Затем Рамона попала в третий класс к мистеру Мастерсону, долго не умела делить в столбик, и ее часто спрашивали, не сердится ли она.
Затем, в пятом классе, она начала жаловаться по утрам на усталость. Отец отправил дочь к ее первому психотерапевту, которая тоже спрашивала, не сердится ли она. В самом деле, наверное, та самая врач первой употребила слово злиться, а не мистер Мастерсон. Сеансы терапии проводились раз в месяц, вплоть до того момента, пока отец пару лет назад не нашел в ее сумочке марихуану. Почему-то эта находка означала, что она должна посещать врача раз в неделю, как это делали многие ребята, которых знала Рамона. И почему-то все эти квалифицированные специалисты считали, что Рамона должна сердиться.
В действительности Рамоне по натуре не было свойственно сердиться. Насколько ей помнилось, в детстве она рассердилась лишь один раз. Это произошло, когда Эдриен впервые попыталась наказать ее. Тогда девочке было одиннадцать. Она без разрешения проколола себе уши, и Эдриен осмелилась выразить неудовольствие. Рамона крикнула ей: «Ты мне не мать, Эдриен !», сделав ударение на ее имени, и убежала в свою спальню. Она слышала, как Эдриен плачет в гостиной, но не смогла заставить себя извиниться перед ней.
Когда в тот день отец вернулся с работы, родители о чем-то говорили в кухне. Может быть, Эдриен не хотела рассказывать ему об этом инциденте?
Но потом отец зашел в ее спальню и сел в ногах кровати. Она никогда прежде не видела его таким, он всегда был сдержан и не проявлял своих чувств. Но в тот вечер, проведя тринадцать часов в юридической фирме, он плакал, сидя перед своей дочерью. Он говорил, что очень скучает по ее матери. Рассказывал, как познакомился с ней на джазовом концерте в саду скульптур музея современного искусства.
Она никогда не забудет, как буднично сказал он о том, что Эдриен совсем другая по сравнению с Габриэллой. «Любовь в моем возрасте — это не то же самое, что в двадцать лет», — сказал он. Тогда Рамона ничуть не усомнилась в правоте его слов, поскольку родители всегда представляются своим детям старыми. В то время ему было всего сорок шесть, но он, похоже, считал, что его лучшие дни остались в прошлом. Хотя, по его словам, Эдриен совершенно не походила на Габриэллу, она была хорошим человеком. Молодая, веселая, энергичная женщина. С ней он вновь ощутил себя счастливым. К тому времени они были женаты четыре года, и она все еще помогала ему учиться жить счастливо без Габриэллы.
— Она любит тебя, — сказал он дочери, — и действительно хочет быть тебе матерью.
Но Рамона продолжала дуться.
— Она мне не мать.
И тогда отец сказал ей, что ее мать тоже не была ей матерью, по крайней мере биологической. Они старались. Они следовали календарю. Она принимала все дорогостоящие лекарства, какие только можно было купить за деньги. Они попробовали осуществить искусственное оплодотворение в пробирке. Все было тщетно. Некоторые из их друзей прибегали к услугам суррогатных матерей и трансплантации яйцеклеток, но Габриэлле хотелось быть прежде всего просто матерью, и не обязательно биологической. Они обратились к адвокату и удочерили сироту. Именно Габриэлла выбрала для нее имя Рамона.
Итак, Эдриен не была ей матерью, но ею не была и Габриэлла.
И если в раннем возрасте Рамона воспринимала Габриэллу как мать, то сейчас она решила воспринимать Эдриен как новую мать. Теперь, спустя пять лет после эпизода с серьгами, она не относилась к ней как к мачехе. Или как к приемной матери. Эдриен была ее матерью. Она больше никогда не подвергала сомнению их родственные отношения, и не потому, что дала обещание отцу, а потому, что Эдриен заслужила это.
Рамона вновь обратила взгляд на экран компьютера своей матери. Она ввела пароль и увидела перед собой открывшуюся страницу.
Сайт назывался «Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, преодолевшей трагедию». И эта страница не была блогом, как могло бы показаться случайному читателю. Это был «личный кабинет» на сервисе хостинга блогов, называемом «Социальный Круг». Здесь автор мог делать наброски новых постов, удалять комментарии и вносить изменения в содержание.
Рамона всегда гордилась тем, что, в отличие от ее друзей, имела «настоящие» отношения со своей матерью. Но вот она сидела одна в кабинете Эдриен и рылась в памяти ее компьютера, в то время как должна была находиться в школе. Наконец ей стало ясно, почему мать стала в последнее время такой скрытной.
Ее мать пережила сексуальное насилие. Она была автором этого блога.
И сейчас, после того как ей на протяжении многих лет говорили, что у нее имеются все причины, чтобы сердиться, Рамона Лэнгстон действительно рассердилась.
Кто-то угрожал ее матери.
В пяти милях к югу, в офисе Департамента полиции Нью-Йорка, Элли и Роган тоже читали блог «Вторая попытка», обращая особое внимание на угрозы, помещенные после смерти Джулии.
— Вы можете сказать, заходила ли Джулия в блог в субботу ночью после этого комментария? — спросил Роган.
