[545] по их номинальной цене».
20 января 1879 года, Пржевальский выехал из Петербурга со своими спутниками: Эклоном, Роборовским, унтер-офицером Егоровым и ефрейтором Румянцевым. Проезжая Москву, он оставил часть денег на хранение брату Владимиру Михайловичу, для снабжения родственников и близких ему людей. Там он пробыл лишь несколько дней и в конце января был в Оренбурге, а 31-го числа он и его спутники направились далее в двух троечных повозках.
Через девять дней они прибыли в Омск и, проследовав Семипалатинск 27 февраля, прибыли в пост Зайсанский. «Особых приключений дорогой не было, – писал Николай Михайлович, только донимали нас сильные морозы. В Оренбурге, Омске и Семипалатинске останавливались по несколько дней. В Зайсане я застал Коломейцова, которому Северцов так и не заплатил за его работу с ним, по этой причине тот был весь в долгах. Я взял его с собой в экспедицию и в обеспечении уплаты долгов, мною пополненных из казённых денег (всего 400 рублей), я оставил на попечение зайсанского пристава, собранную Коломейцовым в прошлом году коллекцию: 151 вид птиц, и зверьков, – в количестве 625» [546].
Выбор окончательного составаФормирование каравана и в путь
Кроме трёх солдат Никифора Егорова, Михаила Румянцева и Михея Урусова, взяты еще были пять забайкальских казаков: прежний испытанный товарищ Дондок Иринчинов, Пантелей Телешов, Петр Калмынин, Джамбал Гармаев и Семён Анносов. А вот Панфила Чабаева Пржевальский решил на этот раз не брать.
Участники III экспедиции Н. М. Пржевальского
В качестве переводчика с тюркского, китайского и маньчжурского языков взяли Абдул-Басид-Юсупова уроженца г. Кульджи, который принимал ранее участие Лобнорской экспедиции.
Таким образом вся экспедиция сформировалась из 13 человек, – цифра хотя и подозрительная, но как показала практика– вполне терпимая. Что касается продовольствия и всевозможных жизненно важных принадлежностей, то Пржевальский и на этот раз, ограничился самым нужным. Он не допускал никакой роскоши, и старался оптимизировать необходимое. Несмотря на всё при подготовке багажа набралось около 200 пудов груза.
Боевому обеспечению было уделено одно из первостепенных значений. Каждый из участников экспедиции имел винтовку Бердана за плечами и по два револьвера у седла, за поясом у каждого имелся штык к пехотной винтовке и по два небольших патронташа с двадцатью патронами в каждом.
Общее количество патронов, взятых в экспедицию, составляло: 6000 для ружей и 3000 для револьверов. Для охоты на мелкую дичь имелось: 7 охотничьих ружей, 3 пуда пороха и 12 пудов дроби. За три недели, проведённые в Зайсане, руководитель экспедиции уделил пристальное внимание ежедневной практической стрельбе и отработке тактики защиты от внезапного нападения банд разбойников.
Вьючный багаж экспедиции: кожаная сумка с одеждой и бельем, мешок с мукой, патронный ящик, ящик для коллекций. Рисунок В. Роборовского
«И если бы наша миленькая кучка не уподоблялась ощетинившемуся ежу, который может наколоть лапы большому зверю, то китайцы нашли бы тысячи случаев затормозить наш путь, или, быть может, даже истребить нас подкупленными разбойниками», – писал Николай Михайлович.
На случай посещения торжественных приёмов и знатных особ, путешественники в багаже взяли с собой парадные мундиры, а казакам – русские костюмы из плиса. Повседневная одежда была из грубой парусины, а зимой из бараньего меха с короткими полушубками. Из обуви: короткие охотничьи сапоги, унты, чирки и ичиги. Постелью, как всегда, служил войлок и одеяла из меха и байки. Походным жилищем служили парусиновые палатки, а в холода войлочная юрта.
Вид бивуака – палатка и юрта, вьюки, кухонные принадлежности
Для научных работ приобретено инструментов: 2 хронометра, небольшой универсальный инструмент, три буссоли Шмалькальдера, барометр Паррота с запасными трубками и ртутью, несколько компасов, шесть термометров Цельсия, гипсометр, психрометр. 21 марта 1879 г., на рассвете, караван караван выступил.
Первое Тибетское путешествие началось. Проблемы с проводниками
«Итак, – писал Николай Михайлович – мне опять пришлось идти вглубь азиатских пустынь! Опять предо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чём не похожий на нашу Европу! [547].
2 мая караван продолжил путь, оставив позади высокий хребет Южного Алтая. Впереди раскинулась обширная Чжунгарская пустыня, простирающаяся между Алгаем на севере, Тянь-шанем на юге, и группою Гарбагатай на западе, а на востоке сливающаяся с безграничной пустыней Гоби.
