Эймерик быстрым шагом направился к небольшой лужайке, где стояла сосна какого-то ржавого цвета. Вдруг остановился и повернулся к своему спутнику.
– Отец Арнау Сентеллес, встаньте на колени.
– Что вы сказали? – ирония на лице лекаря сменилась изумлением.
– Встаньте на колени. Поторопитесь, у меня мало времени.
Совершенно ошеломленный, отец Арнау повиновался. Возможно, он ожидал, что Эймерик его ударит, но тот просто положил правую руку ему на плечо.
– Мы, Николас Эймерик, великий инквизитор королевства Арагон, по воле нашего понтифика Климента, назначаем тебя, Арнау Сентеллеса, монаха ордена Святого Доминика, викарием-инквизитором города Сарагосы и даруем тебе право вести следствие, получать информацию, вызывать в суд, выписывать предупреждения, создавать предписания, отлучать от церкви, участвовать в судебных процессах и заключать в тюрьму врагов единой веры. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – Эймерик осенил воздух крестом.
Отец Арнау потерял дар речи.
– Аминь, – только и смог вымолвить он, а потом поспешил добавить: – Отец Николас, но я не…
– Молчите, – приказал ему Эймерик. – А теперь поклянитесь перед священными Евангелиями Божьими, что не раскроете в письменной или устной форме или каким-либо другим способом ничто, имеющее отношение к Святой инквизиции, под страхом обвинения в лжесвидетельстве и отлучения latae sententiae[17]. Отвечайте: «Клянусь».
– Клянусь. Однако…
– Можете подняться, – Эймерик едва заметно улыбнулся. – А теперь расскажите мне то, что ранее скрывали.
Отец Арнау встал на ноги и стряхнул прилипшие к рясе сосновые иголки.
– Отец Николас, это для меня большая честь, но я простой лекарь, который никогда не…
– Я это прекрасно знаю. Но думаю, что причина ваших возражений кроется в другом.
– Ну… да, – на лице отца Арнау снова появилось прежнее выражение. – Не хочу показаться непочтительным, но ваше назначение еще не одобрено ни епископом, ни понтификом, ни королем. И, если позволите, никому до сих пор неизвестно, какие документы его подтверждают.
– Я ценю вашу откровенность, – кивнул Эймерик. – Вы правы. На данный момент у меня есть только свидетельство от отца Агустина и больше ничего. Однако вопрос об этом должен волновать лишь папу Климента. Я постараюсь получить подтверждение своего назначения от епископа и короны, но дам им понять, что я, как инквизитор, не намерен им подчиняться.
– Но, – озадаченно спросил отец Арнау, – как вы собираетесь это сделать?
– Увидите. Хватит об этом. Сейчас я направляюсь в город. Вы пойдете со мной и за обедом расскажете все, что знаете, ничего не утаивая. Потом придет время заняться делами. К вечеру я рассчитываю получить необходимое мне подтверждение.
Эймерик, считая, что ему больше нечего добавить, быстро зашагал вперед. Однако отец Арнау, бросившийся следом, все еще не был удовлетворен.
– Простите, последний вопрос. Почему вы избрали викарием меня? Почему не приора или кого-нибудь из старейшин?
– Потому что вы единственный, кто при разговоре не подходит слишком близко. Ненавижу, когда брызжут в лицо слюной и вынуждают нюхать чужие запахи. А теперь замолчите, чтобы я не пожалел о своем выборе, – Эймерик ускорил шаг, поправляя скапулярий и черный плащ.
Дорожка, по которой они шли, была единственной полоской зелени на плоской красноватой земле, ведущей к Эбро и началу города. В совершенно безоблачном небе сияло солнце, и уже чувствовалось, что день будет жарким. Но духота пока не ощущалась; на фоне скудной растительности радовали глаз пышные цветы мальвы, теряющиеся среди тощих, как скелеты, сосен, тронутых начинавшейся осенью.
На тропе то и дело встречались сторожевые посты, существующие с тех пор, как у короля Педро IV вошло в привычку в одиночку прогуливаться до Эбро. Чтобы убить время, солдаты играли в кости, для защиты от солнца водрузив на головы маленькие стальные шлемы или какие-то необычные головные уборы. Когда мимо них проходили доминиканцы, некоторые слегка кланялись, тем самым отдавая должное власти священников, хоть она и отличалась от той, которой обладал монарх.
Примерно через полчаса Эймерик и отец Арнау добрались до города, но многие таверны еще были закрыты. Однако в подвале мощного фундамента Судры они все же нашли одну, в двух шагах от мавританского квартала, где жили в основном арабы. Помещение оказалось тесным и сырым; с потолка свисали длинные ожерелья головок чеснока, четвертинки жареных барашков были покрыты копотью. За столами сидели в основном громкоголосые мудехары[18], заглядывавшие сюда поболтать с друзьями за кружкой напитка, который позволяла им мусульманская вера. При виде двух доминиканцев многие замолчали и, почувствовав неловкость от присутствия чужаков, смерили их взглядами, полными враждебного любопытства. Но почти сразу вернулись к разговорам, лишь время от времени поглядывая на пришедших.
