Путешествуя по Уссурийскому краю, Николай Михайлович описал реальную жизнь поселенцев в Петербургском либеральном литературно-художественном журнале «Вестник Европы», редактором которого в то время был историк М. М. Стасюлевич. Статья не понравилась местным чиновникам, не желавшим «выносить сор из своей, отдалённой от столицы, избы».
Путешественник П. А. Кропоткин – учёный исследователь тектонического строения Сибири и Средней Азии и ледникового периода, географ и геоморфолог, увидевший воочию за два года до Пржевальского истинное положение казаков, предложил некоторые меры по улучшению положения населения. В своих «Записках…» он писал:
«Практическое выполнение намеченных мер поручили старому пьянице, который розгами приучал казаков к земледелию. Итак, дело шло всюду, начиная с Зимнего дворца до Уссурийского края и Камчатки. Раньше всего возникал у них вопрос не о том, насколько то или другое полезно для края, а о том, что скажет начальство там, как взглянут на это начинание заправляющие правительственной машиной».
В «Известиях» ВСОРГО в ответ на размещённую статью появилась заметка, где корреспондент обвинял Пржевальского в сообщении заведомо ложных сведений о положении уссурийских казаков. Это глубоко возмутило честного офицера.
22 октября он явился на заседание отдела и, прочитав свои аргументированные возражения на заметку, потребовал поместить их в «Известиях». Но «учёные» чиновники, заседавшие в Сибирском отделе ИРГО, отказались это сделать. В сердцах Пржевальский заявил, что дважды оскорблённый Сибирским отделом, – сначала обвинением во лжи, а затем отказом напечатать возражения, – он не считает возможным оставаться членом отдела.
«Хорошо учёное общество, писал Николай Михайлович, которое занимается такими милыми делами, каковы сплетни на своего же члена»! «Прерываю всякие сношения с Сибирским отделом, – писал он председателю его, – о чём покорнейше прошу ваше превосходительство заявить в следующем общем собрании. Письмо же, адресованное в редакцию „Известий“, отправлено мною в одну из петербургских газет»[154].
Статью, Николай Михайлович, вновь напечатал в газете «Санкт-Петербургские ведомости»[155].
В ней Пржевальский, как он сам выразился, «перевёл на более понятный язык» то, что пытался скрыть за мнимой объективностью его рецензент: раздражение управителей края, не привыкших к тому, чтобы критиковали их действия. Пржевальский так прямо об этом и пишет: «Как кажется, автор заметки держался в настоящем случае мудрого старинного правила: „не следует выносить сор из избы“, тем более из таких привольных в этом отношении местностей, каковы многие окраины нашего широкого царства»[156].
Освоение этих богатейших краёв в то время только начиналось. В селе Хабаровка (нынешнем г. Хабаровске) было 111 домов, во Владивостоке – около 50. Правительство заселяло Дальний Восток неимущими крестьянами из нечернозёмных губерний, беднейшими забайкальскими казаками, отставными солдатами и матросами, каторжниками, выслужившими срок своих работ.
«Голод и нищета с различными пороками, всегда им сопутствующими, довели это население до полного морального упадка, заставили его махнуть на всё рукой и апатично покориться своей злосчастной участи», – с горечью писал Николай Михайлович.
«Между ними много типичных и весьма интересных личностей. Здесь можно видеть и лакея прежних времён, сданного барином в солдаты за какие-нибудь художества, а на службе опять накуролесившего, и мастерового с казённого завода, и поляка, пытавшегося дезертировать за границу, но пойманного на дороге, петербургского мазурика, недоучившегося семинариста и т. д., словом, между этими солдатами встречается всевозможный сброд»[157].
В защиту путешественника активно выступил бывший начальник штаба войск Приморской области, генерал Михаил Павлович Тихменев, написавший опровержение и подтвердивший, что в статье Пржевальского «нет ни одного факта, достоверность которого была бы подвержена сомнению».
Тут же разыгралась и другая неблаговидная история. Несколько ранее, 1868 году, когда Николай Михайлович служил в Николаевске-на-Амуре, к нему обратился за содействием его сослуживец дивизионный доктор Плаксин, которому было поручено Главным военно-медицинским управлением, собрать медико-статистические сведения об Амурском крае. Николай Михайлович дал ему рукопись своей статьи «Военно-статистическое обозрение Приамурского края», написанной, как мы знаем, слушателем Академии Генерального штаба. Тем более, что по окончании курса в академии, статья эта оставалась портфеле автора и была взята им с собою при отъезде из Варшавы в Сибирь. Через некоторое время Плаксин возвратил рукопись с благодарностью.
