– Здравствуйте, – молчание и вопрошающий взгляд. – Я на легкий труд в лечебный отдел.
– Хорошо. С какого числа?
– С первого апреля.
– Ясно. Я предупрежу. Стол есть, стул принесут. Ручки есть?
– Да, есть.
– Все, жду первого. Можешь идти. Как фамилия?
– Степанова.
– Записал. Жду первого, Степанова.
Она вышла на Грохольский переулок и, повернув на проспект Мира, пошла к метро. В кармане сыграл телефон. На экране высветилось: «Саша». Она ответила. Саша сообщил, что на вокзале и идет к метро. Они договорились встретиться на пересадке. Оттуда уже вместе поехали домой. Она висела у него на руке и была счастлива.
– Что-нибудь расскажешь? – спросила на ухо в вагоне метро.
– Конечно, Танюнька. Я поступил. Все хорошо. Занятия с первого сентября. Но меня назначили старостой курса, и мы должны будем переехать в Питер уже в августе.
– А куда ты ездил?
Саша провел ладонью по усам, пальцем коснувшись губ. И этим же пальцем провел Тане по губам. Она поняла. Вопрос закрыт.
– Я все дни готовился к выпускным экзаменам с подготовительного отделения и никуда не ездил, – сказал Саша. – И еще. Я в резерве. В запасе. С сентября я обычный курсант ВМА имени Кирова. А пока я в отпуске, после окончания контракта моей военной службы. Денег у нас хватает. Насчет квартиры в Питере я уже договорился. Доживаем тут до конца июля, собираем чемоданы и переезжаем.
Таня кивнула. «Да прилепится жена к мужу…»
– У тебя по срокам выходит сентябрь? Я правильно посчитал?
– Да, сентябрь, вторая половина.
– Значит, в августе будешь уже в декрете.
Так, обсуждая дела семейные, они доехали до дома. Саша был одет в гражданскую одежду, в чем и уезжал в январе.
Выйдя из лифта, они наткнулись на растрепанную соседку, женщину лет сорока. Она была в пальто, сапогах, но вся какая-то расстегнутая и встревоженная. Она звонила в дверь их квартиры и, увидев соседей выходящими из лифта, метнулась навстречу.
– Помогите!
Саша бросил сумку у двери.
– Что случилось?
Женщина не знала, что сказать, она вдруг взвыла и потащила Сашу за собой. Он понял, что лучше один раз увидеть. Татьяна семенила сзади, потом решила все-таки занести сумку в дом и вернуться к соседке.
Саша вошел в квартиру. В нос ударил резкий сивушный запах. В коридоре от кухни к прихожей лежал один мужчина, на полу в кухне другой, за столом сидел, навалившись грудью на столешницу, третий.
Саша принялся осматривать каждого по очереди. Сперва пощупал пульс и заглянул в зрачки тому, что лежал в коридоре, переворачивать на спину не стал, уловил дыхание и пульс – живой! Второй, что на полу в кухне, – тоже, тот, что на стол навалился, тоже дышал. Под столом лежала алюминиевая двадцатилитровая канистра, горловина открыта. Саша вытащил ее, понюхал – спиртовый дух и сивуха. Самогон? Или что? Он закрыл канистру и прикинул оставшийся объем. Не больше литра-двух. Выходит, эти три джентльмена выпили на троих девятнадцать литров самогона? Это если канистра была полная. Если нет – значит, меньше.
– Кто они вам? – спросил Саша.
Соседка очнулась, вздрогнула и ответила:
– Этот – муж, тот, что под столом, – брат, он вчера приехал, а вот этого, – она показала на тело в коридоре, – я не знаю.
Вошла Татьяна.
– Принеси тонометр, фонендоскоп, фонарик и где-то у меня в аптечке был пульсоксиметр, помнишь где?
– Сейчас все будет.
Татьяна исчезла и вернулась через две минуты, принеся требуемое.
Саша забрал фонарь и пульсоксиметр.
– Меряй пока давление всем. Я проверю на рефлексы.
Он выяснил, что у всех троих реакция на свет очень слабая. Если это метанол – это уже три трупа. Но говорить не стал.
– Вы эту канистру видели? Откуда она?
– Брат из деревни привез, – сказала соседка. – Самогон, говорит.
– Молимся, чтоб это была правда, – сказал Саша. – Зрачки на свет почти не реагируют. Таня, что с давлением?
Татьяна доложила:
– В коридоре сто на пятьдесят, на кухне на полу девяносто на сорок, за столом сто десять на шестьдесят. Пульс у всех около сотни.
– Да, я видел по пульсоксиметру.
Он повернулся к соседке, которая разделась и ждала распоряжений. Она, к счастью, не истерила. Но, по-видимому, еще не понимала тяжести ситуации.
– Канистра была полная?
– Я не знаю, но брат нес ее тяжело.
– Значит, больше половины было. Будем исходить, что две трети. То есть литров двенадцать. Так? Остался литр. Значит, десять-одиннадцать они выпили. Дайте блюдце!
Соседка поставила на стол блюдце, а Саша плеснул в него из канистры. Макнул палец, потер, лизнул… Увидел спички на столе и поджег, жидкость в блюдце пыхнула бледно-синим пламенем и сгорела, оставив несколько капель на донышке.
Это почти спирт. Сивухи мало, но есть. Так, выходит, они на троих выдули около десяти литров спирта-денатурата около семидесяти процентов крепости.
– Таня, звони в «Скорую». Скажи, мол, трое пострадавших – отравление суррогатом алкоголя.
