„Залпы орудий и пехоты, – вспоминал Роборовский, грозно разносили грустную весть далеко по озеру и по окрестным горам… Началась служба. Рыдание спутников, бывших тут многих сторонних людей и женщин, возносились вместе с душевною мольбою к Всевышнему упокоить душу усопшего раба Николая…“
Окончился обряд погребения, священник бросил горсть земли, и на краю могилы появился полковник Я. И. Корольков.
„20-е октября настоящего года“, – сказал он, будет, бесспорно, причислено к числу скорбных дней всем образованным миром. Особенною же скорбью скажется день этот во всём нашем отечестве, ибо в этот день оно лишилось одного из известнейших тружеников на поприще науки из числа сынов своих – Николая Михайловича Пржевальского…»
Могила Н. М. Пржевальского
Охарактеризовав затем в кратких словах деятельность Пржевальского, как путешественника, который много способствовал распространению и возвышению среди населения Средней Азии престижа русского имени, Корольков воскликнул:
«Господа! На нашу долю выпала честь упокоить на нашей земле прах великого русского работника. Не только Россия, весь мир, которому известно имя Пржевальского, будут смотреть на эту могилу…»[345]
Затем выступил с прощальным словом доктор И. Крыжановский, говоривший сквозь слезы и заставивший плакать всех, окружавших могилу.
«Хотя телесный его (Пржевальского) образ и скроется скоро из глаз наших», – сказал доктор, – «но внутренний дух его, обессмертивший себе всемирную учёную славу, никогда для нас не умрёт. Он постоянно будет витать над русскою землёй, он выдвинет из среды русского народа подобных себе отважных и неутомимых исследователей природы, и постоянно будет служить для них путеводною звездой на трудном и тернистом пути учёной славы…»
По окончании надгробных речей, склеп был заделан, засыпан землёю, а на могиле водружён большой чёрный крест, на котором В. И. Роборовский написал, согласно воле покойного, простую надпись: «Путешественник Николай Михайлович Пржевальский. Родился 1839 года, марта 31-го. Скончался 1888 года, октября 20-го». Таким образом, предсмертное желание Николая Михайловича было исполнено: его похоронили на берегу Иссык-Куля.
«Широко раскинулась вправо», – говорил П. П. Семёнов, – «синяя поверхность необъятного к западу озера. Впереди высится горная стена Небесного хребта, образующая вправо окраину озера, увенчанную непрерывным рядом снежных вершина… Этот величественный ряд закутанных в белоснежные саваны великанов, стоит на страже дорогой нам могилы, обозначая собою ту грань русской земли, за пределы которой наш славный путешественник делал свои отважные набеги в почти неведомые до него в научном отношении страны. Из-за этой грани привозил он нам богатую добычу планшетов, записей и естественно-исторических коллекций. Несравненно дороже серебра и золота, которое так бережливо тратил он на свои экспедиции, была эта добыча, так как она представляет собою тот драгоценный материал, из которого, впоследствии, кропотливым трудом учёных в их кабинетах, постоянно достраивается и ремонтируется величественное общечеловеческое здание науки».
Упомянув далее про то, что затронута мысль о постановке памятника Пржевальскому, П. П. Семёнов сказал, обращаясь к членам географического общества. «Но есть ещё один нерукотворный памятник, который может быть создан Пржевальскому… Нерукотворный памятник в его духе могут поставить те из вас, которые последуют его примеру и отдадут свои силы продолжению тех исследований, которые он начал…» В русском народном творчестве, – развил далее свою мысль П. П. Семёнов, сказочный русский богатырь желает быть похороненным на перепутье, как бы указывая своею могилой на дальнейшие пути тем русским богатырям, которые пойдут вслед за ним. В этом выражается глубокая и трогательная вера русского народного героя не только в бессмертии его идеи, но и в не оскудении русской земли такими же богатырями, как он. Он считает себя только одним из многих доблестных сынов своей родины, а доблестные сыны всегда найдутся у такой родины, как Россия.
«И заметьте, что русский богатырь всегда бывает, верен народному духу и доблестным преданиям своего отечества. Идёт вперёд без оглядки и корыстных расчётов, на славу своего отечества, побеждая препятствия и злые силы. Изменяются только его цели и задачи, с изменением понятий и потребностей родной земли. Вот глубоко осмысленное, легендарное, поэтическое значение одинокой могилы Пржевальского на пустынном прибрежье Иссык-куля, у подножья самой величественной грани русской земли, при входе в те неведомые страны, завесы которых только приподнял перед нами своей смелой, богатырской рукой Н. М. Пржевальский. Туда манит многих из вас, милостивые государи, тень усопшего. Зайдите на его могилу, поклонитесь этой дорогой тени, и она охотно передаст вам весь нехитрый запас своего оружия, который слагается из чистоты душевной, отваги богатырской, из живой любви к природе и высшему проявлению человеческого гения – науке, и из пламенной, беспредельной преданности своему отечеству… Берите же смело это оружие с изголовья могилы усопшего из-под его лаврового венка, идите с ним отважно вперёд на любом пути истины и знания на славу дорогой России и вы соорудите нерукотворный памятник П. М. Пржевальскому!» – так закончил свою речь вице-председатель общества П. П. Семёнов.
