А ведь и проводники, которых брал у местных Николай Михайлович, служили в то же время и шпионами, которых надо было остерегаться, так как им, как правило, от местных китайских властей ставилась тайная задача: наблюдать за каждым шагом путешественников. Для отвода глаз Пржевальский применял бинокль. «С первого же знакомства, вспоминал Николай Михайлович, со своим будущим спутником, я показывал ему бинокль, говоря, что дорогою постоянно смотрю в эту машинку для того, чтобы знать, нет ли по близости зверей или птиц», на которых можно было бы поохотиться. После этого можно было применять сколько угодно буссоль, которую монгол в простоте душевной не отличал от бинокля, и так как мы действительно часто стреляли дорогою антилоп и птиц, то наш проводник искренно верил, что моё смотрение в хитрую машинку ведёт к разглядыванию зверей».
Несколько раз ему удалось подобным же образом обмануть китайских и монгольских чиновников, когда те лезли с расспросами, для чего я ношу буссоль, вместо этого тотчас же подсовывался бинокль, который также постоянно находился при мне во время пути. Кипячение воды для определения абсолютной высоты местности производилось открыто, так как он уверял монголов, что это молитвенный обряд русских.
Путешественникам приходилось прибегать к изощрённой хитрости и уловкам, чтобы выполнять задачи по снятия карты местности. Если необходимо было сделать засечку, но в это время возле каравана находились «непрошеные гости», собравшиеся поглазеть на нас, в этом случае, вспоминал Пржевальский, —«мой товарищ старался занять их чем-нибудь интересным, а я между тем отставал под каким-нибудь предлогом и делал своё дело».
Но когда требовалось основательно отшлифовать данные рекогносцировки, Николай Михайлович просто запирался в палатке и переносил из записной книжки на разграфлённую бумагу съёмку местности, произведённую в течении дня. При этом принимались предосторожности, чтобы кто-нибудь не захватил его врасплох, – для чего у входа в палатку ставился караульный, обязанный предупреждать заранее, если приближался кто-либо из непрошеных гостей. Очень часто приходилось прерывать работу и поспешно прятать в подготовленный для этих целей сундук все материалы, как только появлялся какой-нибудь чиновник или даже залётный монгол зевака.
Карта снималась со всеми возможными подробностями. Наносились не только отчётливые формы рельефа, а также все жилые оседлые пункты (города, деревни, фанзы, кумирни, не отмечались только временные становища из юрт), колодцы, озера, реки и даже мелкие ручьи! При этом всегда делалось разграничение между сведениями, добытыми личным осмотром, и полученными путём расспросов местного населения, а также сведения, полученные из других источников. Причём данные последней категории наносились пунктиром и с оговоркой, что они не были проверены.
Таким образом, Пржевальский применил методику, если выразиться современным языком, кластерного анализа [454] а также ивент – анализа [455]. На определённом этапе в ходе систематизации добытой информации им заполнялась рабочая таблица, содержащая в себе собранную информацию, которой он присваивал определённые классификаторы. Затем им осуществлялась верификация (проверка) полученных результатов, которая, в случае успешного подтверждения результатов, предшествовала формированию итоговых заключений.
Пржевальский всегда предпочитал писать свои дневники чернилами и только в самом крайнем случае брал карандаш, но, к сожалению, на морозе чернила замерзали. А карандаш быстро стирался, так что потом трудно было разобрать написанное.
Производство съёмки представляло самое физически трудное из всех экспедиционных занятий. Приходилось без конца слезать с лошади, что сильно утомляло. Кроме того, из-за съёмки приходилось совершать всегда переходы днём и тащиться в самую жару вместо того, чтобы пользоваться для переходов ночною прохладой, как это обыкновенно делают монголы. Утомляя путников, такие переходы неблагоприятно отражались и на вьючных животных.
Чтобы ему не задавали лишних вопросов, придумал себе новую легенду прикрытия, – объявил себя нойоном [456]. Благо местные считали, что раз «об этом знает их царь, который выдал разрешение на беспрепятственное путешествие по своей земле, – значит всё законно».
Превращение в чиновника отразилось очень благоприятно на положении экспедиции и на успешности сбора нужной информации. Путешественники могли теперь держать себя гораздо самостоятельнее, чем прежде, относительно местного населения, что неудобно было делать под личиной купца.
Ордос – неизвестная для европейцев земля. Обследование долины реки Хуанхэ
Наконец караван подошёл к месту, где предстояла трудная переправа на противоположный берег реки Хуанхэ. После многочасового «мучения», погрузки лошадей и верблюдов на плоты, путешественники свободно вздохнули, очутившись в необозримых равнинах Ордоса.
Абсолютная высота описываемой страны, примерно 3000–3500 футов, так что Ордос составляет переходный уступ к Китаю со стороны Гоби; от последней он отделяется горами, стоящими по северную и восточную стороны Жёлтой реки.