Не обращая внимания на посетителей, Эймерик подошел к единственному свободному столику и пригласил отца Арнау садиться. У засуетившейся трактирщицы он заказал тарелку ягненка под сливками, хлеб и кувшин с вином Caricena. Потом повернулся к инфирмариусу.
– А теперь расскажите мне все, что знаете, – просто сказал он.
– Я не так много могу добавить, – отец Арнау прищурился, будто пытаясь что-то припомнить. – Я говорил о трупах, найденных у цистерны. Их было три. У всех одинаковые лица по разные стороны головы. Отец Агустин разрешил их вскрыть, потому что посчитал чудовищами, но в их телах не обнаружилось ничего необычного. Цирюльник, который их анатомировал, как положено, ни в голове, ни в грудной клетке, ни в животе не увидел никаких органов, отличающихся от описанных Галеном[19].
– Когда младенцев нашли?
– Первого в 1349 году, через год после Великой чумы. Других – в течение следующих двух лет. Всех – в конце сентября – начале октября, незадолго до праздника в честь Девы Пилар.
– У вас есть какие-либо предположения? – спросил Эймерик, подумав несколько секунд.
– У меня – нет. Они были у отца Агустина. Когда нашли первое тело, он намекнул, что это связано с заменой воды в цистерне за несколько месяцев до случившегося.
– Замене воды? О чем вы?
– Вы знаете, что во время эпидемии «черной смерти», когда придворные умирали десятками, многие тела сбросили в этот колодец, а вход к нему замуровали. Однако через несколько месяцев король Педро приказал открыть проход, вычерпать воду, достать тела и похоронить то, что от них осталось. Работы заняли много времени, потому что колодец действительно огромный, глубиной больше двенадцати вар[20]. Когда все было закончено, его снова наполнили водой. Но не из Эбро, потому что туда тоже сбрасывали трупы. А принесенной откуда-то с гор.
– И отец Агустин считал, что это важно?
– Я слышал, как он говорил, будто между уродливыми младенцами и заменой воды может быть связь. Дьявольская связь. Но отец Агустин не удостоил меня своим доверием. Да и вас тоже, насколько я могу судить, – улыбнулся отец Арнау.
– Он не доверял никому, и, я думаю, был прав, – Эймерик оторвал кусок ягненка и помахал им в воздухе. – Хватит об этом. Расскажите, что вы знаете об обнаруженных предметах.
– По словам одного охранника, это терракотовые вотивные лампы. Но от отца Агустина я ничего не слышал.
– Да из вас только клещами чего-нибудь и вытянешь, – фыркнул Эймерик. Потом резко отодвинул тарелку, наклонился над столом и подался вперед: – Итак, скажите честно. Что вы от меня скрываете?
– Почему я должен что-то от вас скрывать? – выражение лица отца Арнау стало еще более ироничным.
– Потому что вы человек благоразумный, даже слишком благоразумный, в меру откровенный, в меру разговорчивый. Вы уже два раза пытались убедиться в законности моих полномочий и старались выяснить, в какой степени мне доверял отец Агустин. Ваша осмотрительность не может быть связана с обнаружением трупов уродцев. Еще в самом начале нашего разговора я сообщил вам, что тоже нашел младенца. Не может она быть связана и с вотивными лампами, ведь сами по себе они ничего не значат. Есть что-то еще, и сейчас вы должны мне это сообщить.
Отец Арнау внимательно посмотрел в глаза Эймерику; морщинки на его лице разгладились.
– Не знаю, утвердят ли ваше назначение, но если да, то вы, без сомнения, станете величайшим инквизитором. Поздравляю, теперь я буду называть вас «магистр».
– Называйте меня, как хотите, главное – говорите. Я слушаю.
– Хорошо, – вздохнул отец Арнау. – После того, как обнаружили третьего младенца в прошлом году, отец Агустин очень разволновался. Он спросил меня, видел ли я когда-нибудь огромную женскую фигуру в небе над городом… Что с вами?
Эймерик побледнел. С силой ударил кулаком по столу, посуда зазвенела. Увидев, что сидевшие рядом мудехары удивленно на него поглядывают, постарался взять себя в руки. И все же, когда заговорил, его голос звучал хрипло.
– Я потом вам скажу. Что вы ответили отцу Агустину?
Отец Арнау на мгновение замолчал, пытаясь обуздать собственное любопытство. Потом начал.
– Что плебеи Сарагосы видят Деву Пилар чаще, чем воруют. Он ответил, что это никак не связано с появлением младенцев. По крайней мере, эта Дева тут ни при чем. Потом добавил, будто про себя, что это колдовство остановят только костры. Но что делать, если колдуны живут прямо в королевском дворце? Прямо так и сказал. В королевском дворце. Теперь вы понимаете, почему я не хотел говорить об этом, магистр.
Вполне овладевший собой Эймерик сделал несколько глотков вина. Потом ледяным взглядом смерил сидевших за соседними столами – так, что они сочли за лучшее отвернуться.
– Понимаю, – вполголоса ответил инквизитор. – Вы больше ничего у него не спрашивали?