Они располагали свидетельством того, что Джулия была автором первого угрожающего комментария, помещенного в субботу. Разумеется, угрозы, появившиеся начиная с понедельника, принадлежали не ей, но в воскресенье она еще была жива и могла зайти в блог.
— Нет, — ответил Петтинато, поворачиваясь взад-вперед на своем мяче. — У нее было только одно посещение ночью, перед тем как она умерла. Но если я не ошибаюсь и этот комментарий принадлежит ей, она должна была хорошо знать сайт, поскольку быстро ориентировалась в его содержимом. Однако я не нашел никаких признаков того, что она когда-либо прежде использовала данный ноутбук для посещения этого сайта.
У них было больше вопросов, чем ответов.
— Как же мы узнаем, чей это блог? — спросила Элли. — И какой компьютер был использован для размещения самых последних угроз?
— Блог был создан на хостинге, под названием «Социальный Круг». Они могут сообщить вам IP-адрес. Это означает…
— Адрес компьютера в Интернете, — сказала Элли. Они с Роганом уже сталкивались с ситуациями, когда плохие парни пытались сохранить инкогнито в Сети.
— Правда, раздобыть его — большая удача, — предупредил Петтинато. — Если только вы не работаете с каким-нибудь корпоративным чудовищем: типы, которые управляют этими сайтами, обычно не сотрудничают без постановления суда.
С этой сферой Элли и Роган тоже были знакомы. К счастью, Хэтчер водила знакомство с помощником окружного прокурора, который был к ней неравнодушен.
У нее на поясе зазвонил мобильный телефон. Номер был незнакомым.
— Хэтчер слушает.
— Детектив Хэтчер? Это Рамона Лэнгстон. Вчера вечером вы приходили ко мне поговорить о моей подруге Джулии Уитмайр и оставили свою визитку.
— Да, Рамона. Чем могу быть тебе полезна?
— Я не по поводу Джулии. Но… я не знаю, к кому мне обратиться. По поводу сайта.
— Какого сайта?
Роган и Петтинато приподнялись со своих стульев.
— Хм… «Вторая попытка-точка-ком». Я уверена, это сайт моей мамы. И там речь идет о том, что с ней произошло в юности. Но… мне кажется… кто-то угрожает убить ее. Нельзя ли выяснить, кто это?
Глава 24
В городе Нью-Йорке проживают около девяти миллионов человек. В его пределах располагается остров Манхэттен, имеющий площадь всего двадцать три квадратных мили, но при этом дающий кров почти двум миллионам жителей. Это самая плотно населенная зона Соединенных Штатов. Два миллиона человек, снующих на клочке земли площадью двадцать три квадратные мили, выработали собственную культуру: эффективность перемещения из точки А в точку В, никаких зрительных контактов и разговоров с незнакомцами, никаких случайных знакомств. И эта культура породила атмосферу анонимности.
Но атмосфера анонимности — отнюдь не то же самое, что ощущение уединенности. Среди этой гудящей манхэттенской толпы можно встретить какого-нибудь неприметного парня, стоящего за стойкой гастронома и пьющего, как всегда по утрам, большую чашку кофе с двумя кусками сахара и обезжиренным молоком; мастера педикюра, притворяющуюся, будто она не слышит непрекращающихся звонков телефона, в то время как удаляет омертвевшую кожу с ноги клиента; продавщицу аптеки Дуэйн Рид, делающую вид, будто ей совершенно безразлично, что муж покупает презервативы через шесть часов после того, как его жена приняла противозачаточные таблетки.
Манхэттенская экономика держится на людях, которые в полной мере осознают, что они должны внушать ощущение полной анонимности, даже если им доверяют самые сокровенные тайны. И никто не знает больше о жизни, казалось бы, анонимных людей, чем нью-йоркский привратник.
Консьерж дома, в котором находилась квартира Лэнгстонов, являл собой воплощение профессионализма: тщательно выглаженный темно-синий клубный пиджак, идеальная осанка и быстрота реакции.
— Добрый вечер. Чем могу помочь?
Пока они с Роганом предъявляли свои значки, Элли прочитала имя консьержа, вышитое на нагрудном кармане.
— Как у вас сегодня дела, Нельсон? — спросила она. Личный контакт никогда не помешает. — Нам нужно поговорить с миссис Лэнгстон. Мы приходили сюда вчера вечером. По поводу подруги Рамоны, Джулии Уитмайр.
Если это имя и ничего не сказало Нельсону, он не подал вида.
— Конечно. Позвольте, я позвоню. — Его лицо сохраняло бесстрастное выражение. — Добрый вечер, мэм, тут два детектива желают поговорить с вами… Детективы Хэтчер и Роган… Да, они здесь, в вестибюле… Очень хорошо.
Он повесил трубку и показал рукой в белой перчатке в сторону лифта:
— Двадцать второй этаж.
— Похоже, это хорошая семья, — высказала предположение Элли.
— Очень, — подтвердил консьерж кивком головы. Может быть, он сказал это искренне. А может, считал их поклонниками дьявола, мучающими кошек. Его лицо ничего не выражало.
— Вы помните подругу Рамоны, Джулию?
— У нас большой дом, и сюда приходит множество людей.
— Насколько я понимаю, Джулия часто ночевала здесь. Мне кажется, вы должны хорошо знать друзей живущих в вашем доме детей.