Николай Пржевальский – военный разведчик в Большой азиатской игре — страница 41 из 78

[528]. Поздравляя сына с производством в полковники, Елена Алексеевна выражала надежду, что по возвращении из экспедиции сын будет генералом. «А генералам вообще надобно сидеть на месте», – прибавляла она. И тут же сообщила печальную новость: «Твой дядя Павел Алексеевич умер 28 декабря 1876 года». Как бы ни было горько, но время не терпело отлагательства: надо было торопиться выступлением в Тибет.

Как узнал Николай Михайлович, к тому же Тибету в это самое время направлялись англичане, с намерением пробраться в Лхасу. Известие это было получено из английских журналов [529], в которых сообщалось, что правительство Индии, по соглашению с китайцами, организует экспедицию в Лхасу, цель которой заключается в открытии Тибета для англо-индийской торговли [530]. Обстоятельство это было чрезвычайно важно: англичане могли, таким образом, приобрести влияние на Далай-Ламу, духовного владыку большей части населения на громадной территории, включающей в себя Индийские полуострова, Зондский архипелаг, Китай, Корею, Японию, Манчжурию и Монголию, а также народы Восточной Сибири.

Теперь на Пржевальского обратились взоры всей России, и возникал вопрос, кто раньше достигнет Лхасы, и какой стране будет принадлежать пальма первенства. Понятно, почему стремился Николай Михайлович поскорее возобновить экспедицию.

Болезнь путников. Смерть матери. Обострение отношений с Китаем из-за дунган. Приостановка экспедиции

28 августа окончены были все приготовления, и экспедиция покинула Кульджу, двинувшись по направлению в Гучену.

Через 2 месяца, находясь в пути, 4-го ноября Пржевальский со спутниками пришли в Гучен и остановились в 20 вёрстах от города. Местное начальство встретило прибывших не особенно радушно, и даже не дало квартиры в городе, так что пришлось жить в юрте за городом. Достаточно было кому-нибудь из членов экспедиции попасть на глаза китайским солдатам, чтобы тотчас же подвергнуться оскорбительным ругательствам. «Вообще, китайские войска, докладывал Пржевальский, сколько мы их видели в Гучене, весьма деморализованы, грабежи по дорогам их специальное занятие» [531].

При таких условиях оставаться в городе было неудобно, а двигаться вперёд невозможно, так как Пржевальский, Эклон и два казака страдали невыносимым зудом тела, что происходило, конечно, от беспрерывной верховой езды и постоянной нечистоты. Болезнь эта проявилась у Николая Михайловича ещё в июне, когда он был в Тянь-шане, но в Кульдже она почти совсем прошла, и он не обращал на неё никакого внимания.

Тревожило и давнее отсутствие писем от матери, а телеграммы, посылаемые им, оставались без ответа. Спустя месяц он получил письмо от отчима И.Д.Толпыго, что у матери болит рука и поэтому она ему сама не пишет.

«Что-то плохо верится этому, – заметил Николай Михайлович, не случилось ли что-нибудь с мамашей» [532]. И для того, чтобы рассеять своё сомнения он послал несколько новых телеграмм, с просьбой в них ответить правду. Через несколько дней от Толпыго он получил ответ: «Маменька была больна, теперь поправляется, писать не может, целует вас, здорова».

Тем временем путешественник, не вполне оправившись от своей тяжкой болезни, усиленно готовился к продолжению путешествия. Однако какое-то внутреннее предчувствие не давало ему успокоиться. «О мамаше беспокоюсь, – писал он, выздоровеет ли она»? Писем он по-прежнему не получал ни из Смоленска, ни из Москвы, пока, наконец, телеграмма от брата не открыла ему горькую истину. «Восемнадцатого июня прошлого года, – телеграфировал его брат Владимир Михайлович, – мамаша скончалась от рака желудка и болезни сердца».

Потеря двух близких ему людей: дяди и любимой им матери, – глубоко потрясла Николая Михайловича, и он вспоминал: «Женщина от природы умная и с сильным характером, мать моя вывела нас на прочный путь жизни. Ея советы не покидали меня даже и в зрелом возрасте. Правда, воспитание наше было много спартанским, но оно закалило силы и сделало характер самостоятельным. Да будет же мир праху твоему, моя дорогая мамаша!»

В таком подавленном настроении находился Николай Михайлович, когда вдруг было получено распоряжение прекратить дальнейшее движение в китайские пределы. Но обстановка в регионе всё же накалилась. То о чём писал в своих донесениях Пржевальский, находящийся в гуще события, – свершилось. Рассмотрим эти события в совокупности, и соблюдая их хронологию.

