Его забрала Линн.
Что ж, теперь у нее тоже нет больше времени.
Я заберу его.
Ее время истекает.
В «Лоуренс Глен» все палаты были отдельными. Комната Линн находилась на втором этаже, а ее окна выходили в сад, заполненный цветами и кустарниками.
Бубу настоял на том, чтобы остаться там с ней. Он спал урывками на раскладушке, ухаживал за ней, заботился о ней и уступал свое место медицинской сестре только тогда, когда дело касалось уколов.
К утру среды он сам заболел, кашлял и дрожал от озноба, и она заставила его поехать домой.
— Оставайся в этой комнате. Никого не впускай, — хрипло сказал он Линн, пока Анджела ждала его внизу в машине, чтобы отвезти его в Салем.
Линн сидела у окна, когда вошла Мэри.
— Где твой брат?
— Дома, он заболел.
Она осмотрела Линн и измерила пульс. Увидела ее покрытый коростой рот.
— Я слышала, ты ничего не ешь. Нет аппетита?
— Да, — сказала Линн.
— Как мы можем это исправить?
Линн отвернулась к окну, подальше от кипучей энергии Мэри.
Мэри сказала:
— А как насчет сауны? Я отвезу тебя в твой клуб, а потом привезу обратно. Ты можешь заняться там какими-нибудь упражнениями, которые тебе нравятся. Я договорюсь о времени прямо сейчас. Какой там номер телефона?
— Бубу сказал, чтобы я не выходила отсюда.
— Все в порядке. Ты же будешь со своим врачом. Линн знала, что если она откажется, Мэри будет настаивать. Она оделась и стянула волосы резинкой.
Мэри, нахмурившись, наблюдала за ней, пока они спускались в клуб «Брум». Линн двигалась как лунатик, держась за перила и не видя, куда идет.
Им навстречу вышла Элизабет Вейл. Она начала приветствовать Линн, потом замолчала: на ее лице читалось изумление.
— Что случилось?
— Я… повредила губу.
Мэри наблюдала за неуверенными движениями Линн, которая не совсем хорошо координировала движения.
— Я думаю, мне стоит остаться здесь и подождать тебя.
— Тебе не нужно это делать, — сказала Линн.
— Тебя не следует оставлять одну.
— Она не останется одна, — сказала Элизабет. — Я побуду с ней.
— Ну… тогда ладно. Я вернусь через — по вашему мнению, часа хватит?
— К этому времени мы закончим, — сказала Элизабет.
Она провела Линн в массажный кабинет. Свет в нем, как всегда, был спокойным и мягким. Жар, исходивший от расположенной рядом сауны, согревал воздух. Элизабет включила магнитофон и нашла запись со звуками водопада, которую, как она знала, очень любила Линн.
Она помогла Линн забраться на стол, рассматривая ее красный и опухший рот.
Линн ждала вопросов, на которые она не была настроена отвечать.
Мэри объясняла все ее состоянием депрессии, но можно ли было назвать депрессией эту абсолютную душевную опустошенность? Она чувствовала себя полностью отчаявшейся. Все, чего она добивалась с таким трудом, превратилось в ничто.
И у нее не было никакой надежды на какие-либо изменения. Ни малейшего представления о том, кто преследует ее.
Элизабет достала из специальных отделений под столом ремни и закрепила их, один через грудь и руки Линн, а другой на ногах.
Это было неудобно: в таком положении нельзя было даже пошевельнуться, не то что заниматься растяжками.
— Разве Мэри сказала, что меня надо привязать? — спросила Линн.
Элизабет посмотрела на нее сверху вниз, и Линн подумала, что она не расслышала. Она собралась повторить вопрос, но замолчала, в изумлении открыв рот, так как Элизабет отошла в сторону и начала раздеваться.
Сердце Линн глухо забилось, и внутри у нее возник какой-то сигнал, предупреждающий об опасности, прежде чем осознал ее мозг.
Элизабет сняла шорты и стягивала свои колготки. Она медленно освободила из ткани правую ногу. Она подняла ее так, чтобы Линн могла ее увидеть.
На лодыжке, выполненная в красном и синем цвете, была видна та татуировка, которую Грег заставлял ее сделать: губы и буква Г.
Тело Линн под ремнями покрылось потом. Ее застывший от ужаса мозг старался сделать хоть что-то, чтобы разобраться в хлынувших в него вопросах.
Элизабет наклонилась близко к Линн. Ее лицо неожиданно изменилось: глаза застыли, не мигая, губы поджаты.
— Ты убила его, — прошептала Элизабет. — Ты забрала его, держала у себя, и он умер, и это случилось из-за тебя.
— Грег, — выдавила Линн.
— Он любил только меня. Я была его Тиной. Такое любовное имя он для меня придумал. Он спас мне жизнь; он освободил меня от человека, который постоянно бил меня.
— Грег расстался со мной. Но он обязательно вернулся бы. Другие женщины ничего не значили для него. Но ты… — По мере того как ее охватывала ненависть, лицо Элизабет становилось все более непроницаемым. — Тебя показывали по телевизору, все любили тебя. — Она выплевывала слова с язвительной монотонностью. — Ты устроила так, что он не мог устоять против тебя.
— Я пыталась избавиться от него, — запротестовала Линн, пытаясь приподняться под ремнями. — Он не прекращал. Он не оставлял меня в покое. Он посылал порнографию, он…
— Я знаю. Я знаю все, что он делал. — Элизабет начала одеваться, но передумала и выпрямилась. Ее полуобнаженное тело при мягком освещении казалось бледным, на ногах были видны рельефно выступающие мышцы. Она положила руки на бедра и пододвинулась к Линн.
