Клещ без питания может прожить от пяти дней до недели, на морозе или при обработке паром погибает сразу. Поэтому в лечении и профилактике для нательного и постельного белья важна стирка с кипячением, а для вещей, которые стирать невозможно, – мороз.
Для обработки верхней одежды, головных уборов, перчаток, мебели, ковров, матрасов, подушек, обуви, игрушек и других предметов, с которыми соприкасался пациент и которые не могут быть подвергнуты кипячению, применяется специально разработанный для этой цели препарат А-ПАР (сочетание эсдепаллетрина и бутоксида пиперонила в аэрозольной упаковке, Франция). Одного баллона достаточно для обработки вещей 2–3 больных или 9 кв. м поверхности в помещении. Средство не оставляет пятен и не требует последующей стирки или чистки обработанных вещей и поверхностей.
Верхнюю одежду, не подлежащую кипячению, проглаживают утюгом с отпаривателем с обеих сторон. Плащи, пальто, шубы, изделия из кожи и замши вывешивают на открытый воздух в течение пяти дней летом, и достаточно одного морозного дня зимой.
Детские игрушки и обувь помещают в полиэтиленовый пакет и исключают из пользования минимум на семь дней. В комнате больного ежедневно проводят влажную уборку с 1–2 %-ным раствором соды, обращая особое внимание на дверные ручки, подлокотники кресел и т. п.
Существует масса препаратов современных и эффективных, которые применяются для лечения чесотки. Поэтому старые методы (по Демьяновичу и серную мазь) отложим в сторонку.
Средства: 1 %-ный лосьон Линдана; кротамион – лосьон, крем или мазь; эмульсия бензилбензоата; перметрин.
Все это наружные средства, и способы их нанесения и сроки лечения указаны в прилагаемых инструкциях. От суток до трех, а в случае с применением дегтярных и серных средств – пять дней.
Инструкция для немедиков-очевидцев
1. Постараться выяснить, откуда она появилась, – найти источник.
2. Всех больных и здоровых в семье оповестить и предупредить о необходимости лечения.
3. Сообщить в Роспотребнадзор о выявлении очага чесотки. Телефон РПН можно найти в Интернете или узнать в поликлинике.
4. Провести эпидемиологические мероприятия по описанной выше методике.
Открытое письмо
История девятнадцатая, в которой Саша разговаривает с начальником академии, а Татьяна слушает обидные стихи
Как и было велено, курсант подготовительного отделения ВМА после сдачи выпускного экзамена вошел в приемную начальника академии, генерал-майора медицинской службы, профессора. Доложил секретарю-адъютанту, что старший мичман Степанов прибыл по вызову. Адъютант велел присесть и подождать. Саша подчинился, он был в обычной морской форме старшего мичмана, орденскую планку надевать не стал. В приемную вошел генерал-майор – Саша знал уже, что это заместитель начальника академии по учебной работе Котов. Адъютант и Саша встали, генерал-майор оглянулся на Степанова и прошел в кабинет начальника, ничего не сказав. Адъютант доложил по селектору, что Степанов прибыл и ждет. В ответ донеслось: «Пусть заходит».
В кабинете генерал-майоры стояли, видимо, успели только поздороваться. Увидев входящего мичмана, обернулись.
– Старший мичман Степанов, курсант подготовительного отделения прибыл, – доложил Саша.
– Проходите, Александр Викторович, знакомьтесь, это мой заместитель по учебной работе.
Когда все уселись, начальник обратился к заместителю.
– Мирон Иванович, введите мичмана в курс дела.
Котов сложил руки на столе, сведя концы пальцев, после недолгой паузы начал:
– Во-первых, Александр Викторович, мы поздравляем вас с успешной сдачей экзамена и сообщаем, что вы зачислены на первый курс. Однако… – он сделал снова паузу, – мы в курсе ваших военных заслуг, – он поднял указательный палец, – в общих чертах, и понимаем, что фельдшер с вашим опытом работы и службы среди бывших школьников будет выглядеть, скажем так, странно. Вы человек уже с военным и боевым опытом, поэтому назначаетесь старостой курса.
Саша ожидал чего-то подобного. Школоту нужно держать в «ежовых рукавицах», это понятно. Он выслушал новость спокойно. Спорить и возражать – пустое дело. Он в душе лелеял надежду, что ему позволят часть предметов сдать экстерном и за год перескочить сразу на третий курс, похоже, планы остаются мечтой. С другой стороны – раз назначают на такую должность, значит, доверяют.
Начальник академии полистал папку с личным делом. Саша знал, что там только открытая информация. Но и в ней было указано немало его подвигов.
– У вас есть возражения или предложения, Александр Викторович?
– Нет, товарищ генерал-майор. Мне все понятно.
Генералы переглянулись.
– Ну, вот и хорошо, – сказал начальник академии, – отправляйтесь по месту жительства. Собирайтесь, и ждем вас с супругой первого августа. Доложитесь полковнику Зубкову и будете принимать курс. Впрочем, с некоторыми будущими однокашниками вы уже знакомы.
Саша встал. Он не любил задавать лишние вопросы. Зубков – это кадры академии. Он все знает. Наверное, именно с его подачи и родилась эта идея насчет старосты. Курс – это полторы сотни вчерашних школьников, главная заслуга которых в том, что они набрали достаточное количество баллов на ЕГЭ да успешно прошли собеседование. Теперь минимум пять лет он будет отвечать за них.
