– Ко мне в таверну заходят важные люди, – подумав, сказала она. – Купцы, криадо…
– Нет, нет. Пока мы будем их искать, вам придется сидеть в камере, а этого не хочется ни вам, ни нам. Может, вы знаете кого-нибудь, кто служит во дворце? Или при дворе?
Осунувшееся лицо Терезы просветлело.
– Да, конечно. Я хорошо знаю фрейлин нашей бедной принцессы Марии, знаю повитуху, гувернантку принца Йохана, многих дам.
– Вижу, у вас довольно обширные связи. Повитуха отлично подойдет. Как ее зовут?
Вдруг по лицу женщины пробежала тень. Но она все же ответила:
– Элисен Вальбуэна. Правда, я не знаю…
– Не знаете чего?
– Не знаю, при дворе ли она прямо сейчас.
– А если не при дворе, то где нам ее искать?
– Я не знаю. – Тереза на мгновение прикусила губу, но это не укрылось от глаз инквизитора. – Может, позвать кого-нибудь другого…
– Откуда вы знаете, что она не при дворе? – бесстрастным голосом спросил Эймерик. – Вы уже два дня в камере. Она вас навещала?
– Нет.
– Конечно. Это было бы сложновато. – С лица инквизитора постепенно стиралось доброжелательное выражение, взгляд становился холодным, голос резким. – Она случайно не в Пьедре?
Теперь Тереза выглядела явно смущенной и напуганной.
– Может быть, – пробормотала она.
– Итак, вы знаете, что она находится в заключении в монастыре Пьедра. Когда вы видели ее в последний раз?
– Очень давно.
– В Пьедре или при дворе?
– При дворе.
Эймерик резко поднялся. Подошел к заключенной и, оттолкнув тюремщика, встал прямо перед ней. Взгляд инквизитора был острым как кинжал.
– А за какие такие заслуги вы допущены ко двору? Далеко не все удостоены такой чести. Отвечайте и будьте убедительной, если действительно хотите выйти отсюда.
Этот вопрос поверг женщину в полную растерянность. В ее глазах, снова наполнившихся слезами, появился страх, готовый вот-вот превратиться в ужас, и в то же время теплилась слабая надежда, что в вопросах инквизитора нет никакой угрозы.
– Я оказывала дамам определенные услуги, – сглотнув, сказала она.
– Как трактирщица?
– И как травница; я разбираюсь в лекарственных травах. Я помогала повитухе.
Эймерик бросил многозначительный взгляд на отца Арнау, который слушал его с восхищением. Потом скрестил руки на груди и принялся молча ходить вокруг Терезы, сидевшей на досках, сложенных треугольником. И вдруг остановился за ее спиной.
– Ты пытаешься нас обмануть, – низким голосом произнес он, медленно выговаривая слова. – Думаешь, тебя не видели прошлой ночью, когда ты бегала в лес со своими подружками? Думаешь, мы ничего не знаем о детях с двумя лицами? Думаешь, не знаем, что даже та, которая умерла четыре года назад, все еще может рожать?
Тереза содрогнулась от ужаса, и даже доски под ней зашатались из стороны в сторону. Она наклонилась к инквизитору, но сползла на пол. Казалось, приступ лихорадочной дрожи отнял последние силы, а лицо превратилось в страшную маску.
– Кто тебе это сказал? – крикнула она, выкатив красные, слезящиеся глаза. – Кто тебе это сказал?
Эймерик смотрел на нее со спокойным равнодушием, как на пустое место.
– Вчера мы схватили Элисен Вальбуэна. Когда палач сжег ей руки до запястья, она не выдержала и все рассказала. Теперь мы знаем даже то, чего не знаешь ты.
К его удивлению, Тереза разразилась хохотом, настолько громким, насколько ей позволяло пересохшее горло.
– Священник, ты лжешь! Элисен никогда бы этого не сделала, тем более за несколько дней до праздника Девы Пилар. И король бы этого не допустил!
– Король? – с недоумением спросил Эймерик. – О чем ты?
– А еще говоришь, что все знаешь! – продолжая смеяться, воскликнула женщина. – Не тот король, о котором ты подумал, глупец. А настоящий, в маске! Король озера! Бедненький глупый священник!
Эймерик не нашел что на это ответить. И тут к Терезе неожиданно приблизился отец Арнау. Он наступил кончиком башмака ей на горло и придавил к полу. Потом с усмешкой заглянул в лицо.
– О, это мы тоже знаем, моя дорогая трактирщица. Знаем, кто такой rex nemorensis и на каком озере он правит. Как видишь, – мягко добавил он, – у тебя нет никакой надежды.
Тереза перестала смеяться. Побледнев, она несколько секунд смотрела на инквизиторов, но вдруг, внезапно оживившись, хрипло крикнула:
– Будьте прокляты! Но еще не все потеряно. Двенадцатого октября богиня вернется, и тогда…
– Никакой богини нет, есть только единый Бог, истинный и справедливый, – возразил отец Арнау и добавил, теперь уже не ироничным, а язвительным тоном: – Ты еще успеешь покаяться перед Ним и спасти свое тело и душу. Что касается твоего короля, я не стал бы на это рассчитывать. До Ариччи далеко.
– Далеко? Она близко, священник. Но вы никогда не узнаете насколько.
