Мне нравилось думать, что папа среди всех людей, понял бы решения, которые я принимала сегодня. Не осудил бы, а понял. Это было моим последним подарком ему. По крайней мере я знала, что у него все будет нормально. Даже выйдя замуж и переехав в город, я все еще иногда помогала с содержанием двора – включая обновление страховки. Папа всегда говорил, что нам нужно перейти на что-то подешевле; я же всегда настаивала на полном покрытии. Сколько раз мой отец шутил, что он заработал бы в два раза больше денег, если бы это место загорелось, чем если бы он его продал. Я надеялась, это правда. Я надеялась, он возьмет выплату, упакует вещи и никогда не оглянется назад.
Может, мне не стоило этого делать. Может, уничтожение всего, что привязывало нас к городку, было моей мечтой, не его.
Но огонь уже горел.
Пламя плясало в открытых глазах Итана Ричардса, пожирая его. Я отошла, глядя, как огонь заполняет машину, дожидаясь, чтобы загорелась ближайшая куча мусора, прежде чем отвернуться и побежать. Я бросилась по коридору между кучами в последний раз, со свистом ветра в ушах и слезящимися глазами, глядя над грудами в небо, усыпанное миллионами блестящих звезд. Я бежала так быстро, что мне казалось, будто я лечу. Не зная, что будет дальше, и в тот момент, не волнуясь об этом. Огонь позади начал вздыматься выше. Передо мной не было ничего, кроме ночи, открывшей для меня объятия.
Глава 23
Дуэйн дернулся, когда прозвучал выстрел, потом ступил вперед, шатаясь, уперевшись ногами, как боксер. У него открылся рот, и на одно ужасающее мгновение я подумала, что он заговорит, что я как-то промахнулась и мне снова придется стрелять. Я не была уверена, что смогу это сделать. Хуже того, я внезапно не была уверена, хочу ли. Мой муж стоял передо мной с крохотной дырой в рубашке на месте выстрела. Края отверстия начинали окрашиваться красным, а я думала только о том, что он сказал мне много лет назад, в тот день, когда убил Лоскутка.
Я пожалел сразу же. Сразу же.
Но со мной было не так. Что бы я ни чувствовала от содеянного, не было таким чистым или простым, как сожаление. Я не пожалела. Я не хотела вернуть все назад. Я просто не хотела выбирать дважды.
И потом мне не пришлось. У Дуэйна подогнулись ноги и он неловко свалился вперед, впечатавшись лицом в угол дорогого стола Итана Ричардса из красного дерева. Послышался влажный хруст, когда его нос сломался, а затем тошнотворный стук его тела, повалившегося на ковер. Его руки безжизненно болтались по бокам, не останавливая падение. Я думаю, он умер до того, как коснулся пола.
Я надеюсь, так и было. Надеюсь, что это было быстро. Как бы я ни злилась на Дуэйна, который так сильно похерил мне жизнь, что умудрился в итоге чуть не сорвать мою смерть, я не хотела, чтобы он страдал. Здесь вообще дело было не в желании. Речь шла о выживании, об осознании, что спасти нас обоих не удастся, потому что я не могла спасти своего мужа от самого себя. Наркотики, вранье, чертов зернистый снимок Адриенн на телефоне, которым он не смог не похвастаться, но и не осмелился признаться мне в измене: он бы продолжал так же, пока не сделал ошибку, которую я не смогла бы исправить, которая уничтожила бы нас обоих. В конце концов Дуэйн бы облажался и попался. И если я сейчас не осмелилась бы пойти другой дорогой, он потащил бы меня с собой на дно.
Отпустить его было единственным вариантом.
Я стояла на месте целую минуту после того, как он упал, вяло держа пистолет, глядя на Дуэйна, не двигавшегося, не дышавшего. Пока секунды шли, я уже знала, что они мне не нужны. После десяти лет, что мы делили дом, кровать, жизнь, я могла различить своего мужа и пустую оболочку, в которой он обитал раньше. Он был мертв.
Настало время начать рассказывать другую историю.
Складной нож все еще был у него в кармане. Я отложила пистолет, вытаскивая нож и прижимая к груди.
Он был в доме, когда я проснулась. У него был нож.
Я схватила пистолет другой рукой и попятилась назад от тела.
Он сказал, что убил моего мужа.
Он сказал, что ему нужны деньги.
Он не знал, что мы храним пистолет в сейфе.
Я уперлась спиной в стену. Сползла вниз. Еще минуту понаблюдала, не двинется ли он, не потому, что считала это возможным, а потому, что она бы так сделала. Холодный голос выжившего у меня в голове просчитывал, описывая другую, правдоподобную версию событий:
Я в него выстрелила. Я взяла нож. Я думала, он еще может на меня напасть.
Я глубоко вдохнула. И еще раз. Хватая ртом воздух, я ощущала, как сердце бешено колотится, а перед глазами заплясали серебряные звезды.
Я подождала. Когда убедилась, что он умер, я побежала.
Я побежала.
Набрала 9-1-1 с телефона Адриенн. Я сказала им адрес и сообщила, что мне нужна «Скорая».
Потом повесила трубку, отрезав оператора, которая сказала мне оставаться на линии, и позвонила адвокату.
Не просто потому, что так сделала бы Адриенн, а потому, что я не полнейшая идиотка.
