— Да не мог он обознаться — впервые в своей жизни бывший старший опер не «колол» подозреваемого, а пытался доказать свою невиновность — мы на окружных соревнованиях в спарринге стояли, трудно не запомнить лицо в которое колотишь в течение десяти минут.
— Ладно — майор потушил окурок — карту читать можешь? Подойди, покажи, что по дороге видел.
Некоторое время Андрей не очень уверенно водил пальцем по развернутой на столе «трехверстке» весьма приблизительно намечая расположение батальона и более точно, размещение обнаруженных при переходе линии фронта, немецких позиций.
— По-моему, вот здесь у них грузовики стоят — он слегка обвел карандашом небольшой овал на краю зеленого пятна изображающего на топокарте рощу — здесь, большое скопление пехоты, тогда тут, батарея минометная, была…
— Почему была? — поднял на него воспаленные глаза особист.
— Да мы им «лимонку» между ящиков с боеприпасами засунули. Хорошо рвануло.
— Хм — недоверчиво хмыкнул брюнет — есть еще что добавить?
— Да вроде, все, товарищ майор — пожал плечами Карасев.
— Ладно — командир поднялся, шагнул к выходу — эй, кто там, Кравчук.
— Товарыщ майор, красноармеец Кравчук по-вашему приказанию прибыл — вытянулся на пороге сверхсрочник.
— Задержанного, содержать под стражей до дальнейшего моего распоряжения, лично за него отвечаешь, головой. Понял?
— Так точно — вытянулся боец и кивнул задержанному — пишлы погранычник.
После полутьмы прокуренного насквозь блиндажа, Карасев с удовольствием вдохнул полной грудью, чистый лесной воздух. Однако путь по извилистым ходам сообщений был недолог, и вскоре задержанного втолкнули в крохотную, темную землянку, захлопнув за ним дощатую дверь.
Андрей на ощупь отыскал деревянные нары у стены и с удовольствием растянулся во весь рост. Не часто в последнее время выпадает возможность нормально отдохнуть, пусть даже и под арестом. А что, задачу он выполнил, похоже, ему поверили, а значит, примут меры, чтобы помочь Прутникову и его бойцам прорваться к своим. Боль от потери товарища уже давно утихла, слишком много уже смертей видел за эти дни. За свою собственную судьбу бывший опер беспокоился мало, раз уж поверили, разберутся и отпустят, так, что можно спокойно вздремнуть часов несколько. Правда, поесть бы не мешало, пустой желудок тут же напомнил о себе голодным урчанием.
— Эй, Кравчук, меня кормить то будут? Арестованных кормить положено.
— Чем я тоби комыты буду? Грудью? — невозмутимо ответствовал караульный — тоби велено охранять, а чтоб кормыты, на то команды небуло. И вообще, арестованным языком трепать не положено, так, что сиди и помалкивай.
— Скучный ты человек Кравчук — зевнул Андрей — не интересно с тобой.
Разбудил его стук открываемой двери и знакомый голос старшины.
— Выходи герой.
Жмурясь от яркого солнечного света, Карасев выбрался наружу, угодив прямиком в объятья Ковальчука и Олексича.
Глава 10
На четвертый день войны, 25 июня, штаб 124-й стрелковой дивизии, при котором размещалась отдельная сводная рота НКВД, располагался в лесу в районе Милятина. Густая, зеленая листва надежно укрывала, большие брезентовые палатки, штабные автобусы, «полуторки», расчеты зенитных орудий, установок счетверенных «максимов», в общем, все скопление людей и техники положенной по штату штабу крупного войскового соединения, от навязчивого любопытства, постоянно болтающегося в безоблачной синеве немецкого самолета-разведчика.
Бойцам сводной роты, сформированной из пограничников и местных милиционеров, естественно никаких палаток не досталось, а посему ютиться приходилось в наспех слепленных шалашах, а то и вовсе под открытым небом. Благо на дворе конец июня, захочешь, не обморозишься.
Карасев тщательно протирает куском ветоши лежащие на расстеленной, в траве немецкой плащ-палатке, детали разобранного ДП. Руки механически делают привычную работу, а мысли унеслись далеко. Назойливые мысли, как вон та чертова «рама» над головой, из-за которой ни костра развести, ни кухню полевую растопить.
Что он, выпускник обычной советской средней школы знает о Великой Войне? Да практически ничего, чтобы могло хоть как-то помочь в складывающейся ситуации. Брестская крепость, но она, значительно северней, ее бессмертный гарнизон только начинает свою кровавую и героическую эпопею. До Московской и тем более Сталинградской битвы еще далеко. Что остается? Киевская катастрофа? Трагедия, закончившаяся полным разгромом Юго-Западного фронта, пока еще не произошла, но произойдет обязательно, и предотвратить ее он вряд ли сможет. Тем более, что Андрей имеет весьма приблизительное понятие о ее причинах, вроде как Жуков предлагал отвести войска за Днепр и сдать Киев, а Сталин отказался, вот и все послезнание, ни дат, ни подробностей, и куда с этой «ценной» информацией бежать? К дивизионному особисту? Плохая идея.
