Он с радостью вспоминал: «Нечего и говорить, насколько я был рад приобрести, наконец, шкуры того животного, о котором сообщал ещё Марко Поло, но которого до сих пор не видал ни один европеец».
Даже само существование диких верблюдов ставилось в то время под сомнение, так как многие учёные-натуралисты, в том числе и знаменитый француз Ж. Кювье основатель сравнительной анатомии, живший на столетие раньше Пржевальского, полагал, что верблюды, живущие на свободе в некоторых странах Средней Азии, изначально не дикие, а лишь одичавшие, т. е. ушедшие от своих хозяев – монголов. Другой его современник, – П. Паллас имел противоположное мнение и считал, что можно найти в верблюдах, живущих на свободе, вполне диких животных, отпущенных из гуманных соображений некоторыми буддистов[215].
Со времён Пржевальского область обитания диких верблюдов ещё более сократилась, а новых материалов о них появилось очень немного.
Так что данные экспедиции Пржевальского до сих пор представляют большой научный интерес[216].
21 марта 1877 г. «Сегодня окончил всё, что нужно было написать о Лоб-норе, его жителях, пролёте птиц и пр. Легко стало на сердце. Всё виденное и испытанное сдано в архив – не забудется. Трудна работа писания во время путешествия, но она, безусловно, необходима»[217].
Пока Пржевальский занимался исследованием Лоб-нора, у него на родине, 27 марта 1877 года, высочайшим приказом за отличие в службе, он был произведён в полковники.
Погодные условия и местность не позволяла Пржевальскому сделать качественную съёмку местности. Пришлось на ходу, сидя на лошади, применить компас, по которому определялось направление пути. Буссоль применялась лишь в случае, когда нужно было сделать засечку вёрсты на 2–3. Путешественник подозревал, что только Заман-бек понимал, что он делает съёмку, и делал при нём открыто, скрытность данной операции могла только насторожить. «Теперь главе Йеттишара – Бадуалету невозможно ссориться из-за мелочей с русскими, ведя войну с китайцами», – рассуждал он. Эти заметки в дальнейшем служили фундаментом к профессиональной съёмке, которая в недалёкой перспективе составила основу съёмок одного из самых неизвестных районов Азии.
Обратно тем же путём путники направились вверх по Тариму и 23 апреля прибыли в г. Курла – ставку правителя. 28-го числа того же месяца произошло свидание с Бадуалетом, который принял русских доброжелательно. Тут сказывалась влияние Заман-бека. Пржевальский преподнёс Бадуалету три ружья: двуствольный штуцер американской системы вертикального расположения стволов, магазинный штуцер Henry Martin на 17 выстрелов (к нему 200 патронов) и ружьё Бердана с 300 патронов. Заман-беку за его «посреднические труды» Николай Михайлович подарил свой старый, но качественный штуцер Ланкастера.
Однако, через три недели после этого свидания, Якуб-бека не стало. Вслед за ним разрушилось и государство, созданное им. В начале мая Пржевальский вторично прибыл на Юлдус, где провёл в изысканиях весь месяц. Во второй половине мая погода не улучшилась, как и в первой, и была ветреная, холодная и часто дождливая.
3 июля. Экспедиция прибыла в Кульджу, где встретили множество заселённых домов с арыками и полями с пшеницей. В Кульдже их поместили в доме, где некогда жил кульджинский султан, принимавший здесь барона Каульбарса.
Пржевальский с восторгом вспоминал: «Первый акт экспедиции окончен! Успех полный! Лоб-нор сделался достоянием науки! Как и в прошедшие экспедиции, такой успех был куплен ценою всевозможных, невзгод, физических и нравственных. Впрочем, туча эта уже миновала; прояснило немного и наше небо, но на горизонте стоят новые, быть может, более грозные тучи, – это предстоящее путешествие в Тибет. Продлится оно, вероятно, не менее двух лет, и сколько тревожных минут придётся пережить за это время! Впереди всё враги: и природа, и люди; борьба предстоит трудная. Дай бог, чтобы хватило только здоровья и энергии»!
Подведены итоги потерь. Во время Лобнорской экспедиции у путников издохла 1 лошадь и 32 верблюда из 41 перебывавших в караване. Процент огромный, достаточно свидетельствующий о трудностях пути. Сами члены экспедиции все переболели различными болезнями, особенно резко поменяв климат холодного Юлдуса на жаркую Илийскую долину. Кожный зуд охватил почти всю команду.
31 июля. Прошёл месяц, и они по-прежнему в Кульдже. Нахождение в Кульдже военного губернатора Семиреченской области генерал-лейтенанта Колпаковского вызвало некую нервозность. Пришлось Пржевальскому, отвыкшему от душного кителя, соблюдать этикет старшего офицера Генштаба и ходить в фуражке и в кителе с орденами. Времени потрачено понапрасну очень много. Ежедневно приходилось обедать то у генерала Колпаковского, то у полковника Вортмана.
28 августа. «Ещё раз, и, быть может, уже в последний раз, пускаюсь я в далёкие пустыни Азии. Идём в Тибет и вернёмся на родину года через два», – такие планы строил Пржевальский, но… им на этот раз не суждено было сбыться.