Переправившись, экспедиция двинулась далее не кратчайшим диагональным путём, а по самой долине Жёлтой реки ввиду интереса для исследований зоологических и ботанических. т. к. пустынная внутренность его не представляла особого интереса, и необходимо было исследовать вопрос о разветвлении Хуанхэ на ее северном изгибе.
Они прошли по берегу пустынной внутренности реки 434 версты от переправы против города Баотоу до города Дын-ху, и результатом проведённых исследований явился тот факт, что разветвлений Хуанхэ при северном ее изгибе не существует в том виде, как их обыкновенно изображают на картах, и река в этом месте изменила своё течение.
14 сентября 1871 г. путешественники прибыли в город Дынь-юань-ин и в первый раз за все время экспедиции встретили радушный приём от местного князя, по приказанию которого навстречу им выехало три чиновника, и проводили путников в заранее приготовленную фанзу.
Пробыв в городе месяц, утром 15 октября путешественники оставили город Дынь-юань-ин и направились обратно в Калган. Теперь предстоял далёкий, трудный путь, так как от Дынь-юань-ина до Калгана расстояние (по Монголии) около 1 200 вёрст, которые они должны были пройти без остановок.
«Первый акт экспедиции был окончен. Результаты путешествия, копившиеся понемногу, теперь обрисовались яснее. Мы могли с чистой совестью сказать, что выполнили свою первую задачу, и этот успех ещё более разжигал страстное желание пуститься вновь в глубь Азии, к далёким берегам озера Куку-нора»[457].
Маршрутная съёмка, метеорологический журнал и прочее, несомненно, доказывали, что задачу свою Николай Михайлович выполнил блестяще и оправдал возлагавшиеся на него надежды…Для довершения успеха необходимо было, как можно скорее, снова пуститься в путь к заветным берегам озера Куку-нора, к которому он был так близко… Но для этого, прежде всего, необходимо было иметь деньги, которые можно было достать только в Пекине [457].
Несмотря на оказанную помощь ИРГО и военного ведомства Николаю Михайловичу пришлось готовиться к следующему этапу пути со скудными не соответствующими в реалиях средствами. Влангали понимал, что каждый день отпущенный на экспедицию слишком дорог, и поэтому генерал выдал ему авансом из посольских средств недополученную сумму за прошлый 1871 г. и вперёд за 1872 г.
Немалые затруднения встретили также и выдача паспорта Пржевальскому. Влангали потребовал выдачу разрешения на посещение Пржевальским провинций Гань-су, Куку-нора и Тибета. Китайские министры сначала отказывали в этом, но при настоятельном требовании уступили, с оговоркой, однако, что «в названных странах, при мятеже дунган и прочих неурядицах разного рода, проезд весьма рискован и что правительство империи не ручается за безопасность путешественников». Поэтому на всякий случай Пржевальский провёл дополнительное учение по стрельбе.
Тем не менее, когда 5 марта 1872 г. Пржевальский со своими спутниками выступал из Калгана, рассчитывая пробраться до Лхасы и пробыть в отдалённых краях около двух лет, то у него в кармане было в наличности только 87 лан денег, то есть 174 руб.! Однако цель, к которой он упорно шёл, по его мнению, этого стоила. «Пожелайте мне, – писал он М. П. Тихменёву, – счастливо докончить дело, которое, надеюсь, не пропадёт бесследно для науки».
Стрельба в цель. Художник И. М. Прянишников
Прибыв в Чебсен, путники на высоте 12000 футов провели около 2 недель. 23 сентября путешественники двинулись дальше. На третий день они повстречали на горизонте около сотни конных дунган. Пржевальский решил не отступать, а идти вперёд. «Положение было действительно опасным, но иного выхода из положения он не видел. Вся надежда была на надёжное оружие, выучку военных и трусость дунган. Посему принято решение пройти с оружием в руках, чем позорно погибнуть смертью барана, которого потащили бы на виселицу» [458]. Увидев хладнокровие русских, дунгане пропустили караван и не решились помешать его движению.
Пржевальскому присвоили наименование «хубилган» великий святой и сверхъестественный доктор. Местные князья приводили к нему своих детей, прося его наложить на них знамение и благословить их на всю жизнь, а при приближении к Дулан-киту, собралось до 200 человек, стоящих по обеим сторонам дороги на коленях и усердно молящихся [459].
Странствуя по Тибету, экспедиция встретила новый 1873 год в спартанской обстановке. На следующий день они двинулись дальше, и к 10 января дошли до берегов Голубой реки (Ян-цзы-цян), где встретили массу животных. Охота была успешной, заготовлено было только мясо для еды и шкуры для выделки. Остальное не брали.