В письме 3 ноября 1887 г. из Марселя Венюков благодарит Пржевальского за присланную фотографию Лоб-Норского правителя и высказывает предположение, что тот изберёт районом исследования в пятом путешествии Манчжурию и Уссурийский край. Он писал:
«Ваше письмо с фотографией Лоб-Норского правителя дошло до меня за несколько времени до моего выезда из Парижа на Панамский перешеек и Антильские острова Тененерифа и др. Я успел ещё сказать в Париже два слова о готовящемся издании Вашего четвёртого путешествия, и все рады, что оно появится не более, как через полгода. А что до замышляемого Вами 5-го путешествия, то я умолчал, ибо важного, очевидно, о нем и сказать ничего было бы нельзя. Мне, однако, сдаётся, что Вы поедете, и именно в Хинганский хребет, Манчжурию и Уссурийский край восточнее Уссури. Правительству сведения об этих местностях, собранные не новичком, а зрелым и опытным путешественником, по-моему, необходимы. Ведь не довольствоваться же ему предложенными дипломатией английскими реляциями о современном состоянии самой важной нашей азиатской соседки Манчжурии?»
Однако предположение Венюкова не оправдалось, Пржевальский разрабатывает план путешествия снова на Тибет и Венюков поддерживает его. 19 (31) августа 1888 г. перед отъездом из Парижа на Пиренейский перешеек М. И. Венюков писал:
«Глубокоуважаемый Николай Михайлович, Ваше письмо от 15 (27) застало меня с чемоданом в руках, укладывающимся на прогулку в Пиренеях. И так мы на днях будем приблизительно под одинаковыми широтами 42–43°. Нужно ли говорить, что умственно я буду все время смотреть прямо на восток и желать Вам всякого успеха в Вашем благом начинании? Замечу, что я здесь буду не один; г. Дютрель-де Рэнс, (французский географ и путешественник, погибший в Тибете в 1894 году, – прим. автора), один из серьёзнейших географов Франции, будет также следить внимательно за известиями, русскими и английскими, о Ваших перемещениях в Тибет, который он настойчиво изучает. Он просит меня обратить Ваше внимание на дорогу, которою некогда ходили калмыки в Лхассу, через Хотан, но я думаю, что Вы и без него этим интересуетесь.
Со своей стороны прибавлю, что как только здесь получится карта путешествия Юнгкус-байда из Яркента в Индию через Мустаг, то я вышлю ее в Кашгар, г. Громбчевскому, которому обязан и который, вероятно, не откажет сообщить ее Вам для просмотра. Может быть, там найдётся что-нибудь интересное и для Вас.
Очень жаль, что англичане запретили продажу 1-го издания карты Уокера; (вероятно, ввиду интереса для разведки конкурентов. Прим моё) – там, вероятно немало вещей, способных интересовать Вас, например, результаты поездок Иланиеса, Локгарта и других британских агентов, изучавших в последние годы Бахтистан и западный Тибет.
Соображая вероятную быстроту Ваших переездов, отправляю это письмо на Маргелан в Кашгар. Там, вероятно, Вы и встретите Громбчевского, если только он уже не вернулся в Фергану. Туда же, быть может, адресую я Вам и известия о том, как будет принята Ваша книга здесь.
В Географическом обществе теперь вакансии, в Академии наук тоже заседания почти пусты, но недели через три в последней станет люднее, и тогда я, по возвращении домой, постараюсь завербовать какого-нибудь знакомого академика, чтобы он принял на себя доклад о Вашей книге учёному синклиту.
Я очень жалею, что не знаком лично с Вашими почтенными спутниками, гр. Роборовским и Козловым, но позвольте просить Вас передать им самое искреннее пожелание всяких успехов и новой славы. Ещё раз будьте благополучны и по-прежнему во всем удачны, несмотря на то, что англичане за Вами собираются иметь глаза и глаза. Душевно преданный Вам».
Это письмо Венюкова было последним, которое прочитал Пржевальский. Следующее письмо написано им 11 (23) октября 1888 г. в Париже за девять дней до смерти Н. М. Пржевальского.
В нем он благодарил за присланный отчёт о четвертой экспедиции и извещал, что немедленно напишет о книге рефераты во французские журналы и для газеты «Новости» в России. «Желаю Вам и Вашим спутникам, – заканчивал Венюков письмо, – всякого благополучия и новой славы». На этом переписка прерывается.
Хочется закончить эту главу словами Михаила Ивановича, характеризующими его как гражданина своего Отечества о патриотизме и гражданственности, высказанными им незадолго до своей кончины.
«Мне кажется, – писал он, – что если уж существуют на свете идеи патриотизма и гражданского мужества, то на каждом служащем Родине лежит обязанность указывать обществу и правительству на больные стороны государственного организма, и что если кто, видя эти больные стороны, эти язвы, молчит о них, то он действует не только как трус-эгоист (моя хата с краю, ничего не знаю), но и как подлец»[335]. А человек совести – М.И Венюков не молчал.
