Я могу сказать тебе только одно, – нараспев произнесла Памела, – и я скажу это перед всеми этими людьми: Джим, чёрт тебя побери, ты испортил мне Рождество. Ты портишь мне его каждый год. Это уже четвёртый год, как ты это делаешь. Я просто не могу больше это терпеть!
Джим усмехнулся; Патриция, которая сразу поняла, что этот момент – одна из высших точек её жизни, прикусила губу, чтобы не рассмеяться, и попыталась быть тактичной.
Памела, это не то, на что это похоже, я тебе обещаю…
Теперь перебила Дайана.
Памела, что тебе нужно, так это несколько витаминных таблеток и апельсиновый сок. Пойдём со мной на кухню.
Памела покорно последовала за ней, и Джим стал натягивать штаны.
О Господи, – проворчал он, – я никогда не мечтал услышать конец этого…
О, пожалей меня, Джим, – сказала Патриция, смеясь над ним. – Ты хотел, чтобы это случилось. Чья была идея остаться здесь?
Да, да. Ты права – как обычно.
Когда Памела и Дайана вернулись с вином, они все вместе сели, скрестив ноги, и снова напились.
Не переживай из-за этого, – сказал, наконец, Джим Памеле, обняв её за талию. – Это всё семейное.
В итоге преданность и терпение Памелы склонили его на её сторону, и большинство ночей в январе и феврале 1971-го года Джим провёл в постели Корсон. Казалось, он наконец-то стал получать удовольствие от домашнего спокойствия.
Той зимой он работал одновременно над четырьмя большими проектами в четырёх интересовавших его жанрах искусства: поэзии, кино, музыке и театре. Во всех четырёх проектах Джим был не только автором, но и исполнителем. Макс Финк вёл переговоры с “Elektra” о небольшом авансе на запись альбома со стихами. Возобновились встречи с Ларри Маркусом, сценаристом, который хотел теперь видеть Джима на киносъёмках в Италии. Он встречался также и со своим другом, “Филармоническим Фредом” Майроу, обсуждая спектакль, в котором Джим должен был играть вьетнамского военнопленного.
Наиболее успешным проектом был новый альбом “Doors”, который записывался у них в офисе в репетиционной комнате, обозначенной как “Мастерская “Doors””. Они делали этот альбом сами, с помощью своего давнего звукорежиссёра Брюса Ботника.
Наконец-то, – говорил всем Джим, – я записываю блюзовый альбом.
Это была правда. Вернулись песчаные, грубые “Doors”, с их брехтианской остротой и кошмарной карнавальностью ранних “Doors” времён их работы в “Whiskey”.
Группа борцов с наркотиками из общества “Сделай Это Сейчас” всю свою энергию направляла на замедление, если не на прекращение тревожащего роста злоупотреблений наркотиками (амфетаминами) в Америке. Для выполнения этой задачи они привлекали различных молодёжных лидеров, которые давали согласие публично выступить в радиопередачах из серии “Амфетамин убивает”, в том числе Фрэнка Заппу и некоторых других “именитых” рокеров. Джим несколько месяцев не обращал внимания на просьбы этого Общества, покаоднажды, отвечая в офисе “Doors” на телефонный звонок, он не узнал, что в этот день согласился записать своё выступление против наркотиков. Присутствовавшие при разговоре удивились, когда Джим дал своё согласие.
Ну, а почему нет? Амфетамин – как червь в ваших ушах. Я знаю эту цацу, которая считает, что может разговаривать с вами без голоса – я не хочу, чтобы мои фаны слушали мою музыку и воспринимали её обесцвеченными и отравленными мозгами.
Было, однако, понятно, что Джим никогда не позволил бы использовать себя, чтобы влиять на своих почитателей – любым образом, в любое время и по любым причинам. Почему вдруг такой неожиданный поворот?
Я подумал – ты говорил, что хотел бы, чтобы твои фаны думали своей головой, Джим? спросил Денни Салливан. Денни всё ещё занимался фанатской почтой Джима, и стал поистине фиксатуаром в офисе. Джим раньше говорил Денни о вреде сильных наркотиков.
Да, чёрт возьми, но из-за этого дерьма они не могут думать. Это всё жуткий яд. Кроме того, кто назначил тебя распорядителем моих дел? – Джим шутил, но он одновременно был и серьёзен. Амфетамин был большим злом, и он это знал.
Когда, наконец, приехал представитель “Сделай Это Сейчас” с магнитофоном, чтобы сделать 60-секундную запись, Джим сел за стол и любезно предложил ему место напротив, в углу. Репортёру явно хотелось понравиться.
Итак, мы хотим, чтобы ты сказал так, – начал репортёр, волнуясь. – “Это Джим Моррисон из “Doors””, а потом просто… м-м-м, своими словами скажи им, что амфетамин убивает.
Джим немного подумал и согласился.
Ну хорошо, он стоит на начале? Проверь, проверь… Ты лучше перемотай его назад, убедись, что он работает. Мне бы не хотелось всё это сделать, а потом обнаружить, уже слишком поздно, что ты упустил свой единственный шанс.
Магнитофон перемотали, проверили и снова перемотали на начало.
Готов, Джим?
Готов.
– Ну, теперь поехали.
Джим немного подумал и начал говорить.
Привет, ваши задницы высунулись наружу, слушая радио, вместо того, чтобы заниматься домашними делами, это Джим Моррисон из “Doors”…
Представитель “Сделай Это Сейчас” остановил магнитофон. Джим подмигнул Денни.
Что ты делаешь? – спросил он репортёра. – Я ещё не закончил!