– А мы их мыть не будем? – спросила она.
– Попробуем, – ответил Саша и обратился к соседке. – Помогите отнести в ванную вот этого бухарика. Кладем животом на край, лицом свешиваем в ванну.
Он засучил рукав на правой руке, пустил воду из крана и, обмочив ладонь в холодной воде, засунул ее глубоко в горло мужчины. Тот не отреагировал. Никаких рвотных позывов.
– А вот хрен нам, – сказал Саша, – это уже кома-три[131]. Рефлексов нет. Нужен зонд желудочный, Таня! – крикнул он из ванной. – Скажи, что нужны три бригады, у всех кома-три! Сколько же они выпили? Впрочем… – Он опять подумал, что, если в этой бурде из канистры был изначально хотя бы литр метанола – шансов спасти этих энтузиастов-дегустаторов нет.
Смертельная доза этилового спирта – 500 грамм. Это если брать 96 %-ный.
– Таня, что у нас есть из аналептиков?
– То, что ты собирал, – ответила Татьяна, – кордиамина пачка и кофеина.
– Фигня. Нашатырь есть?
– Да.
– Неси. Набери в шприц двадцатку – кубик.
– Колоть хочешь?
– Я не идиот, Тань. Разведем и попробуем ввести в желудок этот раствор. И дай им подышать нашатырем. Нужно попытаться растормошить их.
Он принялся поливать голову мужчины, все еще висящего животом на ванне, холодной водой.
– Если есть шанс их разбудить, надо его использовать. Попробую впустить в желудок немного нашатыря и вызову рвоту, если смогу.
Он стащил дядьку на пол, привалив его к ванне. Татьяна сунула ему шприц с нашатырем. Саша дополнил его водой до двадцати кубиков и снова, воткнув руку в рот по самое запястье, выдавил раствор, пригибая голову вперед. Татьяна знала, что так открывается пищевод, а дыхательное горло закрывается. Мужчина захрипел, Саша снова его вздернул за подмышки и, перевернув, свесил лицом в ванну, снова попытался вызвать рвоту. На этот раз что-то в желудке дернулось, и отравленный выдал струю вонючей жижи из желудка. По ванной разнесся резкий запах желудочного содержимого и спирта.
– Давай еще, – сказал Саша, пытаясь на корне языка нащупать «кнопку», – еще одна судорога, и еще порция гущи потекла на дно ванной. Саша снял венчик душа и направил струи в лицо и рот мужчины. Тот шлепнул губами и попытался ловить воду.
Саша его выдернул из ванны и, вынеся в коридор, присадил у стенки.
– Попробуйте его попоить холодной водой. А я следующего занесу.
Он заволок в ванную брата соседки, точно так же ввел ему в пищевод раствор нашатыря и повторил ту же операцию с поливанием головы холодной водой, потом постарался вызвать рвоту. То ли брат выпил меньше, то ли был поустойчивее, но рвало его хорошо. Судя по содержимому, они вообще не закусывали, только яичный желток или что-то желтоватое было смешано. Возможно, заброс желчи в желудок.
Саша смыл вонючую смесь и, вынеся брата, усадил его рядом с прежним дядькой. Он вытащил мужа соседки, и все повторилось на сто процентов, и опять пришлось постараться, чтоб хоть как-то возбудить рвоту. Получилось.
Мужики пить сами не могли, но когда вода из ковшика или стакана попадала в рот, кое-как ее глотали. В сознание не приходили. Но пульс у всех стал поувереннее. Тут в квартиру ввалились две бригады «Скорой», парни несли в руках желудочные зонды.
Один сказал:
– Моем всех! Воды холодной побольше. Тазики! Вы тут кто? – он обратился ко всем.
Соседка сказала:
– Я жена вот этого и сестра вот этого, а этого я не знаю. Брат…
– Понятно, – сказал один из парней в синей форме. – Полисы, паспорта есть?
– У мужа есть, а про брата и вот этого не знаю.
– Давайте что есть.
Второй за подмышки потащил мужа соседки в комнату, повернул его на бок и принялся запихивать желудочный зонд через ноздрю, приложился ухом к воронке, потом помахал над нею ладонью.
– В желудке! Не свистит, но пахнет!
Саша сказал:
– Мы с женой тоже скоропомощники. Давайте поможем?
– Давайте! – согласились парни. Они вручили Саше зонд. – А чем-то успели помочь?
– Так, – ответил Саша, – кое-как рвоту вызвал у всех троих по очереди, но плохо! Рефлексов почти нет. Они если самогон пили – то литра по три на человека…
Один из скоропомощников присвистнул.
– Сильны мужики! А зачем?
– А вот если откачаем – спросим, – отозвался другой. – Мне тоже любопытно.
Соседка вытащила все кастрюли, что были, тазик и ведро для мойки пола.
С полчаса шло интенсивное промывание трех желудков. Сменили воду в кастрюлях. Дальше мыли. Вынесли ведро, тазики в туалет. Опять мыли… пока из желудков не стала вытекать совершенно чистая вода.
– Моем-моем трубочиста… – продекламировал один из парней. – Будет, будет трубочист…
Саша криво усмехнулся.
– Шкура железобетонная, – сказал он Тане, а она не поняла.
– Какая шкура?
– Душевная, – пояснил Саша. – Душевная. Веселятся мальчики. – Он нагнулся к ушку жены. – Если пили метанол, их ничто не спасет. Понимаешь? И лихие прибаутки тут неуместны…