Глава X. Прибытие в Петербург. Подготовка к пятому, – последнему путешествию. В путь
В начале ноября 1886 г. Пржевальский прибыл в Петербург, где для него началась прежняя суетливая жизнь среди непрекращающихся оваций и торжеств. Здесь он узнал, что императорская Германская академия естественных и медицинских наук Галле[336] избрала его действительным членом, а Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при МГУ – своим почётным членом.
2 декабря Пржевальский окончил обработку собранного материала и подарил музею Академии Наук свою орнитологическую коллекцию, а уже 29 декабря его пригласили на годовое торжественное собрание членов Академии Наук[337]. На собрании секретарь Академии К. С. Веселовский произнёс блестящую речь: «Имя Пржевальского будет отныне синонимом бесстрашия и энергии в борьбе с природой и людьми и беззаветной преданности науке. Поднося ему сегодня выбитую в честь его медали, Академия желала, как бы приложить свою скрепу к давно состоявшемуся единодушному приговору всего учёного света о великости услуг, оказанных славным русским путешественником ближайшему познанию природы на огромных, труднодоступных пространствах земного шара».
Речь произвела на Николая Михайловича необыкновенно сильное впечатление, и он долгое время после этого находился в крайне возбуждённом состоянии.
«Вот прекрасный некролог для меня и готов, – повторял он, – теперь знаю, что скажут после моей смерти».
Между тем готовилось новое торжество – выставка всех его зоологических коллекций, организация которой, потребовало массу времени, так что открытие её состоялось только 2 февраля 1887 г. На открытии, выставку посетил император Александр III с супругой, наследник Цесаревич, Великие князья Георгий и Владимир Александровичи.
4-го марта Николай Михайлович уехал к себе в Слободу и c 9 числа засел за описание путешествия, а в промежутках между делом, занимался хозяйством, устройством усадьбы и постройкой дома.
Летом 1887 года строительство дома было почти завершено. Описание четвёртого путешествия продолжалось, а Пржевальский уже мечтал о новых покорениях новых земель. При этом он говорил своим друзьям, «что он только телом в Европе, а духом постоянно витает в Азии».
«Думаю, – писал Николай Михайлович в ноябре И. Фатееву, – ещё раз сходить в Тибет, посмотреть теперь Далай-ламу. Нужно 20–30 стрелков и головою ручаюсь, что буду в Лхассе»[338].
В начале марта 1887 г. Николай Михайлович прибыл в Петербург и предъявил Совету Географического общества проект 5-го путешествия в Центральную Азию, на этот раз исключительно в Тибет. Путешествие он планировал провести за два года и исходным пунктом экспедиции избрал г. Каракол в Семиреченской области. Отсюда Николай Михайлович предполагал выступить осенью 1888 г. и двинуться через Тянь-шань на Аксу и Хотан, далее через Кэрию в Черчен и Гас, где рассчитывал арендовать склад под охраной 7–8 казаков. Весну и лето 1888 г. он предполагал посвятить исследованию северо – западного Тибета к югу и юго-западу от Гаса. После этого, по его проекту, собравшись снова в Гасе, отдохнув и переснарядившись, экспедиция раннею весною двигается прямо к Лхассе.
«Если нас примут радушно, – писал он – то пойдём исследовать восточную тибетскую провинцию Кам. Если же встретим в Лхассе недружелюбие, то придётся возвратиться отсюда тем или другим путём в Цайдам, куда в течение зимы 1889 – 90 гг. перейдёт из Гаса и наш склад. Весна и лето 1890 г. будут тогда посвящены, смотря по обстоятельствам: или исследованиям в северо-восточном Тибете, или в Тибете западном, по направлении к Ладаку. Поздней осенью того же 1890 г. путешествие, вероятно, закончится».
Набросав план новой экспедиции, рассчитанной на 2 года, он прикинул оптимальную стоимость путешествия, а также состав экспедиции: командир, 2 офицера-помощника, 2 переводчика (одного с тюркского, другого с монгольского языков) 2 препаратора, 15 солдат и 7 казаков[339].
Также перелагалось увеличить число баз хранения реквизитов. Увеличение численности отряда он мотивировал выставлением охраны при созданных складах, для гарантии безопасности при движении в разбойничьих местностях и наконец, чтобы иметь возможность не особенно церемониться с противниками посещения отрядом Лхассы. Стоимость экспедиции предполагалось выйти на сумму 48520 рублей, не считая личного жалования.
Предоставив проект в ИРГО и в Военное министерство, он также просил ходатайствовать перед императором на командирование его в Тибет и 15 апреля 1888 года сразу же последовало Высочайшее утверждение данного проекта.
В состав экспедиции были включены: поручик Роборовский, подпоручик Козлов и 24 нижних чина солдат и казаков. Выделены прогонные деньги от Петербурга до Каракола, оружие и боеприпасы, научные инструменты. Общая сумма для обеспечения путешествия равнялась 80.335 кредитных рублей и по указанию императора выдана была золотом и серебром, а также «звонкой монетой».