Федор Леопольдович Эклон
Одновременно с этим он, по поручению Николая Михайловича, занялся поисками второго спутника в предстоящее путешествие. Впрочем, он сознавал, что вполне подходящего человека найти очень трудно. Спутник, по его мнению, должен быть человеком сам по себе хорошим и привязанным всею душою к общему делу, а члены экспедиции должны составлять одно общее целое, и связаны братской дружбой. «Тогда, – говорил Пржевальский, – все труды и лишения, все неприятности от местного населения, – все это легче бы переносилось и менее бы чувствовалась отчуждённость от родных и цивилизованного мира. Во избежание того, чтобы изъявивший своё желание не сделал этого из одного расчёта на возможность сделать блестящую карьеру»[203].
Наконец, его выбор пал на 18-летнего юношу Фёдора Леопольдовича Эклона, сына одного из служащих при музее в Варшаве, недавно окончившего 4-класса гимназии. Побеседовав с Эклоном весь вечер, Николай Михайлович нашёл в нём все требуемые качества для путешественника, и пригласил его на обучение к себе в Отрадное на всё лето. Ожидая Ягунова, он получил горестное известие что, купаясь в Висле, его соратник по путешествию утонул. Это известие сильно потрясло Пржевальского, и он взял на всякий случай дополнительно спутника, портупей-юнкера Евграфа Повало-Швыйковского, а впоследствии – прапорщика, которого он знал с детства: мать Швыйковского имела небольшое поместье по соседству с Отрадным.
Желая подготовить будущего помощника, Николай Михайлович отправил Эклона в Варшаву, поручив над ним опеку своему другу И. Я. Фатееву. И 24-го октября 1874 г. молодого юнкера, выдержавшего экзамен, зачислили в Самогитский полк[204].
Учёные Европы приглашали его в Париж на международный географический конгресс, текущие отчёты о путешествии, занимавшие массу времени, не позволили ему отправиться на это важное мероприятие. Тем не менее, в августе 1875 года на втором заседании конгресса было единодушно решено вручить Пржевальскому «Почётную грамоту». В её препроводительной части президент конгресса вице-адмирал Камиль Клеман де Ла Ронсьер-Ле Нури писал: «Важные открытия, сделанные Вами во время путешествия по Монголии и стране тангутов, признаны международным жюри достойными исключительной награды. Благодаря Вам успехи в географии этих земель имеют настолько важное значение для науки, что отличия, предусмотренные в уставе общества, не могут соответствовать Вашим заслугам».
Одновременно с этим французское министерство народного просвещения избрало его своим почётным сотрудником и прислало золотой знак «Palme d’Academie». Труд по обработке материалов путешествия, сильно затянулся, поэтому в августе Пржевальский окончил разработку метеорологических журналов и засел за окончание описания фауны.
Золотой знак «Palme d’Academie».
Когда всё было готово, рукопись была сдана в типографию и Николай Михайлович приступил к подготовке в новые путешествия.
В январе 1876 года Пржевальский составил план своей будущей экспедиции:
– весну 1876 г. он предполагал провести в Кульдже и соседних с ней районах Тянь-шаня;
– лето на озере Лоб-нор;
– осень в пустынях Тарима между озёрами Лоб-нор и Куку-нор;
– на зиму намеревался идти в Тибет в Лхассу.
Огромное по своей площади пространство, имело неизведанные пустыни, степи, горные хребты и вершины, озёра и реки. На их рельефах обитало множественное разнообразие животного и растительного мира, находящегося во власти уникального климата, и всё это в совокупности представляло огромный интерес для мировой науки.
По приблизительному расчёту стоимость такой экспедиции должна была составить около 36 тыс. руб. но сведущие люди советовали, в виду весомости этой суммы, просить вначале только 24 тыс. руб. на два года, а позже, как посоветовали ему, продлят ещё на год.
Николай Михайлович внимательно все проанализировал, и в январе 1876 год представил в ИРГО докладную записку с изложением составленного им плана с учётом финансовых затрат[205].
Получив одобрение от учёных, военных и МИД, ИРГО выступило с предложением к президенту общества, обратиться с ходатайством к Императору о выделении необходимой суммы путешественникам из средств Государственного казначейства (24.740рублей). – Ответ был положительный.
Офицеры Генштаба вручили Николаю Михайловичу уникальный штуцер работы Ланкастера, специально заказанный в Лондоне через военного агента генерала А. П. Горлова, который сам принял участие в сборе средств на это оружие для экспедиции. В то время во всей Европе было только три таких ружья. «Такое ружье, – с гордостью говорил Пржевальский, – есть только у Наследника». Это подтверждалось тем, что стволы были математически выверены; калибр и пуля были как у Бердана, прицелов два: один на 130, а другой на 400 шагов; патроны велики: раза в два длиннее, чем у Бердана.