Вдруг с Терезой произошло нечто неожиданное и ужасное. Она высунула язык – далеко, как только могла, словно пытаясь состроить гримасу, – а потом стиснула зубы. Изо рта хлынула кровь, послышался жуткий стон. Эймерик кинулся к ней и попытался разжать челюсти; но они были стиснуты с такой силой, что у него ничего не вышло. Откушенный язык упал на пол в лужу крови, послышался хруст ломающихся зубов, с губ потекли кровавые ручейки.
Нотариус и монах-утешитель, шумно отодвинув скамейки, вскочили на ноги; они были вне себя от отвращения. Какое-то время несчастная продолжала выть от боли и в конце концов лишилась чувств. Первым дар речи обрел Эймерик. Подошел к трактирщице, дотронулся до нее кончиком башмака и сказал тюремщику, парализованному ужасом:
– Унесите ее. И это тоже, – показал он на язык.
– Будет лучше, если я окажу ей помощь, – изменившимся голосом сказал отец Арнау.
– Нет, об этом позаботится кто-нибудь другой, – ответил Эймерик. – Если она истечет кровью, значит, так суждено.
Схватив Терезу за ноги, тюремщик и солдат потащили ее из зала заседаний, а Эймерик подошел к стоявшему возле своего стола нотариусу.
– Вы все записали, моссен Санчо?
– Все, кроме последней сцены. Ее тоже записать?
– Да. Нет причин не указывать ее в протоколе. – Эймерик быстро просмотрел бумаги, исписанные убористым изящным почерком, потом бросил на отца Арнау проницательный взгляд. Этот лекарь посмел лишить его роли главного героя, с которой он так хорошо справлялся в первой половине допроса. Эймерик был очень раздражен.
– А вы обязаны дать мне объяснения, – резко сказал он.
– Я в вашем распоряжении, магистр, – поклонился отец Арнау. – Но лучше поговорить в другом месте, где на полу не валяются языки.
Кивнув, Эймерик направился к выходу. Поднимаясь по лестнице, он думал о том, что на самом деле его блестящий допрос испортил не отец Арнау, а недоверие Терезы, засомневавшейся, что повитуха призналась. Он с досадой прогнал эти мысли. Нужно забыть о своих амбициях и сосредоточиться на решении дела. Однако необходимость с чем-то мириться – а смирение инквизитор считал проявлением слабости – чрезвычайно раздражала его.
Поднявшись на последний этаж, Эймерик открыл дверь пустой кельи, соседствующей с бывшей кельей отца Агустина, и пригласил отца Арнау войти. Инквизитор сел на койку, а лекарь – на табурет. В лучах света, просачивающихся через узкую бойницу, кружилась пыль.
– Итак, – спросил Эймерик, положив руки на колени, – что это за история с Ариччей, королем озера и появлением богини?
– Я тоже хотел бы знать, – рассмеявшись, ответил отец Арнау. Но увидев, как помрачнело лицо инквизитора, поспешно добавил: – Я расскажу все то немногое, что мне известно. Помните, вы спрашивали, откуда я взял фразу «Numen inest»?
– Да, и ответ я помню. Из Овидия и речи короля Педро на похоронах его дочери Марии.
– Именно так. После вашего вопроса я решил перечитать эти строки Овидия. Нашел их в малоизвестной поэме «Фасты». Знаете ее?
– Нет. О чем она?
– О праздниках римлян. В этом отрывке, в частности, говорится о праздновании в честь Дианы… Что такое?
Эймерик вздрогнул. Покачал головой.
– Ничего. Продолжайте.
Отец Арнау стал рассказывать дальше, не сводя с инквизитора глаз.
– Согласно Овидию, у Дианы, богини плодородия, природы и охоты, был собственный храм в Аричче, Италия, на озере Неми, которое также называют Speculum Dianae[33]. В храме стояла статуя короля, rex nemorensis, власть которого сохранялась до тех пор, пока он был в силах сам себя защитить. Убивший короля мог занять его место.[34]
– Как вам пришло в голову, что женщина намекала именно на эту историю?
– Я сказал наугад. Когда она упомянула короля озера, мне вспомнилось недавно прочитанное. Но я совсем не был уверен, что мои слова сработают.
Эймерик с подозрением посмотрел на отца Арнау, но ему пришлось капитулировать перед веселым светом, неизменно сиявшим в глазах лекаря.
– Мне тоже есть что рассказать вам, – со вздохом признался он. – Перед смертью отец Агустин велел найти в его комнате несколько текстов. Три из них касались прерогатив инквизиции. Четвертый был наставлением, данным епископам на Анкирском соборе. Он называется «Епископский канон». Я прочитаю вам отрывок.
Эймерик засунул руку в мешок, который носил на шее, под скапулярием, и вытащил рукопись, свернутую в тонкую трубочку. Встал, подошел к окну и начал:
– «Некоторые развращенные женщины, отдавшиеся Сатане и позволившие себе тешиться дьявольскими иллюзиями, утверждают, что по ночам ездят на необыкновенных зверях за Дианой, богиней язычников, вместе с множеством других женщин, в полной тишине пересекая бескрайние пространства. Они подчиняются приказам Дианы, их госпожи, которая глубокой ночью призывает их на службу. Дай Бог, они заблудятся в своей ложной вере! Они поддались дьявольскому искушению и погубили свою душу, убежденные как язычники, что кроме Единого, Истинного Бога, есть другие божества», – Эймерик перестал читать и задумчиво посмотрел на отца Арнау. – Ну, что скажете?