Заметим, что вышеприведённое сравнение Пржевальского с богатырём русских народных преданий и былин не случайно у П. П. Семенова. Точно также известный исследователь Сибири и Азии, Н. М. Ядринцев сравнивал Пржевальского с богатырём Ильей Муромцем.
Ровно через 10 лет, 20-го октября 1898 г. с трибуны Русского Антропологического общества, русский профессор, географ, этнограф, антрополог Эдуард Юльевич Петри дал оценку творчеству Пржевальского: «Могучая личность и колоссальные подвиги Пржевальского отзываются чем-то эпическими, грандиозным. Он как будто бы стоит на границе далёкого прошлого, героического века и новейшего точного исследования».
Вскоре после похорон Пржевальского начальник каракольского гарнизона обратился в Петербург с ходатайством: назвать барак, в котором скончался знаменитый путешественник «бараком генерал-майора Пржевальского», и прибить на стене, напротив того места, где стояла его койка, медную доску с надписью: «Здесь скончался генерал-майор Пржевальский 20-го октября 1888 года в 9 часов утра».
Несколько позже командующий войсками Омского военного округа генерал Колпаковский, исполняя желание каракольцев, ходатайствовал о переименовании города Каракола в «Пржевальск»:
«Имя города Каракола, тесно связано с памятью о знаменитом путешественнике. Из этого города он отправился на озеро Лоб-нор по возвращении из четвёртого его путешествия, город Каракол был первым населённым пунктом, где генерал Пржевальский вступил на родную землю, встретил радушный приём и в продолжение некоторого времени готовился к отъезду в Петербург и к отправлению туда же богатых коллекций». Наконец, Каракол быль избран исходным пунктом для новой экспедиции в Тибет.
Памятник Н. М. Пржевальскому рядом с его могилой в г. Каракол
На эти оба ходатайства 11-го марта последовало Высочайшее разрешение. С разрешения императора военный министр приказал управлению Омского округа составить соображение о сооружении памятника Пржевальскому за казённый счёт.
Вскоре представлен был проект памятника в виде обычной пирамиды высотой 15 саженей (32 м). Но одновременно с этим товарищ и друг покойного Николая Михайловича, генерал-майор А. А. Бильдерлинг представил и свой проект, который чрезвычайно понравился Александру III и был им утверждён.
Памятник соорудили на средства, дарованные императором, и открыли в 1890 году. Кроме того, с 1-го декабря 1890 г. по всей России открыли подписку на второй памятник Пржевальскому в Петербурге. Она дала в год крупную сумму около 30 тыс. рублей.
Торжественное открытие памятника, исполненного также по рисунку Бильдерлинга, произошло в четвертую годовщину смерти Николая Михайловича, 20-го октября 1892 года, в Александровском сквере, а из оставшейся суммы 18700 р. образовали капитал премии имени Н. М. Пржевальского.
Заключение
В большинстве случаев Пржевальскому приходилось идти «напролом», не взирая ни на какие препятствия. При таких условиях ему приходилось брать на себя ответственность за жизнь и безопасность доверившихся ему спутников, а также и за успех всего дела. Николай Михайлович был убеждён, что самой главной гарантией успеха предприятия – хорошая организация отряда, основанная на безусловном подчинении всех участников единой воле, относясь к своим спутникам с братской гуманностью и любовью. Он требовал строгого дисциплинарного подчинения, по-военному, и очевидно, что при таких условиях в его экспедициях не было места для лица, производящего исследования самостоятельно. Да и смысла не было.
По словам Пржевальского, его исследования имели характер «научных рекогносцировок», а при этих условиях очень трудно было бы совместить, цели двух или нескольких исследователей, – к такому заключению пришёл совет И. Р. Г.О., исходя из опыта многих русских и западноевропейских экспедиций.
После того как почва для исследований в средней Азии экспедициями Пржевальского была уже хорошо подготовлена, другие исследователи уже сравнительно легче сумели восполнить те пробелы, которые оставались в изучении страны с геологической стороны. В особенности хорошим дополнением такого рода явились исследования горного инженера В. А. Обручева в 1892-94 гг.
Упрекать Пржевальского в отсутствии у него опыта в геологии было бы несправедливо. Ведь первым инициатором создания геологической службы России на постоянной основе выступил академик Г. П. Гельмерсен, благодаря которому лишь в последней четверти XIXвека, в 1882 г. указом императора Александра III при Горном департаменте Министерства государственных имуществ Российской империи была создана первая государственная геологическая служба – Геологический комитет. Именно тогда и началось систематическое исследование геологического строения России.