По дороге Николай Михайлович отправил в Смоленск письмо брату Владимиру: «Теперь я ничего не знаю, что делается в Европе, и вероятно не буду знать до возвращения из путешествия. Мне можно теперь писать только через Ургу (на имя Шишмарёва), да и то письмо получится в Хласе не ближе как через год. Прошу тебя, каждый год, 1-го января, посылай из моих денег тётушке 50 рублей. Тётка y нас теперь одна осталась из близкой родни. Нужно помогать бедной старухе хотя бы понемногу» [548].
Наконец, 18 мая, караван вышел в обширную равнину и расположился бивуаком близ китайской деревни Сянто-хуаза, в 20 вёрстах от города Баркуля [549].
Пройдя полпути, остановились ночевать, среди совершенно бесплодной равнины, которая покато спускалась к югу от подножия Тянь-шаня; назавтра, наконец, добрались до Хами. От Зайсана пройдено было 1 067 вёрст.
По своему положению Хамийский оазис весьма важен как в военном, так и в торговом отношениях. Через него пролегает главный и единственный путь сообщения из Западного Китая на города Са-чжеу и Ань-си, в Восточный Туркестан и Чжунгарию. Других путей в этом направлении нет и быть не может, так как пустыня пересекается проложенною дорогою в самом узком месте на протяжении 380 верст от Ань-си до Хами, да и здесь путь весьма труден по совершенному почти бесплодию местности.
Таким образом, Хами составляет с востока, т. е. со стороны Китая, ключ ко всему Восточному Туркестану и землям притяньшанским. Раз этот пункт будет занят неприятелем – вся китайская армия, находящаяся к западу, будет отрезана от источников своего снабжения, т. е. от собственно Китая. Для нее останется только весьма кружной и трудный северный путь через г. Улясутай, но и тот, конечно, будет занят неприятелем, наступающим с севера.
Придя в Хами, путешественники разбили свой бивуак в полутора вёрстах от города. Тотчас к путникам явились китайские офицеры с приветствием от командующего войсками и военного губернатора, титулуемого чин-цаем и заявили, что он очень желает поскорее видеть Пржевальского. Вероятно, желание скорого свидания обусловливалось просто любопытством, а затем нетерпением получить подарки, без которых нигде невозможно отделаться в Азии. Впрочем, Хамийский чиновник был так же жаден на эти подарки, как и все вообще китайские сановники.
Фото из Азиатской экспедиции Маннергейма. 1906–1980 годы. Китайские солдаты
Встретили их при полном параде. Во дворе губернаторского дома стояли несколько десятков солдат со знамёнами, губернатор вышел на крыльцо своей фанзы и пригласил в приёмную. Там они пили чай, затем начались обыденные расспросы о здоровье и благополучии пути, о том, сколько нас, куда идём и т. д. Проведя у губернатора полтора часа, Пржевальский уехал обратно в свой лагерь.
После обеда им устроили показательную стрельбу экспедиционного отряда, произвели пальбу из берданок и револьверов. В самый короткий срок было выпущено около двухсот пуль, мишенями для которых служили глиняные бугорки в степи. «Это искусство производило на азиатцев чарующее впечатление», – вспоминал Пржевальский. Ввиду отличного результата стрельбы чин-цай с улыбкой сказал: «Как нам с русскими воевать, эти двенадцать человек разгонят тысячу наших солдат».
Мечеть в мусульманском квартале. 1875 год
На характеристике китайских войск, данных путешественником [550] автор решил здесь не останавливаться, так как ей будет посвящена отдельная глава. Можно упомянуть лишь общие цифры о численности их, указанных Пржевальским. Общее число людей, подлежащих военной службе в Китае, определено им примерно до 1 000 000. Численность же войск, которые могут быть выставлены в поле, предполагалось до 600 000. Кроме указанного количества, китайское правительство, по словам Пржевальского, располагало контингентом монгольской и маньчжурской милиции, численность которой была на то время неизвестна или невелика.
Одной ногой в ТибетеИстория изучения Тибета европейцами
В дневнике Пржевальский отметил: «Счастие по-прежнему благоволит мне: хорошо проскользнули мы в Баркуле, хорошо отделались в Хами. Теперь уже можно сказать, что мы одной ногой в Тибете».
На восходе солнца 1 июня 1879 г. путники завьючили своих верблюдов и двинулись в путь. Местные власти, узнавшие о том, что караван прошёл в Нань-шань, смирились с совершившимся фактом, и объявили, что по распоряжению главнокомандующего Цзо-цзун-тана им не велено давать проводников в Тибет.
Между тем внезапно случилась неприятность, чуть было не окончившаяся погибелью одного из лучших людей экспедиции – унтер-офицера Егорова.
Ещё день-другой и заблудившийся в горах мог погибнуть от истощения. Но судьба рассудила иначе, Егоров случайно набрёл на свой караван и был спасён. Опоздай они днём выхода с роковой стоянки или выступи днём позже, наконец, пройди часом ранее или позднее по той долине, где встретили Егорова – несчастный, конечно, мог погибнуть, и данный случай навсегда остался бы темным пятном в истории путешествий Н.М. Пржевальского, но этого к счастью не произошло.