.
Пыльцов по причине своей женитьбы, теперь стал не подходящим товарищем для предстоящей экспедиции, и потому Николай Михайлович пригласил Н.Я. Ягунова, окончившего к этому времени юнкерское училище и произведённого в офицеры. Зная способности Ягунова к рисованию, Николай Михайлович всеми способами поощрял его в занятии этим искусством, считая, что в экспедиции весьма полезно иметь художника, в то время заменяющего фотографа.
Одновременно с этим он, по поручению Николая Михайловича, занялся поисками второго спутника в предстоящее путешествие. В случае если бы соответствующего критериям требованийиз юнкеров не нашлось, то Пржевальский просил поискать между гимназистами и обещал назначить такому спутнику содержание 600 руб. /в год из своих собственных средств.
Впрочем, он сознавал, что вполне подходящего человека найти очень трудно. Спутник, по его мнению, должен быть человеком сам по себе хорошим и привязанным всею душою к общему делу, а члены экспедиции должны составлять одно общее целое, и связаны братской дружбой.
«Пржевальский просил разъяснять всем юношам, добивающимся зачисления в экспедицию, что они ошибаются, если смотрят на путешествие, как на средство отличиться и попасть в знаменитости. Напротив, им придётся столкнуться со всеми трудностями и лишениями, которые явятся непрерывной чредою на целые годы, при этом личная инициатива будет подавлена целями экспедиции. Он должен будет превратиться в бессловесного исполнителя и препаратора чучел, собирателя топлива, караульного по ночам и пр. Должен начать с того, чтобысидеть по целым дням в музее, учиться делать чучела, а затем идти на тысячу лишений и опасностей» [465]..
Желающих было очень много и в числе их один немец из Вены, который представлялся геологом и географом. Но Николай Михайлович забраковал его, не доверяя ни его знаниям, ни способности выдержать все невзгоды путешествия. Историк М.К.Басханов выдвигает версию того, что вторым кандидатом мог быть будущий путешественник Б.Л.Громбческий, знакомый с Ягуновым по службе в Кексгольском гренадерском полку, но что-то помешало этому.
Наконец, его выбор пал на 18-летнего юношу Фёдора Леопольдовича Эклона, сына одного из служащих при музее в Варшаве, недавно окончившего 4-класса гимназии. Побеседовав с Эклоном весь вечер, Николай Михайлович нашёл в нём все требуемые качества для путешественника. Через несколько дней знакомства он убедился, что лучшего спутника ему не найти и пригласил его на обучение новому ремеслу к себе в Отрадное на всё лето. Туда же он ожидал приезда Ягунова и Фатеева, как вдруг получил горестное известие что, купаясь в Висле, Ягунов утонул. Известие это сильно поразило Пржевальского, так как его он считал, как бы своим родным…
Незадолго перед отъездом, Пржевальский выбрал дополнительно спутника, портупей-юнкера Евграфа Повало-Швыйковского, а впоследствии– прапорщика, которого он знал с детства: мать Швыйковского имела небольшое поместье по соседству с Отрадным. Желая подготовить будущего помощника по путешествию, Николай Михайлович отправил Эклона в Варшаву, поручив над ним опеку своему другу И.Я. Фатееву. И 24-го октября 1874 г. молодого юнкера, выдержавшего экзамен, зачислили в Самогитский полк [466].
Занятый отчётами о путешествии в научные и военные круги и составлением 2-го тома своего труда, Пржевальский не смог поехать в Париж на международный географический конгресс, куда его приглашали европейские учёные. Несмотря на это, в августе 1875 года на втором заседании этого конгресса было единодушно решено вручить Пржевальскому «Почётную грамоту». В её препроводительной части президент конгресса вице-адмирал Камиль Клеман де Ла Ронсьер-Ле Нури писал: «Важные открытия, сделанные Вами во время путешествия по Монголии и стране тангутов, признаны международным жюри достойными исключительной награды. Благодаря Вам успехи в географии этих земель имеют настолько важное значение для науки, что отличия, предусмотренные в уставе общества, не могут соответствовать Вашим заслугам».
Одновременно с этим французское министерство народного просвещения избрало его своим почётным сотрудником и прислало золотой знак «Palme d’Academie» (см. фото выше, прим. автора). Этим орденом награждали деятелей науки за большие заслуги. Офицеры Генштаба преподнесли Николаю Михайловичу превосходный штуцер работы Ланкастера, специально заказанный в Лондоне через военного агента генерала А.П.Горлова, который сам принял участие в подписке.
Штуцер этот был замечательной работы и стоил около 1000 рублей. В то время во всей Европе было только три таких ружья. «Такое ружье, – с гордостью говорил Пржевальский, – есть только у Наследника». Это подтверждалось тем, что стволы были математически выверены; калибр и пуля были как у Бердана, прицелов два: один на 130, а другой на 400 шагов; патроны велики: раза в два длиннее, чем у Бердана.
