Именно тогда огромная женская фигура с длинными черными волосами и отсутствующим взглядом на несколько мгновений появилась в голубом небе. Но никто в Альхаферии ее не заметил.
«Мальпертюи» – Сближение
На палубе, насколько позволял привычный полумрак, я смог разглядеть выражения лиц моих товарищей. Даже самые опытные и суровые выглядели потрясенными, а кто-то и вовсе пребывал в шоке. Очевидно, пересечение воображаемого производило впечатление на любого, каким бы закаленным он ни был.
От тревожных мыслей меня отвлек господин Хольц, появившийся на полубаке в компании аббата. Воцарилась гробовая тишина.
– Считается, что после пересечения воображаемого попадаешь в другую вселенную, – начал старпом, как всегда очень уверенным тоном. – Это совсем не так. Мы по-прежнему в той же вселенной, но на огромном расстоянии от Земли и в другом времени – в прошлом. Сейчас мы в… – он посмотрел на аббата, будто советуясь. Свитледи кивнул. – …в 36 году от Рождества Христова, и находимся в системе Гамма Змеи, рядом с планетой без названия: для удобства назовем ее Олимп.
Свитледи разразился уже знакомым смехом, от которого становилось не по себе:
– Олимп! Здорово ты придумал! Молодец, Хольц!
Помощник капитана не обратил внимания на его слова.
– Вам, наверное, говорили, что ваше тело раздвоится. Это больше похоже на правду, чем чушь про разные вселенные. На самом деле в том году, в котором мы отправились в путешествие, на орбите вокруг Луны по-прежнему вращается такой же корабль с таким же экипажем, – Хольц взглядом заставил стихнуть поднимавшийся с палубы недовольный гул. – Однако, как видите, вы абсолютно реальны. Если захочется, то, выполнив задание, можно даже вернуться назад в следующую после отправления минуту и соединиться с нашими «двойниками». В таком случае о произошедшем у нас останутся лишь смутные воспоминания. Но мы не будем этого делать, потому что за время, проведенное здесь, поймем, что «двойники» транслируют нас через воображаемое. Иначе наше тело растворилось бы и исчезло за считаные мгновения.
Экипаж снова загудел, на этот раз более встревоженно. Не знавшие английского просили товарищей перевести им слова Хольца, но суть идей, о которых говорил помощник капитана, передать было сложно, и на лицах многих читалась растерянность.
Свитледи жестом показал, что пора заканчивать. Хольц кивнул. Покрепче обхватил руками перила.
– А теперь все за работу. Мы начинаем приближаться к Олимпу и достигнем его примерно через шестнадцать часов. – Он поискал глазами второго помощника, затерявшегося среди членов экипажа. – Господин Диксон, ваши бригады выходят в первую смену. Ровно через пятнадцать минут.
Покидая палубу, все оживленно обсуждали слова Хольца. Скедони – единственный из нашей бригады, с кем я мог поговорить, – явно не горел желанием отвечать на мои вопросы. Ограничился парой фраз: «Проверьте шкафы. Я передал ваши претензии. Теперь все должно быть в порядке».
И действительно, я с удивлением обнаружил, что в шкафах больше нет ржавчины, а дверцы не скрипят. Даже одеяла оказались новыми и чистыми. Но времени раздумывать об этом не было.
Мы быстро приняли душ. Вытираясь полотенцем, я увидел, как сидевший рядом филиппинец наклонился к своей правой ноге. Сначала я не понял зачем, а потом услышал его радостный вопль и увидел капли крови, падавшие на пол. В руке блеснуло лезвие.
– Es vera sangre, amigo![31] – улыбаясь, крикнул он мне и показал длинный порез. Похоже, парень хотел удостовериться, что тело по-прежнему принадлежит ему.
Зазвонил колокол. На этот раз мне поручили привести в порядок катушки Фруллифера в верхней части корабля. Деликатное задание. Нужно было вытереть капли, которые стекали из крошечных контейнеров под названием «синапсы», расположенных внутри катушек на соединении проводов.
Кроме Скедони, за нашей работой наблюдал господин Диксон, ответственный за смену. Подозреваю, в первую очередь он должен был следить, чтобы мы не пили эти капли: скорее всего, в них содержались органические вещества, так любимые капитаном Прометеем. Но это просто мои домыслы.
Нам всем не терпелось посмотреть на Олимп – вдруг он уже показался в поле зрения? Встретив Торвальда, который со своей бригадой механиков тоже работал над катушками, я спросил, удалось ли ему увидеть планету.
Он пропустил мой вопрос мимо ушей.
– С синапсов не должно так капать, – в голосе норвежца слышалось беспокойство. – Что-то здесь не то.
Я немного встревожился:
– Поломка?
– Если бы только поломка! Весь «Мальпертюи» – это развалина. Но так даже лучше, намного лучше.
– Почему?
Он посмотрел вокруг, ища глазами Диксона. Убедившись, что тот далеко, схватил меня за руку и потянул в темный угол между основаниями двух катушек.
– Я выяснил, в чем цель этой экспедиции, – торопливо и взволнованно начал Торвальд. – Зная аббата, я был готов к худшему, но не к такому кошмару, не к такой… дьявольщине.
