Часа через два после этого, казаки, пасшие верблюдов, снова заметили трёх всадников, которые выехали из ущелья и направились в их сторону. Казаки поспешили собрать животных, и погнали их к бивуаку, изображая страх. Они пригнали лошадей и верблюдов к палаткам, где сразу же начали их привязывать и стреноживать. Хитрость удалась. Внезапно из ущелья показалась огромная шайка голыков, человек 300, и быстро направилась в сторону бивуака.
«Быстро изготовились мы, – вспоминал Николай Михайлович[290] – принять непрошеных гостей… С каждым мгновением резче и резче выделялись силуэты коней и всадников… а на другой стороне, впереди своего бивуака, молча, с прицеленными винтовками, стояла наша маленькая кучка – 14 человек, для которых теперь не было иного исхода, как смерть или победа»…
Лишь подпустив разбойников на расстояние меткого выстрела 500 шагов, Пржевальский подал команду: «Огонь!» Всадники настойчиво атаковали путешественников, и только когда внезапная пуля сразила лошадь под их вожаком, и сам он, раненый, согнувшись, побежал назад, атака захлебнулась. Потеряв управление в бою, разбойники стушевались и тотчас же повернули в сторону, не доскакав до лагеря путешественников примерно 200 шагов.
Однако позиция, занятая перед боем отрядом, имела один большой недостаток: на некотором расстоянии от берега, параллельно ему и между собой, протянулось несколько валообразных увалов, которые представляли собой, прежние берега озера. Увалы эти возвышались над равниной на 10–15 футов и представляли собой что-то вроде естественных траншей. И разбойники, отказавшись от атаки, скрылись за первой возвышенностью, спешились и открыли оттуда стрельбу.
Оставлять за увалом опасных соседей было нельзя. Они были за надёжным прикрытием и могли оттуда спокойно вести стрельбу на поражение. Нужно было их скорее выбить из неуязвимого места.
Тогда Пржевальский решился на отчаянную атаку и сам возглавил штурм врагов в их укреплении. Оставив для прикрытия лагеря Роборовскаго с пятью казаками, он сам с остальными бросился выбивать разбойников из-за укрытия. Разбойники, испугавшись внезапного натиска, бросили свою выгодную позицию и ретировались на конях. Добежав до вала, храбрецы открыли пальбу на поражение, и разбойники поспешили скрыться за вторым подобным увалом. Итак, первая позиция была успешно взята, – на очереди была вторая.
Воспользовавшись передышкой, группа смельчаков вычистила оружие, охладила его мокрыми тряпками, пополнила запас патронов и приготовилась к новому наступлению. Пржевальский сам остался на валу, а Козлова с 4 казаками послал вперёд занять высоту, и оттуда выстрелами из берданок прогнали разбойников из нового укрытия.
Разбойники ускакали в горы, а Пржевальский вернулся к своему бивуаку. Как всегда, не только удача оберегала наших путешественников, но и постоянно интенсивные тренировки и учения, проводимые командиром отряда, принесли свои плоды. В итоге, после двухчасовой атаки вооружённых всадников, никто из отряда не получил даже и лёгкой раны, не считая одной лошади, которую ранило в ногу.
Не теряя бдительность, отряд нёс вахту, не смыкая глаз, настороженно проверяя каждый шорох. Разбойники решили больше не испытывать судьбу и скрылись из виду.
«Товарищи! – писал в этот день в приказе по своему отряду Николай Михайлович, – вчера было сделано новое на нас нападение разбойничьей тангутской шайки численностью более 200 человек. Вы мужественно встретили лютого врага в 20 раз многочисленнейшего и после двухчасового боя разбили и прогнали его. Этою победою, равно как и предшествовавшей, куплено исследование больших, до сих пор неведомых озёр верхнего течения Жёлтой реки. Вы сослужили славную службу для науки и для славы русского имени![291]
По итогам боя личный состав был представлен к орденам Святого Георгия различных степеней, а Абдулу Юсупова представили произведению в хорунжие милиции.
К полудню погода улучшилась. Вдруг со стороны, противоположной той, откуда вчера произошло нападение, снова показалась партия всадников. Оказалось, что это головное охранение большого мирного каравана, следующего за ними. Вскоре показался и сам тангутский караван, состоящий из 500 вьючных яков, путники которого сообщили, что переправа вброд через Жёлтую реку в нужном отряду месте невозможна, – их же яки переправились вплавь. Таким образом, пришлось идти обратно на запад.
Закончив съёмку южных берегов озера и определив его общую конфигурацию, Николай Михайлович двинулся в обратный путь. Идти по-прежнему приходилось наполовину пешком, а по ночам несли караул в 2 смены, – так как разбойничьи дозоры периодически ещё встречались по пути.
Караван яков на переходе. Рисунок В. Роборовского
Погода наладилась, и переправа через р. Разбоничью и Джагын-гол благополучно завершились. После обследования озера Экспедиции отряд переправился вброд через реку Салома и отправился к своему складу в Цайдам.