Планы на новую экспедицию. Материальное обеспечение. Участие Генерального штаба. И снова в путь
Когда всё было готово, рукопись была сдана в типографию и Николай Михайлович смог приступить к подготовке в новое путешествие. В январе 1876 года Пржевальский составил план своей будущей экспедиции:
весну 1876 г. он предполагал провести в Кульдже и соседних с ней районах Тянь-шаня;
лето на озере Лоб-нор;
осень в пустынях между озёрами Лоб-нор и Куку-нор;
на зиму намеревался идти в Тибет в Лхассу.
В 1877 года он планировал начать весной движение к югу и исследовать верховья Брахмапутры до её истоков, двинуться к востоку по северному склону Гималаев, и так до декабря 1877 года; зиму 1877–1878 гг. опять провести в окрестностях Лхассы. Отсюда собранные им коллекции, по его плану, должны были отправляться в Ургу с каким-либо караваном богомольцев с конвоем одного из сопровождающих их казаков. Экспедицию с наступлением весны планировалась выдвинуть на Иравади [467] и, если бы все пошло по плану, то можно совершить попытку пройти в Индокитай до Салуэна [468] или в какое– либо другое место тропического района Азии.
По приблизительному расчёту стоимость такой экспедиции должна была составить около 36 тыс. руб. но сведущие люди советовали, в виду весомости этой суммы, просить вначале только 24 тыс. руб. на два года, а позже, как посоветовали ему, продлят ещё на год.
Пржевальский внимательно все проанализировал и в январе 1876 год представил в ИРГО докладную записку с изложением составленного им плана с учётом финансовых затрат [469]. Совет Общества на заседании 31 января 1876 г. единогласно принял это предложение. Контакты с Военным министром и министром иностранных дел показали, что они полностью поддерживают план данной экспедиции. В частности, Военный министр Д.А.Милютин уведомил Совет, что он намерен спросить Высочайшее одобрение на командирование Пржевальского и его спутников у императора. Он также ходатайствовал о сохранении им положенного денежного довольствия «звонкой монетой» на 2–3 года и выдачи его полностью авансом перед отправкой в экспедицию, а также выдать всем путешественникам двойных прогонных денег, и снабжение всех членов экспедиции казённым оружием и боеприпасами, и наконец, – писал министр: «я сочту своею обязанностью рекомендовать путешественников особому вниманию наших пограничных властей в Средней Азии и просить их оказывать все зависящее от них содействие успеху экспедиции» [470].
Со стороны МИД его глава Н. К. Гирс рекомендовал обратить особенное внимание на изучение Тибета и в частности Лхассы, как центра учения ламаизма, распространённого в Сибирской части России, и имеющего весомое влияние на местное население.
Необходимо было торопиться и причины для этого были весьма веские. Англия – соперница России настойчиво пыталась завязать отношения с Лхассой. Для этой цели при подписании в 1876 г. в Чефу англо-китайской конвенции, в её текст была внесена статья, разрешавшая англичанам отправлять экспедиции «для исследования Тибета». Это был первый договор Китая со странами Запада, в котором упоминался Тибет [471].
Получив одобрение от учёных, военных и МИД, ИРГО выступило с предложением к президенту общества, обратиться с ходатайством к Императору о выделении необходимой суммы путешественникам из средств Государственного казначейства (24.740рублей). – Ответ был положительный.
Пржевальский занимался корректировкой своего труда, а в это время… 20 февраля его пригласили принять участие в заседаниях комиссии по колонизации Амурского края, которая ежедневно работала до полуночи.
«За колонизацию Амура я ратовал. Должно быть, мои разъяснения понравились председателю (товарищу министра внутренних дел), и он просил меня принять участие и в комиссии по еврейскому вопросу. Отпирался я ничего-незнанием про евреев – ни к чему не повело», – писал он 21 февраля 1875 г. Эклону» [472].
Стараясь не упустить драгоценное время, Пржевальский понемногу приобретал за свои деньги различные принадлежности для будущей экспедиции. Например, – он обратился к своему другу Фатееву, чтобы тот купил в Варшаве трое часов: одни для себя и двое для подарков. Эклон и Швыйковский обучались искусству фотографии.
Учитывая опыт первого путешествия, и все его ошибки, он написал письмо консулу в Урге Я.П. Шишмарёву с просьбой найти ему заранее хорошего переводчика, а также подходящих для экспедиции казаков. Подготовка к путешествию завершилась, но багажа было так много, что Пржевальскому даже пришлось подумать о его сокращении. Решение взять новый фотоаппарат, преподнесённый в дар экспедиции, пришлось отменить, ведь аппарат весил в комплекте 17 пудов. Да из членов команды некому было его эксплуатировать по причине отсутствия навыков.