Возмущенный циркуляром, появление которого было вызвано мнением некомпетентных власть имущих людей, Пирогов уже 18 марта направляет в Медицинский совет Министерства внутренних дел, членом которого он состоял, протест против ограничений в применении эфирного наркоза. Не ограничиваясь этим, он обращается за поддержкой в академию наук, членом-корреспондентом которой был недавно избран. 30 марта 1847 г. Пирогов отсылает туда свою статью об эфирном наркозе и обращается с просьбой о предоставлении возможности выступить с докладом, в котором собирается изложить результаты своих последних исследований.
Энергии Пирогову не занимать, препятствия только разжигают в нем волю и страсть к борьбе за дело, в которое он верит.
В тот же день, 30 марта, Пирогов направляет в Парижскую академию наук сообщение о способе эфирного наркоза через прямую кишку, а 1 апреля представляет в Медицинский совет Министерства внутренних дел доклад о прямокишечном наркозе и выступает с докладом об обезболивании в Обществе врачей Петербурга.
Академия наук откликнулась на просьбу Пирогова, и уже 2 апреля на заседании физико-математического класса академии наук он смог сделать доклад «Новый способ введения паров эфира для целей хирургических операций». Поразительна настойчивость в отстаивании своих научных целей и достижений!
20 апреля 1847 г. Пирогов утверждается в звании академика Медико-хирургической академии. Тем самым как и академия наук, Конференция Медико-хирургической академии выразила Пирогову признание его научных достижений.
В это время, когда операции под наркозом находились еще под запретом, директор Медицинского департамента Военного министерства В. В. Пеликан, который, по словам Пирогова, был к нему дружески расположен, предложил отправиться по Высочайшему повелению на Кавказ и испробовать анестезирование на поле сражения. Туда запрет на операции под наркозом, наложенный министром внутренних дел, не распространялся.
Венцеслав Венцеславович Пеликан, доктор медицины и хирургии, окончивший Медико-хирургическую академию, был разносторонне образованным человеком и врачом. Опытный администратор, умеющий ценить достоинства и заслуги других людей, он относился к Пирогову с большим уважением и вниманием. Одно время Пеликан совмещал пост директора Медицинского департамента Военного министерства с руководством академии, занимая пост ее президента в 1851–1857 гг., т. е. в последний период работы Пирогова в академии.
Пирогов с воодушевлением принял это предложение своего старшего коллеги и вышестоящего начальника. Вскоре, 18 мая 1847 г., Николай I отдает приказ о командировке Н. И. Пирогова и его ассистента П. Ю. Неммерта «…для указания врачам отдельного Кавказского корпуса употребления паров эфира при производстве хирургических операций»[60].
Не прекращая свою борьбу против запрета министром внутренних дел проведения операций под наркозом вплоть до отъезда на Кавказ, Пирогов, получив 30 мая командировочное предписание для поездки на Кавказский театр военных действий, в тот же день представил в Медицинский совет Министерства внутренних дел свое исследование о действии эфирных паров[61].
На театре военных действий Кавказа
8 июня 1847 г. Н. И. Пирогов отправился в сопровождении своего верного ассистента П. Ю. Неммерта и надежного помощника старшего фельдшера 2-го Военно-сухопутного госпиталя И. Калашникова на Кавказ (Дагестан), где проходили активные военные действия против горцев, возглавляемых Шамилем.
Возвратившись в Петербург, Николай Иванович в своем отчете так формулировал цели этой ставшей знаменитой кавказской командировки:
«Его Величеству Государю Императору[62] было угодно повелеть испытать возможность приложения эфирных паров к производству операций на поле сражения. Важность этого приложения была очевидна. Мне поручено было сделать это приложение; сверх этого мне даны были поручения: испытать алжирские и другие транспортные средства для раненых в Дагестане, сообщить врачам Кавказского корпуса все значительные усовершенствования и мои способы в производстве хирургических операций и других хирургических пособий; наконец, осмотреть госпитали Кавказа и вникнуть во все средства, необходимые для улучшения нашей полевой медицинской части» [104].
Таким образом, Пирогов отправлялся на Кавказ не только для испытания возможности проведения операций под наркозом в условиях боевых действий, но и для выполнения целого ряда других поручений, важных для военной медицины. Пирогов направлялся как царский посланник, и перед ним не возникали административные и бюрократические препятствия всем его действиям.
Экспедиция отправлялась на Кавказ в удобном для перемещения по горным дорогам сибирском тарантасе. Этот экипаж не имел железных рессор, поломка которых могла вызвать большие проблемы в пути, их заменяли упругие стволы рябины. В таком тарантасе, по словам Пирогова, даже на самой тряской дороге качка была спокойной, а на поворотах он не переворачивался.
