полиция: жертвой или помешанной?
Или ей даже не придется это делать, потому что Грег сумеет уничтожить все сомнения?
— Что вы собираетесь сейчас делать? — спросила она.
— Вернуться в Дорчестер и попытаться узнать, откуда у семилетнего ребенка синяки в паху и на гениталиях.
— О, Боже.
— По дороге я завезу это в участок. — Он похлопал себя по карману, в котором лежало письмо Грега. — И мне необходимо получить от вас дополнительную информацию. Где вы будете сегодня вечером около шести?
Линн сжала похолодевшие руки.
— Здесь, возможно. Если не буду бегать по городу обнаженная и рыдающая.
— Я буду ждать вас около выхода.
— Я сделала то, что вы посоветовали. Я вернулась на совещание.
Майк поднял брови:
— И?
— И я… сыграла свою роль. Я была прежней самоуверенной Линн, которая занимается подготовкой пробного показа своей программы.
— Хорошо.
— Думаете? Очень может быть, что теперь все мои коллеги считают меня Сибиллой. После совещания я пыталась поговорить с Карой. Но она весь оставшийся день избегала меня.
Майк увидел подходившую к столу Нэнси Джин.
— Голодны? — спросил он у Линн. — Или вы будете только кофе или пиво?
— Я бы чего-нибудь съела.
— Сегодня вечером мы подаем чили, — сказала Нэнси Джин, выкладывая на стол маленькие пластиковые меню.
— Да, пожалуйста, — попросила Линн. — И чай.
Майк заказал жареные сосиски и кислую капусту.
Когда его заказ принесли, запах еды напомнил Линн ее посещение полицейского участка.
Когда она уходила оттуда, она испытывала надежду и чувство защищенности: все происходящее не было плодом ее воображения, ее нервозности, ничего другого. Грег был выродком, и полиция должна была схватить его.
— Как чили?
— Немного… напоминает резину.
— Здесь даже пиво напоминает резину.
Некоторое время они ели в молчании. Затем Майк сказал:
— Письмо было отправлено из Восточного Лос-Анджелеса в почтовую контору на бульваре Моррисей. Кроме этого мы ничего не узнали.
Линн подняла глаза:
— Я и не надеялась. Если бы он был неосторожен, мы бы уже этим не занимались.
Майк навернул капусту словно спагетти на вилку.
— Вы не понимаете принципа работы полиции. В большинстве случаев мы просто терпеливо ждем, пока плохой мальчик не совершит какой-нибудь промах.
— А если это не происходит?
— Мы ждем еще какое-то время.
Линн больше не хотела чили. Она положила ложку.
Майк посмотрел на нее.
— Мне следовало вас предупредить. Хотите десерт? Пудинг здесь неплох. Все остальное ужасно.
— Еще немного чая.
К столу долетело облачко сигаретного дыма и остановилось над ним. Линн разогнала его рукой.
— Расскажите мне о Каре, — сказал Майк. — Она — ваш помощник и друг, правильно? Близкий друг?
— Очень близкий. Она для меня как сестра, которой у меня нет. Я же для нее — сестра, которая поддерживает ее в стремлении к успеху. У нее много сестер; с некоторыми она близка, с другими — не очень, но никто не делает ничего подобного.
— Она не замужем?
— Нет.
— Мужчины?
— Однажды она была помолвлена с одним журналистом, работавшим на Седьмом канале. У нее было несколько других связей. Сейчас у нее никого нет.
— Кажется, ей нравится Грег.
— Он всем нравится. — Она почувствовала слабость, когда вспомнила о том, как тогда в полицейском участке все стало казаться таким простым и легко разрешимым. — Как вы однажды заметили, они все обвиняют меня.
Он откинулся на спинку деревянного стула и посмотрел на нее. В ярком свете, наполнявшем помещение, его черные глаза мерцали. Он хмурился, но делал он это почти всегда. Никогда нельзя было сказать, что он думает.
В этот раз тишину нарушила Линн.
— Вы все еще уверены, что это не я?
— Вы хотите сказать, считаю ли я, что он — маньяк? Да.
— Итак, поскольку вы так считаете, — начала Линн, старательно подбирая слова, как она делала перед камерой, чтобы получить нужный ей ответ, — это письмо ничего для вас не изменило. У вас не появилось сомнений в том, что я говорю правду.
Майк продолжал сидеть, откинувшись на стуле. Он не сделал ни малейшего движения. Но пауза стала для Линн похожей на нож для колки льда, протыкающий ее насквозь.
Он сказал:
— Я уже говорил вам, чтобы вы не упрощали это дело подобным образом.
— Наверно, поэтому мы находимся здесь, вместо того чтобы разговаривать в вашем офисе или моем? Вы хотели подловить меня после этого несчастного дня, когда я буду усталой и расстроенной, и, кто знает, мало ли на что вдруг соглашусь?
Он выпрямился на стуле:
— Мы находимся здесь, потому что у меня за весь день не было ни одной свободной минуты, и в обед я остался голодным. На остальное я не считаю нужным отвечать.
— Но вы…
— И я еще не закончил задавать вопросы. Кара вам завидует?
Еще один удар.
— Вы пытаетесь переключить мое внимание.
