Но Николай Михайлович всё же спокойно принял критику в свой адрес и упрёки в отношении изучения геологии, и уже будучи известным путешественником, по-простому, является к старшему геологу Геологического комитета при правительстве России Ивану Васильевичу Мушкетову, имеющего уж в то время труд мирового значения «Физическая геология», и просит его преподать несколько уроков по геологии и методике геологических исследований в поле. Мушкетов начинает совместные занятия с путешественником. Пржевальский оказался примерным учеником. Он старательно записывает содержание уроков, внимательно читает монографию «Туркестан» Мушкетова. Пржевальский внимает урокам молодого учёного, – учитель ведь на 11 лет был моложе своего ученика[346].
Уроки и критика специалиста в геологии пошли Пржевальскому на пользу. В этом отношении особенно интересно именно второе тибетское путешествие Пржевальского. В отчёте об этом путешествии, в книге, предлагаемой читателю, нередко можно заметить указания на состав пород, слагающих горы, или на деятельность геологических агентов, видоизменяющих внешний облик земной коры.
Другой упрёк, который в разное время не раз делали Пржевальскому, – заключался в том, что он недостаточно обращал внимания на исследования культурных центров стран, по которым он путешествовал. Но в программу исследований Николая Михайловича входило только «изучение природы центральной Азии», а познание с антропологической и бытовой стороны оседлых её обитателей было только второстепенными, попутными задачами Пржевальского, поэтому говорить, что Пржевальский ничего не сделал в этом отношении, будет опять-таки несправедливо.
Нельзя не вспомнить его постоянную борьбу с китайскими чиновниками, ставившими ему на каждом шагу всевозможные препятствия в путешествиях, что мешало его научным исследованиям в городах и любых населённых пунктах. К тому же и по самому складу своего характера Николай Михайлович относился отрицательно к жизни крупных городских центров.
Кроме прочего, Пржевальского упрекали в пренебрежении не только к китайской администрации, но и к китайской цивилизации вообще и к китайской научной литературе (географической и исторической). Упрёк этот не совсем точен. Своё пренебрежение Пржевальский высказывал лишь к бюрократическим порядкам Китая и к военной организации срединного государства. Замечания его, впрочем, относились преимущественно к застенным областям Китая. Что же касается истории Китая и его древнейшей цивилизации, то ею он никогда не пренебрегал, хотя не заострял внимания на древнекитайской литературе.
В упрёк Пржевальскому ставилось ещё иногда и то, что в изданных им описаниях путешествий он не давал подробного описания топографического характера местности, а довольствовался лишь общей её характеристикой.
Хотя можно считать это достоинством сочинений автора, чем его недостаток. Благодаря этому, материалы, добытые путешественником, доступны для популярного чтения даже неподготовленной в научном отношении публике, когда как отчёты об научных путешествиях чаще всего бывают очень сухи и скучны, и доступны только специалистам.
Если литературные произведения издавались автором отдельным тиражом, то для научных специалистов издавались 2 и 3-й тома, и предполагалось выпустить целую серию специальных описаний флоры, фауны, климата и этнографии посещённых им в разное время стран Центральной Азии.
Отправляясь в пятую экспедицию, Пржевальский считал её последней и рассчитывал после этого заняться только обработкой материалов, которых накопилось уже так много, что ему одному нельзя было с ними справиться, и потому он нашёл себе достойных сотрудников: Штрауха, Плеске, Воейкова, Максимовича и др. После внезапной смерти Николая Михайловича, вышеуказанные учёные завершили начатый Пржевальским труд сами каждый в той степени, который он был наиболее компетентен.
Пржевальский сделал для просвещения так много, что с появлением его трудов в науке открылась новая эра. По меткому выражению немецкого учёного Фридриха Март, при чтении его сочинений учёные «испытывали чувство, производимое на человека переходом из темной комнаты на яркий солнечный свет».
За все свои четыре путешествия Пржевальский в общей сложности провёл в Центральной Азии 9 лет 2 месяца и 27 дней, и общее протяжённость пути вне границы русских владений составляет 31560 км, если же сюда присоединить ещё и Уссурийское путешествие, то получится ещё более значительная цифра: 33268 км.