Пожалуйста, Джим, мы сможем уложиться в минуту, если ты будешь говорить проще. Помни, что это запись публичного выступления.
Джим внимательно его выслушал и кивнул.
Кажется, понял. Я могу попробовать ещё?
Магнитофон снова включили на запись.
Эй, как поживаете? Это ваш старый приятель Джим Моррисон, я пою в группе, которая называется “Doors”, вы, должно быть, её слышали. Мы сделали несколько песен, но я никогда не написал ни одной песни под амфетамином, вот чертовски пьяным – это да-а-а…
Рассерженный представитель сказал Джиму:
Пожалуйста, ты должен понять, что нам нужно. Фрэнк Заппа шутил. Ты тоже можешь шутить, но ты должен и быть серьёзным.
Джим, казалось, понимал его.
Хорошо, так. Включай технику. На сей раз всё получится. Я обещаю. Привет, это Джим Моррисон из “Doors”. Я только хочу вам сказать, что вкалывание амфетамина вредно, поэтому нюхайте его.
Магнитофон был выключен, а репортёр сидел неподвижно. В комнате была полная тишина.
В чём дело? Всё нормально?
Репортёр только покачал головой. Джим встал и положил руку ему на плечо.
Эй, парень, мне очень жаль, давай, перемотай его назад. Мне действительно жаль. Я сделаю всё проще, для тебя. Честно.
Репортёр взглянул на Джима.
Ты обещаешь?
Джим был серьёзен.
Обещаю.
Магнитофон перемотали и включили на запись.
– Привет, это Джим Моррисон. Не колите амфетамин. О Господи, ребята, курите траву.
Репортёр поднял глаза.
Я думаю, мы приблизимся к цели, Джим, если ты заменишь последние несколько слов.
Я точно знаю, что ты имеешь в виду, – уверил его Джим. – Ещё раз, давай.
На этот раз Джим формально представился, предупреждая, что вкалывание амфетамина “не такое горе, вкалывание амфетамина убивает идиотов, если вы вколете идиоту целую ампулу амфетамина, этот идиот навсегда съедет с катушек”.
Человек из “Сделай Это Сейчас” окончательно потерял терпение и был почти в слезах. Джим упрашивал его:
Давай, парень. Мне жаль, я просто шутил, ты знаешь, на этот раз мы всё сделаем правильно, я обещаю.
Я не знаю, Джим, – репортёр покачал головой. – Я не могу просидеть здесь весь день.
Один последний раз, – настаивал Джим.
Хорошо, но если ты и на сей раз не сделаешь всё правильно, то всё.
Извини. Это будет идеальный дубль – ты знаешь, что такое идеальный дубль?
Джим бережно держал в руке микрофон. Он сделал паузу и начал:
Привет, это Джим Моррисон из “Doors”, я хочу вам кое-что сказать. – Джим улыбнулся репортёру, который с надеждой улыбнулся в ответ. – Не колите амфетамин. Амфетамин убивает. Пожалуйста, не колите амфетамин, попробуйте транквилизаторы, да, транквилизаторы, барбитураты, транквилизаторы, барбитураты, они гораздо дешевле, и…
Магнитофон всё ещё крутил плёнку, но репортёр уже дошёл до ручки. Он встал, надел пиджак и, схватив магнитофон, вышел из офиса. Комната взорвалась от смеха. Джим записал своё выступление таким образом, что его невозможно было отредактировать.
Что с ним случилось? – спросил Джим. – Я слышал, Элис Купер сказал, что, если бы ему попался кто -нибудь, кто колет амфетамин, он повесил бы этого слабака. Я не сказал ничего подобного.
Общество “Сделай Это Сейчас” так никогда и не смогло сделать запись выступления Джима Моррисона против наркотиков.
Джим целую вечность не появлялся в местной прессе. Даже больше – с тех пор, как дал местным журналистам согласие на эксклюзив.
Джиму нравилась “Los Angeles Free Press” своей непринадлежностью к истэблишменту, и ещё потому, что, как он считал, она была “частью жизни каждого” – он посвятил музыкальному обозревателю газеты Бобу Корушу достаточно времени, чтобы тот сумел взять хорошее интервью, а сам он ещё раз продемонстрировал свои интеллектуальные способности. Когда его спросили о мятежности ранних концертов “Doors”, Джим сказал, что рок-концерты тогда были формой “человеческого столпотворения, передающего неудобства давки”, большего, чем в среде насекомых и подобных видов животных. “Я ещё не до конца в этом разобрался, убеждённо говорил он, – но, я думаю, что-то из этой области”. Некоторые из его ответов были афористичны: “Я думаю, что в искусстве, и особенно в кино, люди пытаются утвердить своё собственное существование”, и о Чарли Мэнсоне: суд был “для общества способом показать ужасное событие ”.
Тема выпивки всплыла случайно, когда Джим сказал, что он пропустил много хорошей музыки с тех пор, как его и Бэйба выкинули из “Troubadour”. Журналист задал вопрос. Джим сделал паузу, поднял голову, подкручивая кончиками пальцев свои пышные усы.
Я пережил время, когда много пил, – наконец сказал он. – У меня было много неприятностей, и я не мог справиться с их давлением. – Джим снова сделал паузу. – Я думаю также, что пьянство – это способ выдержать существование в толчее окружающего мира, а ещё это продукт скуки. Я знаю, что часто люди пьют от скуки. Но я получаю от этого удовольствие. Выпивка делает людей менее застенчивыми и порой способствует хорошему разговору. И это…, я не знаю, это как авантюра какая-то. Понимаешь? Ты всю ночь пьёшь и незнаешь, что будет с тобой к концу следующего дня. Это может