Ружье Purdey, принадлежащее Н. М. Пржевальскому
Пржевальский сидел над корректировкой своего труда, а в это время… 20 февраля его пригласили принять участие в заседаниях комиссии по колонизации Амурского края, которая ежедневно работала до полуночи.
«За колонизацию Амура я ратовал. Должно быть, мои разъяснения понравились председателю (товарищу министра внутренних дел), и он просил меня принять участие и в „Комиссии по устройству быта евреев под председательством князя Лобанова-Ростовского“ по еврейскому вопросу. Отпирался я ничего-незнанием про евреев – ни к чему не повело», – писал он 21 февраля 1875 г. Эклону.
Времени не теряя даром, Пржевальский приобретал за личные деньги часы «луковица» для китайских чиновников, а также известил письмом консула в Урге Я. П. Шишмарёва, чтобы тот подыскивал ему хорошего переводчика, а также ещё нескольких опытных и надёжных казаков для конвоя. Великий Князь Николай Николаевич-младший, зная охотничью страсть Пржевальского, подарил ему маститую охотничью собаку легавой породы.
В конце мая, Пржевальский со своими спутниками выехал из Отрадного в Москву, через Пермь, где они задержались, ожидая пополнение своего багажа боеприпасами к стрелковому оружию (только 13 июня прибыли ящики с патронами в количестве 12.000 штук). Оттуда на 5 почтовых лошадях с грузом двинулись дальше. Ещё не начиная путешествие, экспедиционный кошелёк похудел на 6600 руб. Деньги также уходили и на починку телег, от разбитых донельзя дорог.
«Днём мы едем обыкновенно раздетые, – писал Пржевальский Фатееву из Семипалатинска, 3 июля 1876 г., даже без сапог и штанов; в каждой попутной речке купаемся. Моё здоровье отлично и быстро поправилось: головные боли, кашель, катар горла – все прошло. Вот что значит приволье страннической жизни! Это не то, что сидеть в Петербургском климате в маленькой конурке на 5-м этаже».
В Семипалатинске, куда он прибыл в начале июля, его ждали: Чабаев, Иринчинов и казак-переводчик Бату-Батмаева. По дороге путешественникам всюду оказывали почёт, уважение и тёплый приём.
Заехав в г. Верный Николай Михайлович выбрал себе дополнительно 3-х казаков. Оттуда он направился в Кульджу, которая в то время была по договору с Китаем занята Русскими войсками. Предстояло начать последний этап снаряжения экспедиции. Однако, не доезжая до Кульджи, в районе горной пограничной реки Хоргос, где формируются границы между Российской империей и империей Цин, случилось несчастье. Летом Хоргос, как правило – полноводен, в связи с таянием ледников и не везде проходим вброд. При переправе, под напором набежавшей воды, одна из телег опрокинулась и все лежащие на ней 14 ящиков, упали в реку. Их сразу же подхватило быстрое течение, и многие вещи намокли, а часть из них вообще исчезла в водной пучине.
Это происшествие задержало снаряжение экспедиции в Кульдже на несколько недель. Но в процессе следования обнаружилось и то, что казаки, присоединившиеся в г. Верном, оказались непригодными для ухода за животными, а также за короткий период стало понятно, что они лентяи и пьяницы, а такие в экстремальной ситуации могут сильно подвести. Пришлось брать только испытанных спутников Чабаева и Иринчинова, а также прапорщика Повало-Швыйковского и Эклона. В Кульдже наняли крещёного киргиза, умеющего говорить по-сартски[206], хотя и его позже пришлось заменить ввиду своей профессиональной непригодности.
Глава V. Второе (Лоб-норское) путешествие. От Кульджи к северному маршруту Великого Шёлкового пути
Утром 12 августа 1876 года экспедиция отправилась в очередное путешествие, вдоль реки Текес, одной из образующих реку Или, и далее путники двинулись по долине другой составляющей реки, – нижнего Кунгеса.
Для кратковременной стоянки для научных вылазок в лесах Кунгеса, Пржевальский выбрал место, где в 1874 г. стоял пост русской казачьей сотни. Все постройки: сараи, в которых жили казаки, кухня и баня, – было пригодно для проживания. Охотясь за зверями в этих местах, путешественники добыли в коллекцию несколько уникальных экземпляров животных, в том числе старого темно-бурого медведя, свойственного Тянь-шаню[207]. Пройдя через хребет Нарата, путники очутились в Юлдусе. Как охарактеризовали его местные жители торгуты, здесь везде превосходные пастбища, а летом нет мошек и комаров. «Место прекрасное, прохладное, кормное; только жить господам да скотине».
Однако не обошлось без неприятностей. Взятый помощником, прапорщик Повало-Швыйковский почти с самого начала экспедиции не смог переносить тягот пути, и попросту стал обузой. И Пржевальский, отчаявшись его воспитывать, вынужден был отправить его обратно к месту прохождению службы. К счастью, другой спутник, вольноопределяющийся Эклон, оказался дисциплинированным и опорой в делах и оставался таковым до конца путешествия.