Так вот на что намекал его куратор, когда сказал: «Не задирай нос». Куда уж тут задирать?
– Разрешите идти?
– Мичман, – сказал вдруг генерал Котов, – какую специализацию выбрали?
– Сухопутные и ракетные войска, товарищ генерал, – ответил Саша.
– Жаль, – сказал Котов серьезно. – Я думал, тоже во флот. Передумали?
– Хочу, чтоб жена была всегда рядом.
Начальник академии сказал:
– Можете идти, Александр Викторович. До свидания.
После вызова с чесоткой Татьяна заметила, что стала подозрительно осматривать любое место на коже, где вдруг зачесалось. Она на подстанции сняла куртку и повесила ее на зеркале заднего вида – на морозе, а сама, забежав в помещение, понеслась на второй этаж, нашла утюг и тщательно прожарила и пропарила рукава форменной рубашки. Только после этого успокоилась.
Нестеров за этой тихой паникой наблюдал с ироничной, но одобрительной улыбкой. Когда он впервые встретился с чесоткой, то вел себя точно так же. Им дали небольшую передышку. Эпидемия простудных заболеваний пошла на спад.
Полусуточная смена Татьяны подходила к завершению. Она сидела на кухне и думала: выпить чаю или съесть соленый огурец? Огурца в холодильнике не нашлось, а чай в большой коробке в пакетиках на столе. Там же лежала кем-то забытая коробка с сахаром. Обычно Таня сахар в чай не клала, но тут почему-то подумала, что соленые огурцы с лимоном – это необычно, и, наверное, вкусно. Ее не удивляла такая сумбурность мыслей, характерная для беременных.
Чай заваривался, когда вошел доктор Нестеров, посмотрел на своего фельдшера.
– В общем, так. Дали какой-то странный вызов: «мужчина, сорок три года, истерическая реакция». Хочешь, поедем, или оставайся и дуй домой.
– Я поеду, – сказала Татьяна. Про чай она сразу забыла. Так и оставила кружку на столе.
На вызове один унылый мужчина в пустой квартире. Запах кислятины. В квартире не грязно, но, скорее, не прибрано. Пыльно и душно. Мужчина какой-то мутно-неопрятный, бледный. Он сидел на кухне и смотрел в одну точку. Дверь открывать не было нужды, она не заперта, поэтому на визит бригады «неотложки» вызвавший никак не отреагировал.
Василий Васильевич поставил ящик на пол, обернулся к Тане.
– Оформляй карту, я с ним поговорю, – он обратился к мужчине: – Паспорт, полис… и рассказывайте, что случилось?
Мужчина, не вставая со стула, дотянулся до полки над головой и положил на стол паспорт, в котором оказался и зеленый пластиковый прямоугольник полиса.
Нестеров присел на свободный стул, чуть сбоку, и спросил:
– Что случилось?
Мужчина очнулся, он пошарил руками по кухонному столу, но на нем ничего не было. Осознав, что действие не имеет смысла, он посмотрел на врача и сказал:
– Я не знаю… – и замолчал.
Нестеров пожал плечами.
– Я тем более не знаю. Но вызвали-то вы, наверное, чего-то хотели?
– Я не знаю, – повторил мужчина, но продолжил: – Как объяснить, чтобы покороче?
– Мы не спешим, – сказал доктор, – мы ведь не «Скорая», «неотложка». Соберитесь с мыслями и объясните, как можете. Начните с жалоб. Что-нибудь болит?
– Душа болит, – сказал мужчина.
Татьяна записала его данные в карту и передала паспорт Нестерову. Тот прочитал:
– Задрыга Модест Матвеевич?
– Именно так.
– И все-таки, душевная боль – это понятно, но какова причина? Мы не спецы по душевным болезням, может быть, вызвать их?
– Я не знаю, – снова сказал Задрыга. – Мне так плохо…
Он закрыл лицо руками, и Нестеров подумал, что он плачет. Но тот убрал руки, лицо сухое. Глаза красные.
– Вы пили? В квартире запах перегара.
– Ну, пил, но меня вырвало… и стало еще хуже. Я купил две бутылки портвейна, выпил – и все сразу фонтаном…
– Живот болит?
– Ну, так, побаливает. Рвота какая-то черная.
– Как кофе? Кофейная гуща?
– Типа того, – Задрыга чуть оживился, – да, сначала вышел портвейн, а потом кофейная гуща.
– Язвы желудка не было?
– Не знаю, я не обращался никогда.
Нестеров осмотрелся и спросил:
– Кушетка есть? Я должен осмотреть ваш живот.
– В другой комнате, но, может, не стоит? И так все ясно.
– Чего не стоит? – не понял доктор. – Вы приляжете, я осмотрю живот, если есть признаки гастрита, они себя проявят.
– Они есть, доктор. Я не хочу никуда идти.
– Да что происходит? – Нестеров возмутился. – Можно как-то собраться? Вы мужик или тряпка? Если это эрозивный гастрит с желудочным кровотечением, то, судя по вашему рассказу, это синдром Мэллори – Вейса, опасное осложнение. Мне нужно осмотреть вас и вызвать бригаду для госпитализации.