На мгновение перед моими глазами мелькнула огромная красная ухмыляющаяся фигура, которую я видел при пересечении воображаемого.
– И что это за цель? – заикаясь, спросил я.
– Лучше тебе не знать, – мрачно ответил Торвальд. – Свитледи, наверное, продал душу дьяволу и хочет затащить нас в ад вместе с собой. Вот я и надеюсь, что, прежде чем это случится, старое корыто развалится – и неудивительно.
Потом норвежец замолчал и отказался говорить на эту тему, как я ни упрашивал. До самого конца смены его слова не выходили у меня из головы. Только объявление, которое мы услышали, спускаясь на нижнюю палубу, прервало мои раздумья – из иллюминаторов стало видно Олимп, и на несколько минут нам было позволено подняться.
Прокладывая себе путь локтями, мы протиснулись поближе к иллюминатору. Планета походила на сероватый шар, обмотанный темными нитями облаков. На полюсах то и дело мелькали красные отблески с лазурной каймой, словно надвигалась мощная магнитная буря. Но рассмотреть получше нам помешал свист господина Хольца, вышедшего на палубу со своей командой.
В следующую рабочую смену, получив задание убрать кают-компанию офицеров, я чувствовал себя не в своей тарелке – туда выходила дверь каюты Прометея, которую он почти не покидал. Подойдя поближе, мы сразу услышали хриплый голос капитана, осыпавшего отборной бранью молчавшего собеседника. Скедони вопросительно посмотрел на Диксона, который лично привел нас сюда, но второй помощник капитана пожал плечами.
– Делайте вид, что ничего не происходит, – проворчал он. – Это не ваше дело.
Мы принялись натирать полы, а ссора тем временем все разгоралась. И тут мы поняли, на кого орал Прометей – на аббата Свитледи, голос которого стал сдавленным от бешенства. Я прислушался, но, несмотря на закрытую дверь каюты, не рискнул подойти поближе.
– Проклятый монах! – вопил Прометей. – На кой черт мне твои деньги? Если мы вернемся назад без груза, я едва смогу покрыть расходы.
– Я хотел настоящий корабль, – прошипел Свитледи, наверняка побагровевший от гнева. – А ты раздобыл мне вот эту рухлядь, которая чудом до сих пор не развалилась! Нам повезет, если мы вообще сможем вернуться.
– Вернуться? Учти, что ты назад не вернешься, пока не найдешь мне груз. И не надо сваливать все на корабль. Это ты высчитывал маршрут, и посмотри, где мы оказались!
– Грязный пропойца, ты прекрасно знаешь, что треть катушек вышла из строя еще до отправления!
– Чушь. Я летал с половиной неисправных катушек, и проблем не было. Теперь найди на этой планете что-то стоящее, или я выгружу тебя прямо в космос.
– Может, и найду, но вряд ли именно то, что ищу. Я не могу это гарантировать. Ты не понимаешь? В те времена уже никто не верил…
Последние, загадочные для меня слова Свитледи произнес не таким уверенным тоном. Но больше ничего подслушать мне не удалось. Господин Диксон заметил, что я нахожусь слишком близко к каюте капитана. Скорее обеспокоенный, чем раздраженный, он отправил меня мыть дальний угол кают-компании.
В конце смены, когда мы гуськом брели на нижнюю палубу, Диксон задержал меня и кивком велел зайти к себе в каюту. Обстановка была простая – лишь стол, два стула, несколько шкафов да кровать, на которую он сел.
– Что ты слышал? – спросил Диксон ничего не выражающим тоном.
Я не осмелился лгать.
– Насколько я понял, мы сбились с курса. Капитан винит в этом аббата, а аббат – корабль.
Диксон кивнул.
– Все правильно, но «сбились с курса» в нашем случае не означает, что мы не добрались до пункта назначения. Мы добрались, только оказались не в том времени, в каком было нужно. Это не так просто понять.
Я почувствовал, что Диксону, от которого все держались на расстоянии, очень хочется почесать языком. И решил этим воспользоваться.
– Если можно, объясните, пожалуйста, поподробнее.
Он задержал на мне взгляд, а потом кивнул. Взял со стола листок и ручку и начертил систему декартовых координат.
– Предположим, что ось абсцисс – это пространство, а ось ординат – время, – он указал ручкой на вертикальную линию. – В начале нашего путешествия за считаные доли секунды мы сделали рывок вперед – как во времени, так и в пространстве, – Диксон нарисовал диагональную линию вправо-вверх. – Потом разогнались быстрее сверхсветовой скорости и попали в воображаемое, где были спроецированы в прошлое – в пространстве и во времени, – он начертил еще одну линию, намного длиннее, на этот раз вправо-вниз, закончив довольно близко к оси абсцисс. – Что ты видишь?
– Как вы говорите, вижу, что точка прибытия по шкале времени находится ниже, чем должна, а по шкале пространства правее, чем должна.
Диксон вздохнул.
– Вот именно. Только в пространстве это действительно та точка, которая была нужна, – Хольц называет ее Олимпом, – а вот время оказалось неверным.
– И сильно мы ошиблись?
– Да. Мы должны были попасть в 36 год после Рождества Христова на Земле, то есть находиться на линии, параллельной оси абсцисс с ординатой 36. А оказались в 1352 году. И исправить это невозможно.