В апреле 1877 г. цинские войска взяли Дабаньчэн, Токсун, Турфан – «ворота Восточного Туркестана». А смерть Якуббека 30 мая того же года окончательно деморализовала войска и народ этого региона. В государстве Йэттишар вспыхнули междоусобицы, оно фактически развалилось на три части и стало сравнительно лёгкой добычей китайских войск Цзо Цзутана. В октябре были заняты Карашар, Курля, Кучар, Бай, Аксу, в декабре пали главные города – Кашгар, Яркенд и Хотан. Десятки тысяч уйгуров и дунган, преследуемые цинскими войсками, бежали через горные проходы и перевалы во владения России [533]. Среди них был бывший посланник Якуб-бека в Россию Мулла Тураб-ходжа, также нашедший убежище в г. Верном в российских владениях [534].

Пржевальский, пользуясь отсутствием официального приказа о приостановке экспедиции, решил не терять зря драгоценного времени, напоследок сделал очередной дневной переход от Зайсана и, расположившись в урочище Кендерлык, где продолжил зоологические изыскания.

Тем временем, проводя между собой консультации, Военное министерство и МИД, пришли к выводу: чтобы не подвергать риску начатое дело, отложить экспедицию до более благоприятного времени, о чём официально уведомили телеграфом Пржевальского [535].

В другое время и при других обстоятельствах Николай Михайлович мог и огорчиться, но внезапное известие о смерти матери, а также собственная болезнь – всё вместе так навалились на его душу и тело, что он немедленно подал прошение командованию возвратиться в Петербург для оформления отчётов экспедиции, поправки своего здоровья, а также поклониться могилам родных и близких ему людей: дяде Павлу Алексеевичу и матушке.

«Тибетская экспедиция, может быть выполнена впоследствии со свежими силами и при лучших обстоятельствах», – телеграфировал он в Главный штаб 29 марта 1878 г. А 31 марта 1878 г. Пржевальский, оставив все снаряжение экспедиции на посту в Зайсане, и стал готовиться к отъезду в Петербург.

Прибыв в Омск, он доложил генерал-губернатору, командующему войсками Западно-Сибирского военного округа и наказному атаману Сибирского казачьего войска генерал-лейтенанту Н.Г.Казнакову о приостановке экспедиции. Из Штаба Округа Николай Михайлович отправил в географическое общество донесение о приостановлении экспедиции, обосновав все возникшие причины. Командование Генштаба одобрило это решение. «Необходимо вылечиться хорошенько и тогда со свежими силами и новым счастьем продолжать начатое дело»…

Подведение итогов Лоб-норской экспедиции. Пандиты на службе у англичан. Формирование новой команды

23 мая Николай Михайлович прибыл в Петербург и прежде всего, принялся за лечение. Все доктора, к которым он обращался, объясняли его недуг расстройством нервов. Купание, спокойная жизнь– лучший лекарь советовали ему доктора. Он провёл несколько дней в столице, чтобы привести в порядок коллекции для пожертвования в музей Академии Наук. Здесь он получил известие о награждении за прошлую экспедицию золотой медалью Парижского географического общества и большой золотой медалью имени Гумбольдта от Берлинского географического общества.

Английский исследователь и писатель Дельмар Морган 6-го сентября писал Николаю Михайловичу: «Взяли бы вы меня в вашу будущую экспедицию, я написал бы хорошую книгу, только бы удалось пережить трудности. Ваши рассказы об охоте так завлекательны, что у мены текут слюнки, я был бы счастлив помочь вам положить на месте мишку или настрелять охапку бекасов».

Председатель Берлинского общества барон Рихтгофен похвалил его: «Вопреки теоретическим соображениям, и историческим известиям, мы узнаём от первого европейца, посетившего Лоб-нор и отличающегося редкой наблюдательностью, что озеро это пресное, а не солёное»… «одним человеком наши знания о Центральной Азии значительно расширены» [536].


Золотая медаль им. Гумбольта от Берлинского географического общества


Брошюры Пржевальского о Лоб-норе и Монголии сразу же стали переводить и издавать за границей, что вызвало у него чувство глубокого удовлетворения:

В отпуске, который Николай Михайлович проводил в деревне, он занялся поправкой здоровья, а также проектом будущей экспедиции в Тибет.

Конкуренты, стремившиеся в эту страну, – англичане, пошли хитрым путём. По инициативе полковника Монтгомери (T. G. Montgomerie) индийское бюро «Великое тригонометрическое исследование» (GreatTrigonometricalSurvey) начало готовить туземцев-индийцев, английских подданных, для самостоятельных географических исследований, после чего они посылались в Тибет и другие страны в Гималаях, куда был затруднён доступ европейцам. Эти «пандиты» (от англ. pundit [p^ndit], всесторонне подготовленные учёные. Прим. – автора) из осторожности именовались лишь условными буквами.


Полковник Т. Монтгомери (справа) с одним из своих учеников – индийским сержантом


Переодетые и снабжённые необходимыми материалами и инструментами рекогносцировки они свободно проникали туда под видом богомольцев, и производили там свои исследования. Пандиты прошли эту страну в разных направлениях, и на основании, главным образом, их съёмок долгое время изображался Центральный Тибет на картах. В тот период времени из таких пандитов более всего прославились лазутчики Наин Синг