Да и в конце концов они сами сейчас в «котле» и смогут ли из него выбраться неизвестно. А значит, что остается? Правильно, выбросить все из головы и выполнять поставленные задачи, благо, что задач этих самых на сегодняшний день хватает, даже с избытком. Бойцам сводной роты редко удается отдохнуть, вот и сейчас два взвода выполняют задачи по охране дивизионных тылов и дорог, на которых нет-нет, да и постреливают. В тылу окруженной дивизии околачиваются немецкие парашютисты из «Бранденбурга» да и местные бандеровцы с приходом фашистов заметно оживились. Так и норовят устроить какую-нибудь пакость. Вот на этот случай и сидит на КП, их дежурный взвод. Народу во взводе немного, если точнее — двадцать семь человек, в основном пограничники, есть правда три милиционера выделяющиеся на общем защитном фоне своими синими гимнастерками. Кстати, его собственную форму, заботливо постиранную и заштопанную председателевой супругой, Андрею вернули. Это уже хорошо, а то пришлось бы щеголять в майке и серых, фрицевских штанах. С оружием, повезло меньше. Трофейные МП и парабеллум, бессовестно зажилила злопамятная «махра», вот и остался при нем только верный «дегтярь».
Вон бежит, командующий всем их разношерстым винегретом лейтенант Малышенков из погранкомендатуры, не иначе стряслось чего-то. Карасев поспешно принялся собирать оружие. Опять какая-то нездоровая суета в расположении, того и гляди, построение объявят, чреватое последующим выездом на очередное происшествие.
Предчувствие его не обмануло, через десять минут закинув пулемет в кузов видавшей виды «полуторки» и перевалившись через дощатый борт, он занял свое место на скамье между Галиулиным и Олексичем, и в компании еще десятка бойцов. Плечистый крепыш — водитель в выцветшей добела гимнастерке дважды крутанул «кривым» и грузовичок, заурчав двигателем, рванул следом за таким же набитым бойцами собратом.
Старательно укрываясь в тени деревьев и избегая открытых местах, громыхая и скрипя на ухабах деревянными кузовами и кабинами, машины крались по лесному проселку минут пятнадцать-двадцать. За это время немного успел прояснить ситуацию. Оказывается в двух километрах северней Милятина, в полосе дислокации 193-го отдельного разведбата, неизвестные расстреляли делегатов связи.
Буквально изрешеченный пулями мотоцикл и тела старшего лейтенанта — связиста и красноармейца-мотоциклиста обнаружили достаточно быстро в кустах, чуть в стороне от дороги.
— К машинам. Старшина, ко мне — выскочивший из кабины головной машины лейтенант расстелил на крыле автомашины топокарту и подозвал к себе Ковальчука — вот, смотрите, я с основной группой прочешу вот этот лесок, вы возьмете несколько бойцов, проверите вот этот хутор. Сколько людей вам надо?
— Своих возьму, товарищ лейтенант, ребята проверенные, думаю, троих достаточно будет.
— Хорошо — кивнул Малышенков — и еще. Федосеев.
— Здесь — на зов подбежал один из милиционеров, мужик лет сорока с коротким «ежиком» русых волос и загорелой до кирпичного цвета, продубленной солнцем и ветром морщинистой физиономией.
— Поступаете в распоряжение товарища Ковальчука — и, повернувшись к старшине, лейтенант пояснил — участковый здешний, все окрестности и их обитателей как свои пять пальцев знает.
— Понял, пошли сержант. Олексич, Карасев, Галиулин за мной бегом марш — козырнул Ковальчук и легкой трусцой припустил в указанном направлении.
Тележная колея, немного попетляв по лесу, вывела бойцов к полутора метровому ивовому плетню, огораживающему небольшой хуторок, уютно разместившийся на краю обширного луга.
— Ну, что скажешь, Федосеев? — пристроившись за огромным выворотнем пограничники внимательно разглядывали картинку сельского пейзажа. Освещенные ярким солнечным светом, крытые соломенными крышами беленые мазанки, колодезный «журавль», пустую телегу во дворе под открытым навесом.
— Петра Лысюка хутор — негромко пояснил милиционер — хозяин справный, живет тише воды, ниже травы, с властью старается не ссорится. Два сына у него, старшего Игната в прошлом году в армию забрали, младший Василь дома должен быть. Пару раз заезжал к нему, вроде ничего подозрительного не замечал.
— Собаки есть на хуторе?
— В прошлый раз была пара кобелей, а сейчас чего-то не слыхать. Странно.
— Вот и я думаю, странно. Так — старшина окинул взглядом свое немногочисленное воинство — Карасев остаешься здесь, в случае чего прикроешь нас огнем. Олексич, дуй на ту сторону, за окнами приглядишь. Федосеев, Галиулин за мной.
Оставшись один, Андрей поудобней пристроил пулемет за корягой, поводил стволом, проверяя сектор обстрела и прикусив сорванную травинку стал наблюдать как трое его товарищей короткими перебежками приближаются к строениям. Вот старшина, ловко перемахнув через плетень, прижался спиной к стене мазанки, быстро осмотрелся и махнул рукой. Во двор проскочил Тимур, укрывшись за телегой, взял под контроль входную дверь. Затем настала очередь бывшего участкового. Он, пригнувшись, быстро пересек открытое пространство и подбежал к невысокому крылечку. Внимательно осмотревшись по сторонам, по сигналу Ковальчука осторожно постучал в окно. Через некоторое время дверь отворилась и оставив бойца во дворе старшина и милиционер скрылись в полутьме хаты. Минут пять, ничего не происходило, со своей позиции Карасев мог видеть только напряженную фигуру укрывш