По дороге им повстречалось человек 30 старателей, добывающих золото в северо-восточной части Тибета. Они предлагали променять свой драгоценный металл, которого было много в здешних реках, на серебро.
Продолжая путь, экспедиция пошла по направлению к р. Мур-усу, верховья которой Пржевальский с товарищами посещал в октябре-ноябре 1879 года. Здесь сделав небольшую стоянку, и обследовав местность у кумирни Джоу-дун, путешественники двинулись в обратном направлении к хырме Дзун-засак, решив поставленные перед собой задачи в этом районе. В сторону Напчу-Лхаса решено было в этот раз не идти.
Опять пришлось переходить через хребет Бурхан-Будда уже с юга на север, усталыми верблюдами, на что ушло 4 суток. Взошли они на него утром 1 августа. Перевалив через хребет Бурхан-Будда, путешественники прибыли на свою стоянку, где у них располагался склад, и устроили долгожданный отдых. И всё же десятка два верблюдов им не помешало заменить, так как дорога предстояла длинная.
Пржевальский послал Иринчинова с тремя казаками и китайцем-переводчиком в ставку Куку-норского вана и в Дабасун-гоби за 200 вёрст, для приобретения хотя бы десятка хороших верблюдов. С ними же Пржевальский отослал в Петербург телеграмму следующего содержания, которая произвела в столице полный восторг:
„В глубине Центральной Азии, на заоблачном плоскогорье Тибета, за 3000 вёрст от ближайшей нашей границы, среди дикой природы и ужасного климата наша экспедиция оружием завоевала исследование от века неведомых истоков Жёлтой реки и больших озёр её верхнего течения. Дикари тангуты, старавшиеся преградить нам путь, дважды были разбиты горстью моих смельчаков спутников, сослуживших отличную службу для науки и для славы русского имени. За таковой поистине геройский подвиг умоляю наградить их знаками отличия военного ордена…“[292]
Пржевальский понимал, что именно его товарищи по экспедиции, принимают на себя все тяготы и лишения, испытываемые в путешествиях. И он ценил их нелёгкий труд. Вот как он описывает свои впечатления о друзьях по экспедиции.
„Тяжёлая служба казаков. Не легко теперь было и всем нам. Помимо громадной абсолютной высоты и неминуемого ослабления здесь организма, нас донимали постоянные дожди, нередко заменявшиеся снегом; изредка перепадавшие ясные ночи, несмотря на июль, сопровождались морозами (до −5 o), по утрам тогда падал иней, стоячая вода покрывалась льдом. Сырость всюду была ужасная. Спали мы на мокрых войлоках, носили мокрое платье. Оружие наше постоянно ржавело; собираемые в гербарий растения невозможно было просушить; вьюки и войлочные седла верблюдов также почти не переставали мокнуть и чрез то значительно прибавляли своей тяжести.
Ещё сильнее отзывались все эти невзгоды на казаках. На бивуаке двое из них ежедневно пасли караванных животных, нередко под проливным дождём или сильной метелью. Дежурный и повар на таком же дожде или снеге варили чай и обед. Наконец, после всех дневных трудов, измокшие, озябшие и усталые казаки становились поочерёдно, обыкновенно также при непогоде, на две смены ночного караула.
Достаточно мучений приносила казакам и возня с единственным топливом здешней местности – аргалом диких яков или хуланов. Смачиваемый постоянными дождями, этот аргал вовсе не горел. Приходилось разламывать его на кусочки и урывками просушивать на солнце, которое, изредка проглядывая, жгло довольно сильно. Такой полусухой аргал собирался потом в мешки и сохранялся, как драгоценность. Его подбавляли в аргал сырой и раздували огонь кожаным мехом. Обыкновенно при подобной процедуре требовалось более часа времени, чтобы вскипятить чай. Когда же падал снег или дождь, то приходилось иногда делать из войлока навес над очагом и возиться вдвое дольше с раздуванием того же аргала. Случалось, что на такую работу ночные караульные употребляли почти целую ночь. Словом, служба казаков теперь была до крайности тяжёлая, но они, как и прежде, держали себя молодцами и честно исполняли свой долг“.
Итак, прошёл первый период исследования Тибета в его северо-восточной части. Дальше путь лежал в западном направлении в неисследованное урочище Гас. Пржевальский принял решение дойти до Гаса, там организовать новый склад и в течение зимы исследовать его окрестности, а к весне отправиться на Лоб-нор.
Вскоре возвратился урядник Иринчинов с 13 верблюдами, купленными им чуть не силою, т. к. монголы боялись их продавать русским. Теперь, за исключением издохших и брошенных верблюдов, имелось всего 75 голов из них 64 качественными и вполне надёжными для дальнейшего пути. И 26 августа путники вновь отправились в долгий путь. Сначала они миновали хырму Дзун-засак, а затем продвинулись на 60 вёрст к западному Номохун-голу.