Но сразу на фронт взвод Богдана не попал, их перебросили во временный сборный лагерь для доукомплектования.
– Значит, вы участвовали в боевых действиях против российской армии в Чечне? – спрашивал, изучающее оглядывая Богдана с ног до головы, заместитель командира батальона, бывший офицер украинской армии, лет сорока пяти, грузный, с выпирающим брюхом.
– Было дело, воевал, – ответил Богдан, отводя глаза в сторону, – ему не нравилось, как на него смотрит этот брюхан.
– А кроме Чечни у вас какой-нибудь армейский опыт есть? – продолжал допрос «брюхан».
– Что вы имеете в виду, служил ли я в армии? Нет, не служил. Но за те полгода, что я провел в Чечне, я повидал и научился большему, чем если бы я два года провел в казарме.
Ответ Богдана не понравился брюхану, однако он побудил его от биографии командира взвода из вновь прибывшего пополнения перейти к конкретным вопросам:
– Вопросы по размещению взвода в лагере есть?
– Есть… Палатки, в которые нас поселили дырявые и гнилые. Им, наверное, уже лет сто. Если пойдет дождь, в них будет невозможно находиться. И еще, если нас и дальше продолжат так кормить, как кормили вчера на ужин и сегодня на завтрак, то наверняка случится массовая дизентерия, – сделал акцент на последних словах Богдан.
– Это все? – усмехнулся офицер.
– Нет, не все, но сделайте хотя бы это, выдайте нам нормальные палатки и наладьте приготовление пищи.
– У нас на складе только такие палатки. Получите еще по одной и второй накройте первую – все меньше дыр будет. А насчет дизентерии… не успеете подхватить. Слышали, наши по всему фронту наступают, бьют сепоров в хвост и в гриву. Стрелков, вон, из Славинска уже драпанул, а наш батальон с юга действует, вдоль границы наступает. Вот-вот ее полностью под контроль возьмут и отрежут сепарюг от России. Так что вас уже совсем скоро тоже на передовую отправят, – оптимистично заверил заместитель командира батальона.
– Если вам все равно, каких бойцов на фронт отправлять, мучающихся желудком или нет, то конечно можно и эту пищу есть. Но от таких бойцов в бою проку мало. И насчет Стрелкова… я слышал, что он в Славинске блокирован. Так что ему позволили оттуда уйти со своим отрядом!? – последний вопрос Богдан задал одновременно зло и с недоумением.
– Сразу видно, что вы не служили в Армии, раз сами не можете и подчиненных не призываете терпеть тяготы и лишения, – игнорируя вопрос о Стрелкове, попытался уколоть Богдана брюхан.
– Да я в Чечне такие тяготы и лишения перенес, какие вам и не снились, – Богдан резко повернулся и вышел из здания штаба.
Хоть и хорохорился Богдан, но понимал, что на передовой обязанности командира взвода вряд ли потянет. Да, у него уже был авторитет, но не было соответствующего здоровья. В учебном центре в сборном лагере это не играло особой роли, но в бою… В результате ночевки в промокаемой и продуваемой палатке Богдан простыл, что наложилось на прежние болезни. Он лег в санчасть, немного подлечился после чего сразу пошел в штаб и попросил снять его со взвода… Тот разговор с заместителем командира батальона не прошел зря, и ему с удовольствием «пошли навстречу» – кому нужен строптивый взводный.
Непосредственно перед самой отправкой бойцам выдали денежное довольствие, 1200 гривен на человека и раздали экипировку, закупленную на деньги собранные волонтерами: бронежилеты «Корсар», шанцевый инструмент и главное, обмундирование не советское из старых складских запасов, а новое, современное. В качестве гуманитарной помощи раздали НАТОвские спецпайки, правда немного, на шесть человек пришелся один такой паек. При вскрытии оный сам нагревался и оказался необыкновенно питательным. Говорили, что для одного человека такой паек по калорийности заменит целиком обед из трех блюд. Богдан сразу понял, почему до батальонного звена пайков дошло так мало. Откровения генерала Чмутова позволяли догадаться, что основная масса этой гуманитарной помощи продали армейские тыловики за немалые деньги, а может и на уровне верховного командования.
Мать звонила не реже двух раз в день. Богдан на ходу придумывал ответы, что вовсю работает, что, наконец, научился владеть шуруповертом… и получил первые 1200 гривен. Мать удивилась и, кажется, поверила, обрадовалась…
Для переброски подкреплений пришли БТРы, и КРАЗы под тентами. Богдан все же не стал рядовым бойцом, его назначили командиром отделения. Новый взводный оказался бывшим старлеем за что-то уволенным из армии. Он тоже не нюхал пороха и чувствовал себя весьма неуверенно. По этой причине он и решил посоветоваться с Богданом:
– Как думаешь, куда лучше посадить ребят в Краз или в БТР?