31 августа. Запись в дневнике Пржевальского. «Сделали только 7 вёрст до Суйдуна, (территория временно занятым русскими войсками, – прим. автора). Здесь караван ожидали провожатые из Кульджи полковники Вортман и Матвеев. Вечером они уехали обратно в Кульджу. Прощай теперь надолго, всё европейское»!
4-5 сентября. Дневали на берегу Сайрам-нора, возле нашего поста. Погода сделалась отличной, прохладной. После илийских жаров для нас здесь чистый рай. Сделали 10 чучел птиц.
16 сентября. Сделали 20 вёрст; вошли в горы Майли; последние в своей наружной окраине совершенно бесплодны; из растений здесь только солянки.
26 сентября. Через четыре версты от ночлега вышли на колёсную дорогу, которая ведёт из Шихо и Манаса в Чугучак. По этой дороге в расстоянии 20–25 вёрст один от другого расположены пикеты; на каждом из них живут 5–7 калмыков. Прошли сегодня до пикета Толу, абсолютная высота здесь 3 300 футов.
4-5 октября. Прошли 33 версты по пикетной дороге, которая ведёт из Чугучака в Булун-тохой; на арбах здесь не ездят, только на вьюках. Вошли в окраину хребта Семис-тау, который, как говорит проводник, соединяется с Тарбагатаем (51). Не знаю, насколько это верно. Горы Семис-тау едва ли имеют более 4 000 или 4 500 футов абсолютной высоты…
В пройденной части Джунгарии, Пржевальский заметил, что население встречалось спорадически только на пространстве от Тянь-шаня до гор Делеун, т. е. в западной гористой и более плодородной части описываемой страны. Это население состояло из двух народностей: киргизов и тургоутов (имеется ввиду казахов и тургоутов).
1 ноября. По-прежнему всю команду мучила кожная болезнь. Пржевальский вспоминал: «Зуд нестерпимый, по ночам не спишь, слабеешь с каждым днём. Пробую различные средства от зуда; сегодня, ложась спать, я намазался табачной гарью, разведённой в прованском масле. От этой мази через несколько минут у меня заболела голова до дурноты, и сделалась рвота. Ночь была проведена крайне тревожно».
7 ноября. Там же: «Прошли 17 вёрст до Гучена и остановились в 2½ вёрстах, не доходя до города. Сегодня призвал китайского доктора из Гучена; обещал ему, сверх платы за лекарство, 15 лан, если вылечит меня. Доктор дал лекарство, составленное, как он говорил, из 40 различных трав: одни надо было пить, другими мыть; то и другое делать четыре раза в день; притом не есть сахару и вообще небольшая диэта. Каждый день такое питьё стоит 1½ лана; вот уже пью его два дня, – пока ещё облегчения нет».
19-22 ноября. «Стоим на прежнем месте. Зуд по-прежнему; болезнь эта и питьё в течение пяти дней китайских лекарств истощили и ослабили меня сильно. При таком состоянии неразумно идти вперёд. Пользы делу не принесёшь, а всего скорее сам погибнешь. Сегодня я решил, если не поправлюсь к 2 декабря, то пойду обратно в Зайсанский пост, чтобы вылечиться в госпитале и здоровым пойти опять по направлению к Гучену в Тибет. Я настолько ослабел, что даже руки трясутся: это можно видеть на настоящем писании. Притом постоянное сидение в грязной, дымной юрте, без всякого дела, сильно влияет на здоровье»[218].
Проанализировав все за и против, Пржевальский принял волевое решение, – возвратиться в Зайсан, вылечить всех в госпитале, далее двигаться обратно в Гучен, а оттуда в Тибет. Как ни грустно было всем членам экспедиции, но тяготы болезни взяли верх! «Хотя, конечно, очень тяжело и горько ворочаться, писал Пржевальский в своём дневнике, но совестью своею я спокоен: всё, что возможно было сделать, я сделал, перенёс целых два месяца, даже более, мучительной болезни и шёл вперёд, пока была ещё малейшая надежда на выздоровление. Теперь эта надежда исчезла окончательно, и я покорюсь горькой необходимости. Таким образом, наши двухмесячные труды дорогою из Кульджи и полный лишений переход через Джунгарскую пустыню – всё пропало даром. Вот истинное несчастье»!
Ехать верхом он был не в состоянии, поэтому они приобрели в Гучене передок от телеги и смастерили из неё двуколку с сиденьем. Весь дальнейший путь, в декабре, они продолжали при ненастной влажной погоде днём и морозах ночью.
20 декабря они наконец-то прибыли в пост Зайсан. Возвращение стоило экспедиции лишних 1300 вёрст и 4 месяца бездействия. Это, ещё не считая денежные издержки и порчу верблюдов.
Новый 1978 год они встретили на том же месте. Лечение проходили также Эклон, Чабаев и Урусов, но аптека, лишённая элементарных лекарств, особо не помогла. Да ещё казаки, свободные от работ, загуляли от ничего не делания.