Адвоката звали Курт Геллер. Я могла бы это запомнить из новостей о почти-суде Итана Ричардса, но мне не нужно было. Адриенн делала заметки для каждого контакта – домработница, макияж, тренер. Ранее днем я нашла Анну, блондинку с занятий на велотренажерах; приписка гласила: тупая сука с вт, но амбассадор Lulu. Типично для Адриенн; у нее не было друзей, только люди, которых она презирала, но держала близко, потому что они могли пригодиться. Мой контакт просто гласил: дом у озера, а номер Дуэйна вообще не был сохранен, отчего я растерялась, но потом поняла, что он ей был не нужен: у нее была я. Все те глупые задачи, которые она непрерывно для него находила, все те разы, когда она просила меня прислать его, а я соглашалась, как самая большая лохушка в мире. Ей нужно было добавить вторую записку к моему контакту: сутенер.
Геллер был подписан «адвокат Итана», и под этим числилось несколько номеров: офис, ассистент, для срочной связи. Я позвонила по последнему и слушала гудки. Он ответил мрачным голосом на втором гудке:
– Курт Геллер слушает.
Я сделала глубокий, нервный вдох и заставила голос звучать тоньше.
– Мистер Геллер, это Адриенн Ричардс. Прошу прощения, если разбудила. Я не знала, кому еще позвонить.
– Адриенн, – сказал он. На фоне послышался приглушенный женский голос: «Кто?» Геллер прочистил горло. – Конечно, жена Итана. Но почему…
– Итан мертв, – сказала я. – И я только что застрелила его убийцу.
Я не знала, чего я ожидала. Может, шокированного оханья или потрясенной тишины. Вместо этого я узнала, почему Курт Геллер был из тех адвокатов, что давали своим клиентам номер на случай получночных неотложных дел.
– Ладно, – ровно сказал он. – Вы звонили в 9-1-1?
– Да.
– Хорошо. Кому-нибудь еще?
– Только вам.
– Хорошо, – повторил он. – Нам нельзя затягивать звонок. Первым делом они посмотрят на ваши телефонные записи. Вот что вам нужно сделать.
Я тяжело опустилась на диван в гостиной и выслушала указания Геллера. Я пыталась не думать о Дуэйне, лежащем лицом вниз в комнате дальше по коридору. Рука, не держащая телефон, начала трястись. Не от акта жестокости или от чувства потери, а от осознания, что я осталась одна. По-настоящему. В первый раз с момента, как все пришло в движение, может, даже в первый раз в жизни. Самое странное, что теперь я должна была полагаться на личность человека, которого едва знала. Я заняла жизнь Адриенн, ожидая, что это представление продлится всего несколько дней, но теперь оно растягивалось на неопределенный срок и разворачивалось перед гораздо большим количеством зрителей. На мгновение я представила, как вешаю трубку, хватаю все, что смогу унести, и бегу. Я убила Лиззи; я могла отпустить и Адриенн. Может, стоило так и поступить. Я могла переродиться где-то в мире, выбрать новое имя, создать новую себя. Я могла вообще стать никем. Спортивная сумка с наличкой и бриллиантами покоилась в шкафу всего в нескольких футах. С момента, как я набрала 9-1-1, прошло меньше трех минут. Я все еще могла исчезнуть прежде, чем они доберутся сюда.
В коридоре что-то двигалось, как раз на границе тусклого прямоугольника света, льющегося сквозь открытое окно коридора. Дыхание застряло у меня в горле, а затем вышло тихим всхлипом, когда появился кот, тихо вышедший ко мне из темноты.
– Адриенн? – резко сказал Курт Геллер. – Нам нужно заканчивать этот звонок.
Кот запрыгнул мне на колени, мурлыкая, и потянулся потереться мордочкой о мой подбородок. Я вдохнула еще раз. Медленно, даже твердо.
Я никуда не собиралась.
– Я понимаю.
Я не знаю, сколько я сидела там, поглаживая мурлыкающего кота и прислушиваясь в ожидании звука сирен или стука в дверь. Сегодня я сама по себе, но я встречусь с Куртом Геллером завтра. Тогда мне стало интересно, много ли он общался с Адриенн, как давно он ее видел. Знал ли он ее достаточно хорошо, чтобы заметить разницу. Я попыталась представить, что сказала бы она. Вы бы тоже изменились, если бы на вас посреди ночи напал маньяк.
В конце концов я встала, сжимая кота, и вернулась в кабинет. Я встала в дверном проеме, на том месте, где был Дуэйн за мгновения до того, как я в него выстрелила. Последним, что он сказал, его последним словом было мое имя.
Об этом я тоже пыталась не думать.
Я говорила вам, что не хотела убивать Адриенн, что я даже не задумывалась об этом, и это правда. Но я обещала быть честной, и если честно, я думала о том, чтобы убить своего мужа. Да. Я все время об этом думала. Был случай, когда я представила, что закрою ему нос и подожду, пока его наркотический сон превратится во что-то более перманентное, но на этом все не закончилось. Его смерть была постоянным «что, если», пульсирующим где-то на задворках моего сознания. И не обязательно его убивала я. Иногда я представляла, что стою на нашем пороге, пока ко мне идет полицейский с серьезным лицом и фуражкой в руке, самый однозначный предвестник плохих новостей. Я думала о несчастных случаях во время охоты. Передозировках. Отказе тормозов на том же заледенелом участке дороги, с которого навстречу смерти слетела моя мать. Я представляла, как я схвачусь за дверную ручку для опоры, когда полицейский спросит, есть ли мне кому позвонить.