«Читатель, быть может, спросит, почему Пржевальский составил о Китае именно такое понятие, что это страна, закосневшая в своей полудикости и неспособная вступить на путь европейского прогресса. Чтобы понятие не было произвольно-субъективным и соответствовало предмету, для этого необходимо знание предмета».
Вместо того, чтобы осознать уровень своей некомпетентности в военной тематике, штатский учёный-филолог постепенно перемещает предмет обсуждения в нужное ему узконаправленное русло, и подводит обсуждение к азам тех знаний, в которых он наиболее компетентен – чистой синологии.
«Если г. Пржевальский говорит о цивилизации Китая, то, конечно, знает ее? Мы думаем, что нет. Во время своих знаменитых четырёх путешествий г. Пржевальский изучал Монголию… и некоторые другие земли, входящие в состав Небесной Империи, но в собственный Китай он, можно сказать, не заглядывал никогда – он видел Китай у его околицы и притом в таких местах, где, по причинам этнографическим и историческим, китайская цивилизация не могла ни прочно утвердиться, ни проявиться во всём многообразии своего содержания.». «Г. Пржевальский знакомился с китайцами, главным образом, в застенном Китае, продолжает учёный, и по этой части его населения делает заключение о целом. Но, во-первых, этот приём – заключения от частного к общему – редко бывает, безошибочен вообще, в данном же случае он должен рассматриваться положительно непригодным».
Здесь Георгиевский если не лукавит, то просто утрирует, представляя факты в том цвете, котором ему выгодно: «В самом деле, подумайте, какие сведения мог бы собрать самый даровитый путешественник о России и насколько верны были бы его суждения о нашей стране, если бы он стал говорить о ней, прошедши по минусинскому, алтайскому и бийскому округам»? «Между тем Пржевальский в деле исследования Китая и китайцев стоит именно в этом положении: он видел только застенных китайцев, а эти последние, подобно жителям наших алтайского и бийского округов, уже никак не могут являться типичными представителями своей цивилизации».
Неужели Георгиевский не знал, что путешественник посещал самое сердце цивилизации этой страны – Пекин? Скорее всего, знал. И вот, что пишет Пржевальский при посещении им столицы М. П. Тихменеву 14 января 1871 г.
«Прибыли в Пекин и разместились в русском посольском доме, на квартире, приготовленной нашим посланником, генералом Влангали. Я ещё мало познакомился с самим городом, – писал Пржевальский, но уже и первых впечатлений достаточно, чтобы безошибочно сказать, что это невообразимая мерзость. Те же самые фанзы, как и на Уссури, разве только побольше объёмом и числом. Грязь и вонь невообразимые, так как жители обыкновенно льют все помои на улицу и, сверх того, здесь постоянно можно видеть, идя по улице, сидящих орлом то справа, то слева».
«Прибавьте ко всему этому, что здешние китайцы вдесятеро хуже наших амурских. Там, по крайней мере, они держатся в острастке, а здесь всех европейцев, в глаза и за глаза, называют не иначе, как «чёрт», так что, проходя по улицам, обыкновенно слышишь громкие «приветствия» такого рода. Мошенничество и плутовство развито до крайних пределов. Стоит только зайти в какую-нибудь лавку и с вас возьмут втрое, да ещё непременно обманут товаром». Что можно сказать по этому поводу? – Из песни слов не выкинешь, иначе это будет обычная композиция на тему.
Разочаровавшись найти «луч света в тёмном царстве» неизменной наглой лжи и криводушия, он далее рассуждает: «Вообще здешний китаец – это жид плюс московский мазурик и оба в квадрате. Но то прискорбно видеть, что европейцы церемонятся с этою сволочью, которая, в буквальном смысле, чуть не плюёт им в глаза на улицах, а ругает в слух сплошь, да и к ряду».
Доведённый до отчаяния патологической ложью и лицемерием чиновников, он делает вывод: «По моему мнению, только одни ружья и пушки европейцев могут сделать здесь какое– либо дело. Миссионерская проповедь, на которую так уповают в Европе – глас вопиющего в пустыне. Китайцы открыто смеются над всеми поучениями миссионеров, которые, чтобы пустить пыль в глаза Европе, устраивают здесь школы, но не упоминают в своих отчётах, что учеников они нанимают, т. е. платят каждому деньги, за то, чтобы он приходил в училище, так что китайцы, видя в этом барыши, гоняют своих детей в школу, как на рынок».
Мнения других специалистов в данном вопросеКритика историками Запада
Хотелось бы подкрепить выводы Николая Михайловича выдержками из «Сочинений монаха Иакинфа» изданного в 1848 году: «Лицемерие, лукавство, ложь, притворство, унижение – натура китайца. И как быть иначе там, где церемония поглощает всю духовную жизнь народа, где младший непременно должен удивляться уму и добродетели старшего».
