– Вилькоммен, герр Питер.
Саша убрал паспорт и, проходя, ответил:
– Данке зер.
В самолете ему повезло, место при регистрации он выбрал у запасного выхода, то есть никто ему спинкой кресла по коленям долбить не станет.
Полет шел в штатном режиме. Пристегните ремни, взлетаем, отстегните ремни, и все шло хорошо, пока не пересекли Атлантику, около пяти утра по местному времени стюарды начали разносить завтрак, и вот тут случилось ЧП. Один из пассажиров схватился за горло, рядом закричали, по проходу пронеслись стюарды, среди которых было только две дамы, довольно молодых, но они не вмешивались.
Саша наблюдал, как профессионально действовали работники «Эйрсвисс». Они уложили дядьку лет пятидесяти в проходе, расстегнули рубашку, работали вдвоем, один со стороны ног, другой от головы, девушка-стюард передала дефибриллятор «Шиллер» в красной сумочке, следом мешок АМБУ с маской и ларингоскоп. Саша не вмешивался, но что-то пошло не так. Дефибриллятор начал отсчитывать сердечный ритм – сердце работало, но мужчина не мог дышать, второй стюард никак не мог подцепить надгортанник клинком и ввести трубку в трахею. Пульс нарастал, а мужчину начали бить судороги. Тут Саша подошел сзади к тому стюарду, что пытался заинтубировать, взял из его руки ларингоскоп, и, встав на колени, посмотрел в горло.
Чуть разогнувшись, он произнес:
– Hier Larynxödem, Anaphylaxie, meine Herren. Ich brauche Dobutamin. Вitte!
– Was? – не понял стюард.
– Haben Sie Epipen?[26] Lösung von Adrenalin? – пояснил фон Блут.
– Ja, natürlich gibt Epipen nehmen![27] – в руку ему лег автоинжектор с адреналином.
Немецкий инженер прижал сопло инжектора к шее, и кубик адреналина, как только внутренняя игла пробила резиновую заслонку, улетел под кожу. А еще через секунду Саша провел трахеостомическую трубку через приоткрывшееся отверстие в горле. Он присоединил мешок АМБУ и передал его второму стюарду. После чего машинально отряхнул брюки и вернулся на свое место.
В салоне зааплодировали. Пассажир на полу захлопал глазами, к нему возвращалось сознание, а дефибриллятор пищал уже совершенно ровно.
К Саше обратилась соседка:
– You are a doctor?[28]
Он улыбнулся. Английский – это для всех. Но немец – это всегда немец.
– Nein, überhaupt nicht. Ich bin ein medizinischer Ingenieur.
– You are a true hero!
– Nichts Besonderes, ich habe mit schweren Allergien erfüllt[29], – Саша упорно отвечал по-немецки.
– I do not understand German[30], – сказала женщина.
Он, как и положено хладнокровному арийцу с нордическим характером, продолжил завтрак. Уже на выходе к нему подошли представители авиакомпании с букетом цветов да порывался пожать руку пришедший в себя пассажир-мексиканец. Из его сбивчивого объяснения Саша понял, что у него аллергия на сою с трансгенами, потому что тот произнес: «Soy alérgico a la soja con transgenes».
Несмотря на стихийный праздник, Питер фон Блут твердо сказал: «Muchas Gracias, pero estoy muy apurado y no puedo participar», и добавил по-немецки: «Данке шён, но я очень спешу и не могу принять участие». Теперь нужно было скорее перебраться на другой рейс до Тегусигальпы. За ним бежала в форме «Эйрсвисс» девушка и умоляла остаться, ведь сейчас ему вручат сертификат от компании и благодарность! И наверняка журналисты захотят взять у него интервью! Она чуть не плакала, пытаясь догнать скромного и упрямого немца. Саша остановился, бросил сумку на пол и строго сказал ей:
– Schöne Mädchen! Ich schätze die Haltung Ihrer Fluggesellschaft zu meiner Tat wirklich. Aber ich versichere Ihnen, dass es nichts wert ist. Ich bitte Sie, mich nicht zu stören, ich bin für einen anderen Flug warten, und ich bin in Eile. Halten Sie mich nicht! Vielen Dank![31]
Оставив служащую авиакомпании в растерянности посреди зала в аэропорту Мехико, Степанов нашел табло вылета и номер рейса в Гондурас. Оставалось два часа, чтобы пройти регистрацию и сдать багаж. Заодно переодеться как раз для тропической погоды.
Он отлично понимал, что ситуация из категории скандальных. «Эйрсвисс» и журналисты, наверное, и швейцарские, и мексиканские, будут искать инженера фон Блута, а найдут его дома в Клингентале или на заводе. Но это произойдет только завтра. Значит, контра[32] «поднимет уши» только послезавтра, и у меня не больше суток, чтоб запустить этот чертов сканер и смыться!
Доктор Нестеров выздоровел, и бригада «неотложки» восстановилась, Татьянина депрессия от работы в одиночку или с Романовым прошла. Когда она увидела Василия Васильевича у окошка диспетчерской, расписывающимся в журнале, ей стало намного легче и веселее.