Для внедрения в Кавказской армии эфирного наркоза экспедиция, по Высочайшему повелению, была снабжена 30 наркозными аппаратами, сделанными по конструкции Пирогова, а казенным аптекам Ставрополя и Тифлиса было предписано отпустить назначенное количество (32 кг) серного эфира.
Путь, по которому они должны были следовать, проходил из Ставрополя через Моздок в Кизляр по почтовому тракту. Далее продвижение было возможным только в сопровождении отряда охраны, и после переправы через Терек путь пролегал на Кази-Юрт, Чир-Юрт (ныне Кизил-Юрт и Черкей) в Темир-Хан-Шуру (ныне хорошо известный Буйнакск) – главное укрепление русских в Северном Дагестане. Температура воздуха в пути превышала 30 градусов в тени, и для предупреждения взрыва эфира он был разлит в небольшие склянки из толстого стекла и скрыт в ящике под рогожей.
Нельзя не восхититься красочным описанием природы, сделанным Николаем Ивановичем по дорогам Кавказа: «От Ставрополя едешь, будто сидя в ароматной ванне. Нигде мне не пришлось встретить такие необозримые пространства, как будто бы нарочно засеянные различными породами шалфея, богородицкой травой, солодковым корнем, диким лавендулом и пр.». Благородные лекарственные травы были ему знакомы с детства, когда он собирал их в Подмосковье с доктором Березкиным. Но такого буйного разнотравья он еще не встречал и теперь с наслаждением вдыхал их аромат. Ныне путешественнику, проезжающему по этим благодатным местам на быстро мчащемся автомобиле, аромат трав, так восхитивший Пирогова, уже недоступен.
Николаю Ивановичу пришла замечательная мысль, реализуемая ныне во многих санаториях, – устраивать ароматические ванны наряду с другими лечебными ваннами для лечения ревматических и легочных заболеваний.
Когда они достигли Пятигорска, там оказалось немало врачей Кавказского корпуса, прибывших с ранеными офицерами, у которых было множество застарелых недугов, в том числе с огромными секвестрами в костях и с пулями, застрявшими в глубоких частях тела. Пирогов воспользовался этим удобным случаем, чтобы ознакомить врачей с операциями, проводимыми под эфирным наркозом.
От Пятигорска они двинулись в Темир-Хан-Шуру, где находился штаб Кавказского корпуса. С этого места, пишет Пирогов, «мы ехали навстречу холере и застали ее в Кизляре, где она была уже во второй раз»[63].
Сильная фраза! Она производит впечатление и приводится во многих работах, посвященных жизни Пирогова.
С интересом читается дальнейшее описание природы, которое сделал Николай Иванович, когда он и его спутники, исполняя свой долг, двинулись на встречу с холерой и боевыми действиями. Вначале дорога была приятной, они снова ехали, словно купаясь в ароматической ванне благоухающих трав, и наслаждались прохладной тенью диких виноградников. Однако дальше появились мириады комаров, высокие камыши и болотистые испарения, что означало приближение к Кизляру. Затем их путь проходил по раскаленной степи до Кази-Юрта, потом их ожидала беспокойная переправа вброд по каменистому грунту грязного Сулака[64]. Природные ландшафты Дагестана не вызвали у Пирогова того восторга, какой он испытывал, посещая Альпы, Пиренеи и Апеннины. Здесь, в Дагестане, «везде видишь одни только хмурые скалы и ущелья, а местами к этим скалам примкнуты, как кучки грязных ласточкиных гнезд, аулы, кое-где окруженные садами, зелень которых издали делает еще разительнее дикую бесплодность окрестных скал. Даже журчание горных потоков не нарушает здесь пустынного молчания».
Наверно, Расул Гамзатов, знаменитый поэт Дагестана, воспевший свою родину в великолепной поэме «Мой Дагестан», навряд ли бы согласился с таким мнением великого хирурга.
В Темир-Хан-Шуре Пирогову и его спутникам пришлось оставить свой экипаж и далее отправиться уже верхом в укрепленный лагерь, расположенный на горе Турчидаг. Сюда стекалось значительное число раненых после военных экспедиций[65] и после недавней осады Гиргибиля, к которой отряд Пирогова не успел. В этом лагере на Турчидаге Пирогов сделал резекцию локтевого сустава (операция, впервые сделанная на Кавказе) и произвел удаление пуль из височной кости и гайморовой пазухи. Эти операции были сделаны под ректальным наркозом.
Пирогов обратил внимание, что в лагере на Турчидаге, горе с высотой 2100 метров над уровнем моря, холера, которая свирепствовала при осаде Гиргибиля, прекратилась, как только войска поднялись на эту гору.
В лагере Пирогов встретился с Главнокомандующим Отдельным кавказским корпусом князем М. С. Воронцовым и начальником штаба П. Е. Коцебу. Оба военачальника приняли известного профессора очень гостеприимно. Нельзя не добавить, что в дальнейшем, во время обороны Севастополя, Пирогов и Коцебу с