Пржевальский в своей статье уделил большое внимание военной теме того времени и сделал вывод: «Прогресс везде с трудом прокладывает себе путь, а в Китае ему, всего вероятнее, и вовсе не протолкаться. Следовательно, Китай неспособен к военному прогрессу».
«Правда ли это», – спрашивает синолог? «Я желал бы вполне доверять этому; но вот что представляется мне крайне изумительным. Если г. Пржевальский действительно близко ознакомился во время своего путешествия с китайскими войсками, то зачем же он при описании их пользуется печатным источником» [604]?
И тут Георгиевский пытается обвинить Пржевальского в «плагиате», приводя данные из статьи офицера Генштаба РИ подполковника Бутакова, ссылаясь на некоторые смысловые параллели в их освещении событий.
Для сравнения заглянем в архив журналов того времени «Издательства ВУК ГШ. Спб.». Зададим вопрос, почему Пржевальский и Бутаков должны были по-разному писать об обмундировании, вооружении, обучении и казармах одной и то же Армии, в одно и то же время?
Если верить домыслам учёного-синолога, то так же офицеры: Барабаш и Матюнин, Бутаков и Громбчевский, Грум-Гржимайло и Петровский, ну и конечно сам Пржевальский, – просто какие-то бездельники, переписывающие друг у друга донесения и отчёты о своей проделанной работе в Военное министерство, нанося тем самым колоссальный урон обороне государства.
Чтобы ещё раз убедится в правильности своих выводов и правоте Пржевальского обратимся к тому же журналу и статье «Записка о современном состоянии вооружённых сил Китая в Тарбагатайской и Илийской областях г-л м-ра Щетинина 1885 года». Здесь генерал полностью подтверждает мнение Пржевальского, что отсутствие дисциплины среди офицеров разлагает китайскую армию.
Щетинин писал: «По части строя войск царить полная неопределённость и предоставлен широкий произвол личному усмотрению и вкусу войсковых начальников, которые вольны практиковать те виды строя, которые им более нравятся. Современная дисциплина частей войск юнов [605] и луинов [606] – весьма слаба. Причина упадка дисциплины – неправильное отношение к интересу солдата начальствующих лиц, наживающихся за счёт солдатского содержания, а также крайне неудовлетворительными, как в нравственном отношении, так и в смысле образования. И для того, чтобы из этого, так сказать, сырого материала вышел действительный солдат, нужны другие начальники и офицеры, с более честным направлением. Правила для быта и вообще внутреннего порядка в войсках не установлены, и в этом отношении китайский солдат предоставлен самому себе, – в чём опять-таки вина офицеров. Не смотря на строгость наказаний, китайские войска остаются вполне не дисциплинированными. Как например: чиновник, имеющий чин полного генерала, заявил, что он ничего не может сделать со своими солдатами, так как они не хотят его слушать».
По мнению другого генерала А.Я Фриде: «В случае продолжительной стоянки, начальники лянзы (подразделение, равное батальону. – Прим. автора) приказывают строить глинобитные крепости в ускоренном темпе. Обычай устраиваться подобным образом, кроме сохранения контроля над солдатами, имеет цель предотвратить их побег из расположения части, а также пристрастие к опиуму китайцев, что нарушает правила несения караулов».
Полковник Я.Ф. Барабаш подтверждает следующим: «О китайском солдате нельзя с похвалой отозваться как о составной части целого. Прежде всего о взаимосвязи его с офицерами. В итоге китайские войсковые части не способны к воодушевлению и порыву, делающим чудеса [607]». Далее он продолжает: «Вооружение во внутренней Монголии состоит из ружей, – имеются пистонные и фитильные, пик, луков и стрел. В целом оно содержится в безобразном виде, ржавое и с раковинами от коррозии. Войска же в провинции Сычуань, расположенные на крайнем западе собственно Китая, по сведениям газеты «Chaina Mail», также не получили правильной организации».
Ну, а Георгиевский делает свой весьма неопределённый и размытый вывод: «При громадности населения Небесной Империя и при ее быстром прогрессе в военном деле, трудно сказать, какими боевыми силами она располагает теперь и будет располагать на следующий год».
Любой специалист в военном деле понимает, что мало иметь в руках современное оружие, нужно уметь его эффективно применять таким образом, чтобы «число попаданий из этого оружия намного превосходило число промахов». А палить «пушкой по воробьям» сможет любой. Черту всем этим сомнениям по поводу докладов Пржевальского можно выразить в мысли, которую сформулировал военный аналитик того времени И.В.Дальченко. Давая оценку Китайской армии в журнале «Вестник Европы», он писал:
«До 1900 года большинство китайских войск являлось временным лишь уличным сбродом, нанимавшимся на случай необходимости, а постоянной армии в европейском смысле слова не существовало. Отсюда и явилась общая характеристика китайских войск того времени, как негодных к серьёзной войне, трусливых, плохо обученных, плохо вооружённых