— Только это тело он любил по-настоящему! А не твое! — Она сильно ударила Линн в живот, и Линн закричала.
— Не ори. — Теперь Элизабет все-таки надела колготки. — Твоя боль даже еще не начиналась.
Линн не могла осознать это.
Ее тренер, которому она так доверяла, за несколько секунд превратился в ее врага — ее мучителя, ее будущую убийцу…
Это были не Кара, Деннис, Мэри… Майк…
Элизабет. Элизабет, которая всегда делала так, что ей становилось лучше. Элизабет, с которой она теперь осталась один на один на целый час.
— Я сделаю так, что ты получишь свою паровую ванну. Этого будет достаточно, чтобы показать тебе, что такое настоящая боль, прежде чем ты умрешь. Ты можешь кричать, если захочешь, но этим ты только вынудишь меня воспользоваться другими моими игрушками — такими, как пятновыводитель, который я подложила в твою зубную пасту. Я сожгу всю остальную часть твоего рта, прежде чем кто-нибудь услышит тебя.
Линн охватил ужас.
Ее мозг наконец вернулся к жизни и начал судорожно работать, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.
Элизабет начала поворачивать большой стол в направлении двери, ведущей в сауну.
— Подожди, — сказала Линн. Привязанная ремнями, она была слаба и беспомощна, но пока еще она могла говорить. А она умела это делать. — Я не понимаю. Ты должна мне объяснить. У тебя была связь с Грегом, потом он познакомился со мной…
— Не совсем так. Были и другие. Но он бросал их. Поэтому я и продолжала следить за ним; чтобы оказаться рядом, когда он поймет, что хочет, чтобы я вернулась. Я продолжала ходить во все места, где мы бывали вместе. Иногда я находила его и видела в его глазах правду: все остальные были для него ничем. А потом, — она издала пугающий булькающий звук, — ты… в тот вечер в баре «У Джеффри».
— В тот вечер в Лос-Анджелесе ты была вместе с ним?
— Да. — Отчаянный шепот. — Ты не замечала меня. Грег тоже не замечал меня. Грег и я сидели вместе, с той компанией, которая расположилась за соседним от вашего столиком… и он не видел никого, кроме тебя.
Он удивился, увидев меня там в тот вечер. Но он пригласил меня сесть вместе с ним. А когда он велел мне ехать домой, он сказал, чтобы я ждала его, что он приедет ко мне. Но он так и не пришел.
Элизабет всхлипнула, затем втянула в себя воздух, словно ее горло охватил спазм.
— Потом я поняла, что он обманывал меня. Он вовсе не был рад видеть меня. Но ему пришлось притвориться, иначе я могла поднять шум и привлечь к нему внимание. А тогда — тогда — он бы упустил возможность подобраться к тебе.
Она снова всхлипнула, и было похоже, что еще немного и она разрыдается. Но Линн увидела, как Элизабет взяла себя в руки и к ней вернулась та дикая ярость, которая вибрировала в каждом ее слове.
— В тот вечер я впервые познакомилась с Грегом, — сказала Линн, цепляясь за возможность заставить Элизабет продолжать этот разговор. — Мы не были любовниками до тех пор, пока он не приехал в Бостон. Откуда же ты узнала, что мы с ним были здесь близки?
Элизабет наклонилась над столом и выплюнула слова в лицо Линн:
— Я увидела твою татуировку. Переносной поцелуй. По телевизору в Лос-Анджелесе. Тогда я поняла, куда уехал мой Грег. И я приехала сюда, и получила эту работу.
Элизабет улыбнулась. На короткую секунду к ней вернулось ее прежнее сияющее выражение лица, но его место очень быстро сменила маска, выражающая злобный триумф.
— Я сделала так, что смогла попасть на твое шоу, с помощью той пленки. Я сделала ее в Лос-Анджелесе, и специально сама не снималась в ней, на тот случай, если Грег будет смотреть шоу в этот день. Затем я устроила так, чтобы ты вступила в клуб.
Элизабет снова начала катить стол к двери. Она тяжело дышала. На ее лице и шее выступил пот.
Линн нащупала еще один вопрос.
— А Грег знал о том, что ты здесь, в Бостоне?
— Один раз он чуть было не поймал меня. У твоей подруги-врача. Но точно он этого не знал. — Она сглотнула слюну. — Он умер раньше, чем я смогла сказать ему об этом.
Приведет ли этот разговор к чему-нибудь? Или Линн просто откладывает неизбежное?
Но она не могла сделать ничего другого.
Линн сказала:
— Я никогда не могла даже подумать, что это ты.
Элизабет ударила Линн по щеке ребром ладони. Боль напоминала взрыв ракеты.
— Тебе следовало об этом догадаться, такой сообразительной телевизионной звезде, как ты! Ты знаешь, что любое ничтожество может получить работу в оздоровительном клубе — люди говорили об этом на твоем шоу. Ты даже знаешь, что у меня есть ключ, который подходит ко всем шкафчикам — ты видела, как я им пользовалась, когда кто-нибудь забывал свой ключ. Посмотри, я тоже сообразительная — настолько, чтобы сделать дубликаты твоих ключей и Бернадин. Достаточно сообразительная, чтобы подслушивать телефонные разговоры. Достаточно сообразительная, чтобы знать, что сделать с фотографиями, которые