Утром она получила очередное сообщение от Саши: «У меня все нормально, жди. Пока на полигоне. Устаю. Успеваю только поспать. Пока ужасно занят. Целую. Саша». Хорошо, что в нем нет слова «Виктория». Она думала, как бы поступила, если б такое сообщение пришло ей на дежурстве? Бросить все и лететь домой за паспортом, а оттуда в условленное место? Но Саша ведь сказал, что это слово – доминатор, то есть оно отменяет любые обязательства и включает главное действие, и от четкости его исполнения будет зависеть все дальнейшее, свобода, жизнь и его, и самой Татьяны, а также родных. Он ничего больше не объяснил. Только поцеловал ее глаза и сказал: «Просто выполняй приказ и верь мне».
Ближе к полудню Нестеров и Таня выполнили пять вызовов к бедулькам, побеспокоили участковых кураторов и врачей «колл-центра», как теперь называли отделение «Вызов врача на дом», относительно молодого человека с серьезным бронхитом.
Выходя из подъезда, они увидели, что у водительской двери прыгают две девочки лет тринадцати, только в их прыжках было что-то тревожное, потому что они хлопали руками по стеклу, но водитель не просыпался.
Татьяна услышала пронзительное:
– Дяденька! Где ваш доктор?
Нестеров подошел к девочкам:
– Что случилось? Чего шумите?
Водитель потянулся и заметил движение около машины.
Татьяна открыла боковую дверь, чтобы убрать ящик, который ей передал Нестеров.
– Дяденька! Там Ваське плохо!
– Что случилось? – повторил вопрос Нестеров, но пошел следом за тянущими его девчонками.
– Мы играли, а она упала и лежит!
– Судороги есть? – спрашивал на ходу доктор.
– Нет, – кричали девочки, – там учитель ее оживляет!
– Татьяна! – крикнул Нестеров. – Возьми ящик и дефи! Господи, только б он работал… – пробормотал он себе под нос.
Татьяна схватила сундук с лекарствами и сумочку дефибриллятора, побежала за уходящими детьми и доктором.
Их привели за школьный двор позади физкультурного зала. Тут было что-то вроде тренажерной и спортивной площадки с баскетбольным полем. На покрытом снегом тартане лежала девочка тоже лет тринадцати, рядом стояли еще двое или трое подростков, а над лежавшей девочкой стоял на коленях мужчина и делал непрямой массаж сердца. Нестеров не стал ему мешать, а наклонившись со стороны головы ребенка, приоткрыл глаза.
– Узкие, – сказал мужчина. – Я смотрел. Минут пять качаю, не дольше.
Нестеров жестом остановил добровольного спасателя, приложил фонендоскоп к груди под рубашкой девочки. Неясные шорохи. Пощупал пульс на шее: тоже что-то непонятное. Тогда он расстегнул полностью верхнюю одежду и поднял майку до шеи. Мужчина чуть отступил, давая место профессионалам.
Татьяна поставила рядом с девочкой сумку с дефибриллятором и открыла ее. Липкие электроды наложила по инструкции, нажала на кнопку пуска. Голос из коробки сообщил:
– Наложите… – прервался, затем: – Крупноволновая фибрилляция, начинаю электроимпульсную терапию, пожалуйста, отойдите!
На голубом экране изобразилась змейка фибрилляции.
Нестеров приказал:
– Таня! Адреналин, капельницу с физом, кальция глюконат в шприце, добутрекс в физраствор. У нас есть?
– Нет! – жалобно сказала Таня. – Мы ж неотложка. У нас укладка упрощенная.
– Тогда набери мексидол пять кубиков, головной мозг надо поддержать. И беги за водителем, я сам все введу. Носилки!
Татьяна убежала к машине. Нестеров отошел от девочки, жестом показав: отойдите!
Дефибриллятор шарахнул током. Тело девочки выгнулось дугой и расслабилось. На экране неравномерная синусоида на несколько секунд сменилась прямой линией, и вдруг пошли нормальные комплексы. Умный аппарат отрапортовал:
– Электроимпульсная терапия успешна, ритм синусовый, отсоедините электроды и выключите прибор.
Девочка задышала, открыла глаза. Попыталась сесть, но Нестеров мягко удержал ее за плечи.
– Не спеши, лежи. Сейчас в машину перенесем. Там тепло. Ты меня видишь?
Девочка кивнула. Она бессмысленно озиралась и недоуменно спросила:
– Что случилось?
Нестеров засмеялся негромко.
– Это я хотел спросить. Что ты помнишь? Что вы делали?
– Мы… играли, – сказала девочка.
– Как тебя зовут?
– Василиса, – сказала она и назвала фамилию.
– Бодрова Василиса из седьмого «а»? – спросил учитель, который оказывал ей помощь.
– Да, – ответила девочка и опять попыталась сесть.
Нестеров достал из кармана тонометр, но через куртку давление не померить. Он пощупал пульс на руке.
– Весьма уверенный.
Подъехала каталка с носилками, ее везли Татьяна и водитель.
– Я капельницу собрала, в машине висит. Она уже в сознании?
– Да, как видишь, и вполне неплохо себя чувствует. Василиса, сейчас мы тебя перенесем на носилки, не возражай. Все очень серьезно, и пока не мешай нам. Скажи лучше телефон кого-нибудь из родителей и домашний адрес.