Его научные исследования сводились к следующему:
маршрутно-глазомерная съёмка, которую он вёл непрерывно, за исключением только тех случаев, когда никаким образом нельзя было устранить бдительность китайских шпионов или, когда шли по пути уже нанесённому на карту во время предыдущего прохождения;
астрономическое определение широт, а в последнее путешествие и долгот;
барометрическое определение абсолютных высот главных пунктов;
метеорологические наблюдения;
специальные исследования над млекопитающими и птицами;
этнографические изыскания;
собирание коллекций: зоологической, ботанической и отчасти минералогической;
постоянное ведение путевого дневника.
Рассмотрим научные результаты экспедиций Пржевальского по двум с точки зрения касаемо для военных разделов: географии и относительно политического состояния народов и государств Центральной Азии, и о роли, которую играет в ней Россия.
Приблизительные съёмки Пржевальского отличались большой точностью. Все картографические материалы, по возвращении из экспедиции, поступали в военно-топографический отдел Главного штаба и использовались здесь для составления топографических карт Азии. Один из редакторов этих карт военный топограф А. А. Большев вспоминал: «Когда были вычислены и нанесены на карту широты, определённые нашим путешественником на пути из Кяхты через Ургу и далее в Ала-шань, мы получили возможность проверить расстояния между пунктами, указанные брульонами[347] маршрутной съёмки, и результаты проверки привели к полному согласию координат широт и линейным протяжениям между предметами».
Глазомерные съёмки Пржевальского вместе с подробными дневниками поразительно заменяли самую точную географическую съёмку. Астрономические определения широты важнейших пунктов, по полуденной высоте солнца и по высоте полярной звезды, производил Пржевальский всегда сам маленьким универсальным инструментом. Время при этом определялось по зенитным расстояниям солнца. При четвёртом путешествии Пржевальский пользовался довольно сильной трубой Фрауенгофера и определял долготы посредством покрытий звёзд луной.
Геодезист, адъюнкт-профессор геодезии, академии ГШ К. В. Шарнгорст вычислил, что географические широты, полученные Пржевальским из наблюдений полярной звезды и около полуденных высот солнца, могут быть) ошибочны не более как на 15 минут, а поправки часов, на которых основаны определения долгот, точны до 2 сек. (во времени)[348].
Кроме того, помощник Николая Михайловича, Роборовский наносил на бумагу более яркие типы, ландшафты и т. п., а в четвёртом путешествии производил фотоснимки. Сам Пржевальский постоянно следовал впереди каравана с записной книжкой, в которую заносил все важные события и явления, применяя при случае буссоль для съёмки.
Пржевальский считал, что не грех иногда использовать невежество соглядатаев и шпионов, если это необходимо для получения научной или специальной информации. Так, например, астрономические наблюдения он объяснял гаданием по звёздам, собирание растений, – составлением из них лекарств, работу по рекогносцировке местности, поисками зверей вдалеке. Даже предсказание бури по падению давления барометра, туземцы принимали за волшебство.
Говоря о ценности исследований народов Азий, произведённых Пржевальским, хочется привести в пример слова в его адрес одного из авторитетных наших антропологов первого профессора кафедры географии и этнографии Э. Ю. Петри. Он говорил: «Если бы Пржевальский не оставил никаких других научных результатов своих путешествий, кроме заметок о различных народностях, то и тогда он имел бы право на название великого путешественника».[349]
Рассматривая политические успехи России в освоении Амурско-Уссурийского края, видно то, что предшествовало детальному изучению этого региона, и Николай Михайлович принимал в нём огромное участие, благодаря своим исследованиям в этом необжитом и труднодоступном районе Дальнего востока.
Давая характеристику китайцам на их собственной территории, Пржевальский приходит к выводу, что китаец везде один и тот же, что в центре Срединной империи, в её столице Пекине, и в порту Тянь-цзине, в предгорьях Тибета, около озера Куку-нора, в густо населённой Сонниской равнине, в оазисе Гобийской пустыни и восточного Туркестана, в Илийском крае.
Земледелец, торговец, чиновник-китаец всегда и везде сохраняет свои характерные национальные черты: трудолюбие, умеренность, флегматичный темперамент, крайне материалистическое миросозерцание, крайний консерватизм и недружелюбие ко всему иностранному, любопытство и прочие черты характера.
Московский университет, единственный из университетов России и Европы, присвоил H. М. Пржевальскому учёную степень почётного доктора зоологии. Физмат факультет Московского университета на заседании 2 февраля 1881 г. «удостоил известного путешественника Пржевальского степени доктора зоологии»[350].
Ходатайство факультета об утверждении Пржевальского в степени доктора зоологии Совет университета заслушал на своём заседания через месяц, постановив «представление – это подвергнуть баллотированию в будущем заседании»