— Я пытаюсь разобраться в том, что происходит, — резко сказал он. — Она завидует?
— Из-за Грега?
— Из-за Грега, вашей работе, драгоценностям, чему угодно.
— Может быть, — с некоторым колебанием сказала Линн. — Но я сомневаюсь в этом.
— Не вижу причин, почему бы ей этого не делать.
— К чему вы клоните?
Он пожал плечами:
— Это письмо написала Кара?
— Нет.
— Она лгала, когда говорила, что не передавала ему ваше письмо? Чтобы представить вас в дурном свете? Или она сказала правду, но, может быть, с радостью ухватилась за мысль, что второе письмо вы написали сами?
Линн исступленно качала головой.
— Она может немного завидовать, но Кара никогда бы — она не способна на это.
Майк тихо сказал:
— Очень плохо, что у нее нет такой же уверенности в вас.
Подавив в себе боль, Линн сказала как можно спокойнее:
— Есть.
Он не ответил, продлив тем самым молчание, от которого Линн хотелось повеситься.
Линн сказала:
— Иногда, в моменты кризиса, Кара теряет эту уверенность. Она ужасно расстраивается и переживает из-за этого. Такое случалось и раньше.
— Хотите десерт? — спросила Нэнси Джин. — У меня есть сладкий пирог, пудинг по-индейски, ананасовый пирог с сыром и шоколадный рулет.
Неожиданно ей захотелось шоколада, и она заказала рулет.
— Пудинг по-индейски, — сказал Майк.
— Сверху положить мороженое?
— Да. Две ложки.
Нэнси Джин ушла. Майк сказал:
— Пожалеете.
Бар начал пустеть. Линн посмотрела на свои часы: почти восемь. Ее машина осталась в гараже Третьего канала. Она представила, как поедет одна домой, будет входить в дом одна и задрожала.
— Шоколадный рулет, — сказала Нэнси Джин, обслуживая их. — Пудинг по-индейски.
Линн попробовала свой десерт. Майк был прав: сухая коричневая губка с начинкой из крема для бритья. Она отложила вилку.
Он отодвинул ее тарелку в сторону и поставил перед ней другую, на которой лежала половина его пудинга и сверху ложка уже начинавшего таять мороженого.
— О, — сказала она. — Благодарю.
— Пожалуйста. В следующий раз будете слушаться.
На следующий день до обеда Линн так и не смогла поговорить с Карой. Она редко оказывалась рядом после утреннего шоу, а когда появлялась, выглядела очень занятой и расстроенной.
Позвонила Бернадин.
— Я действительно не могу сейчас разговаривать, — сказала Линн.
— У тебя ужасный голос. Что-нибудь случилось?
— Это… сложно объяснить. — Линн вдруг поняла, что изо всех сил сжимает телефонную трубку, и расслабила пальцы.
— Я не задержу тебя. Я сейчас в клубе «Брум», я только хотела узнать, собираешься ли ты начать заниматься вместе со мной. Кара, похоже, не очень этого желает.
— Ты разговаривала с ней? Сегодня?
— Минуту назад. Она категорически отказалась. О, не вешай трубку. Хорошо. Линн? Элизабет просила передать тебе, что эти упражнения прекрасно помогают снять стресс.
— Я думаю, что нам следует туда пойти. Вместе, — сказала Линн, стараясь не замечать выражение упрямства на лице Кары. — Нам нужно поговорить, а я не вижу никакой возможности сделать это здесь. Если ты не захочешь, мы можем не делать никаких упражнений. У них есть сауна. Там есть бар.
— Перестань толкать меня. — Кара скрестила руки на груди. — И перестань говорить так, словно произошла небольшая ссора. Я очень расстроена.
— Я тоже, — тихо сказала Линн, отступая назад. В своем желании восстановить контакт с Карой она почти приперла ее к столу для закусок, стоящему в Зеленой комнате.
Кара сказала:
— Ты втянула меня в историю, из которой я хочу поскорее выбраться. Выбраться. Я не знаю, кому верить.
— Кара, как ты можешь так говорить? В течение десяти лет мы были друзьями и соратниками по работе, Грега же ты едва знаешь, и ты можешь доверять ему больше, чем мне?
— Я могу доверять только тому, что слышала и видела.
— Но Грег подстроил это!
— Он не мог подстроить то письмо, которое ты написала ему?
— Я знаю, что оно было грубым. Предназначенное любому другому человеку, это письмо было бы ужасным, но не для этого нелюдя. Но полиция продолжает утверждать, что она бессильна что-либо сделать, пока Грег не совершит что-то серьезное. Я пыталась заставить его действовать немедленно, чтобы иметь возможность остановить его!
Минуту они молчали, глядя друг на друга и думая об одном и том же: я была уверена, что знаю ее на все сто процентов.
— Итак, — начала Линн, боясь этой темы, но считая необходимым этот вопрос решить, — ты действительно считаешь, что это угрожающее письмо написала я.
Линн со страхом ждала ответа, но Кара смотрела в сторону, крепко сжав губы.
Наконец Кара сказала:
— Я не знаю, что и думать. Я все время анализирую детали, но я просто не знаю. Я не перестаю спрашивать себя, почему ты могла это сделать. Но потом я вспоминаю почерк, твой почерк, который я так хорошо знаю…