитальной хирургии при академии» [79].
Безусловно, такое письмо со столь глубокой и содержательной программой, вдохновенно и смело изложенной молодым, полным энтузиазма профессором, не могло не получить поддержки Клейнмихеля.
Пирогов, доказавший свою полную состоятельность в Дерптском университете и горящий желанием использовать свои способности на новом поприще в Медико-хирургической академии, значительно превосходящей по своим возможностям университет в Дерпте, несомненно, вызывал доверие и расположение Клейнмихеля. И он «прямо объявил, что все будет сделано».
Николай Иванович с детства испытывал постоянную нужду. Поэтому в письме он посчитал возможным остановиться на некоторых материальных вопросах. Он пишет: «…при новой моей должности, которая требует от меня еще более времени и усилий, я не иначе могу исполнить точно мои обязанности, как имея кроме обыкновенного профессорского оклада (5500 руб. ассигнациями) еще полный оклад главного госпитального врача». Одновременно Пирогов предлагает взять на себя целый ряд дополнительных обязанностей. Он пишет: «Вместе с тем я буду заниматься с моими слушателями патологической анатомией, особливо обращая внимание их на ее практическое приложение, и вместе употреблю всевозможные старания к учреждению анатомо-патологического и анатомо-хирургического собрания при вверенном мне госпитале» [80].
Мы видим, что Пирогов полон решимости реализовать в академии поистине грандиозные планы. Он постоянно готов, не щадя ни своего времени, ни своего здоровья, всегда делать полезное дело, делать его немедленно, как можно быстрее и как можно лучше. И это не может не вызвать восхищения. В то же время он высоко оценивает свой труд и ожидает достойного вознаграждения.
10 февраля 1840 г. Клейнмихель прислал письмо Пирогова в Конференцию академии с поручением рассмотреть его и представить свое заключение. На ближайшем заседании 23 февраля Конференция рассмотрела предложения Пирогова и в своем послании попечителю ответила, что «вполне разделяет мнение г. Пирогова, что учреждение новой кафедры при академии для преподавания патологической и хирургической анатомии и для руководства студентов 5-го класса в госпитальной хирургии, а равно и умножение анатомо-патологического и анатомо-хирургического собрания принесет обучающимся в здешней академии величайшую пользу, тем более если это будет представлено г. Пирогову, известному не только в России, но и за границей своими отличными талантами и искусством в оперативной хирургии» [81].
Конференция академии полностью поддержала предложения Пирогова. Вместе с тем, прекрасно представляя, какой обременительной нагрузка может стать для профессора, руководителя хирургической кафедры, одновременное руководство огромным госпиталем в качестве старшего доктора, Конференция, в свою очередь, выдвигает вполне взвешенное предложение. Она предлагает, чтобы старший (главный) доктор госпиталя имел не одного помощника старшего лекаря, как раньше, а двоих. Одним из них (по хирургическому отделению) может быть Пирогов, который «при своих действиях относительно пользования больных не был зависим от старшего доктора».
Более того, Конференция академии по достоинству оценила прогрессивное предложение Пирогова о создании кафедры госпитальной хирургии и в ответе Клейнмихелю заявила, что она «вменяет себе в обязанность донести, что учреждение другой подобной же кафедры для руководства студентов в госпитальной терапии принесет не меньшую пользу» [82].
Таким образом, Санкт-Петербургская медико-хирургическая академия является первым высшим медицинским учебным заведением России, где были созданы госпитальные клиники хирургии и терапии, а первым профессором, предложившим и осуществившим это начинание, был Николай Иванович Пирогов.