Каково же было удивление Николая Михайловича, – когда, приехав в начале 1870 года в Петербург, он раскрыл последнюю книжку «Военного сборника». Раскрыл он ее как раз на статье, которую доктор дословно списал с его рукописи и выдал за свою[158]. По прибытии в Иркутск, в октябре 1870 года, Николай Михайлович написал ему письмо, в котором уличал его в присвоении чужого литературного труда. Плаксин немедленно прислал ему гонорар, полученный за статью в «Военном сборнике», выражая надежду, что после возвращения гонорара дело будет считаться улаженным.
Николай Михайлович оставил его в покое, но Плаксин стал повсюду рассказывать, что «он отдал деньги только для того, чтобы отвязаться от Пржевальского, который допекал его своей жадностью». Узнав об этом, Николай Михайлович немедленно подал в штаб Восточно-Сибирского округа рапорт следующего содержания:
«Прилагая при сём квитанцию губернского казначейства на 72 рубля, жертвую оные в пользу бедных казаков уссурийского пешего батальона. Деньги эти составляют гонорар, отобранный от статского советника Плаксина за напечатанную им в „Военном сборнике“ статью под заглавием: „Приморская область Восточной Сибири“, заключающую дословную и без моего ведома произведённую переписку рукописного сочинения, которое я написал в 1863 году, будучи в Николаевской Академии генерального штаба».
Рапорт был подан 24 октября 1870 г. Это был как бы «прощальный привет» путешественника чиновничьему Иркутску.
Глава IV. Первое путешествие в Монголию и страну Тангутов
В январе 1870 года получив исследовательский опыт в Уссурийском крае[159], Пржевальский прибывает в Петербург, где предлагает свои новые планы путешествия в Азию во главе экспедиции, для изучения неизвестных северных районов Китая в районы верхнего течения реки Хуан-Хэ в земли Ордосов[160] и к озеру Куку-Hop. Места фактически неизведанные, являющиеся «белыми пятнами» на географических картах мира.
Наведавшись в Польшу, для устройства соратника по Уссурийскому путешествию Н. Я. Ягунова в Варшавское юнкерское училище, он теперь нуждался в спутнике, военном, который окажет ему помощь в метеорологических наблюдениях, препарировании животных, сушке растений и прочих мелких, но важных в экспедиции, работах.
И такого человека он нашёл. Им оказался талантливый юноша Михаил Александрович Пыльцов, подпоручик 31 Алексопольского полка, самозабвенный и рвущийся в науку[161].
Пржевальский ходатайствовал перед начальником Главного штаба генералом Гейденом о назначении Пыльцова в экспедицию в Азию[162]. После Варшавы Пржевальский опять возвращается в столицу.
В это время здесь находились Вице-председатель ИРГО граф Литке и посланник в Пекине генерал Влангали, которые на Совете общества, на основании всей имеющейся информации обратились к Военному Министру Милютину ускорить экспедицию Пржевальского.
20 июля состоялось Высочайшее повеление о командировании Пржевальского и Пыльцова на три года в Северный Китай и Монголию. Военное министерство, кроме прогонов до Кяхты и обратно и жалованья по чинам, ассигновало на экспедицию по 1000 р. в год «звонкой монетой». Географическое общество со своей стороны ассигновало также по 1,000 р. в год кредитными билетами и, наконец, Ботанический сад – по 300 р. в год[163].
В середине 1870 года Николай Михайлович прибыл из Петербурга в Смоленск, а 4 сентября через Москву, вместе с Пыльцовым, «прокатив на почтовых через Сибирь», к 10 октября прибыл со своим спутником в Иркутск[164].
Михаил Пыльцов в Варшаве. 1870 годы
Решив некоторые организационные дела, в конце октября они выехали из Иркутска по направлению к китайской границе, и 6 ноября 1870 года путешественники прибыли в город Кяхту, расположенному у русско-китайской границы[165]. Отсюда начинался путь через степи Монголии в столицу Небесной империи – Пекин для получения паспорта, официального разрешения на движение по территории Китая.
От Кяхты 17 ноября 1870 г. до Урги, преодолев 300 вёрст за неделю, они вместе со своим спутником Пыльцовым, забайкальским казаком-переводчиком и легавой собакой Фауст, в двухколёсном экипаже-таратайке, 24 ноября прибыли в богдо-курень Ургу[166], как окрестили его русские. Здесь они провели четыре дня в радушном семействе Русского консула Я. П. Шишмарева.