Богдан пожал плечами:
– Не знаю… В Чечне, помню, эти БТРы у москалей как свечи горели, если по ним с гранатомета попадали. Хотя и КРАЗ под тентом с любого автомата прошить ничего не стоит.
– Зато из кузова выскочить легко можно, не то что из этого железного гроба… Давай, ребята лезьте в кузов, – принял решение взводный.
Настроение добровольцев с апреля-мая, когда впервые обнародовали призыв вступать в добровольческие батальоны, постепенно изменились даже в среде записных патриотов. Сами условия проживания в лагерях и учебных центрах и то, что экипировку добровольцам предоставляло не государство, а всевозможные волонтерские организации, все это вызывало массу вопросов. Ко всему, день ото дня множились слухи о больших потерях в Донбассе. Несмотря на бодрые репортажи в официальных СМИ, что АТО проходит успешно, все знали – сепаратисты оказывают упорное сопротивление, а те победы, о которых трубили в СМИ достаются немалой кровью. Правда, все это объяснялось тем, что на стороне сепаратистов воюет много пришедших из России «солдат удачи». Поговаривали и о непосредственном участии в боях регулярный частей российской армии, хотя официального подтверждения тому не было. Но не подвергалось ни малейшему сомнению то, что после захвата сепаратистами украинских пограничных переходов, через открытые границы в Донбасс из России потоком идут оружие, боеприпасы, перебрасываются новые группы наемников.
Риск встретить в бою не бывших шахтеров и трактористов, а имеющих за плечами опыт не одной войны вояк, не вселяли оптимизма в настроение добровольцев. Многие уже не горели прежним романтическим желанием воевать, но что-то, в том числе и денежное вознаграждение пока удерживало их от дезертирства. Зато по-прежнему буксовал призыв в ряды ВСУ резервистов. Обыватель не хотел воевать, даже если на кухне вовсю костерил «клятих москалей», «сепоров» и Путина.
К счастью под огонь опять не послали. Взвод Богдана разбросали по блокпостам, оборудованным для контроля автомагистралей и важных дорог с твердым покрытием. На один из таких блокпостов определили отделение Богдана. Оно сменило бойцов «отдежуривших» там две недели. Командир сменяемых инструктировал Богдана:
– Жить здесь можно. По дороге движение совсем слабое. За сутки три-четыре десятка машин проходит, не больше. Досматриваете их, хотя здесь по дороге они все ездят чистые, без оружия и прочего криминала, и туда и обратно. В поле не суйтесь, даже если заметите, что кто-то пытается там блокпост объехать. Там мины есть, не так, чтобы много, но попадаются, скотина иной раз подрывается. За жратвой в поселок ходите. Вон он в километре отсюда. Там магазин и кафе есть. По нам сепоры ни разу не стреляли, а вот до нас постреливали. С их стороны блокпост метрах восьмистах отсюда, его из-за маскировки не видно. Я справки наводил, вроде вооружены неплохо, даже АТГС у них есть… Мой совет, с каждой машины за проезд гроши берите, не много, но со всех. Я брал и за те деньги мы с ребятами кормились…
Вообще-то когда командир роты инструктировал отправляющихся на блокпост, одной из важнейших задач называлась борьба с провозом на территорию контролируемую сепаратистами продуктов питания и медикаментов. Дескать, пусть сепарюги с голоду и от отсутствия лекарств передохнут. Богдан понимал абсурдность этой задачи, действенной лишь при полной блокаде сепаратистов. Однако уже в первый день пребывания на блокпосту понял, что это не такой уж абсурд. С украинской стороны туда действительно везли и продукты и лекарства и стройматериалы и вообще чуть ли не все виды прод и пром товаров. То был бизнес ловких людей, покупавших товары на территории Украины и продававшие их по более высокой цене в мятежном Донбассе, где в связи с войной возник дефицит всего и вся. Про то сменяемый командир Богдана не проинформировал – видимо именно с таких машин он имел наибольший «навар». Когда первый такой грузовик «ЗИЛ», груженый досками, стали досматривать и Богдан хотел его завернуть, один из бойцов его не поддержал:
– Да ты что, они же бакшиш предлагают, пусть едут.
Богдан не согласился.
– Все одно не здесь, так в другом месте заплатят и проедут, – с досадой сплюнул боец.
Основную массу с той стороны составляли пенсионеры. Они, кто на машине, кто на мотоциклах или велосипедах, а кто и пешком пересекали «границу», чтобы добраться до ближайшего отделения банка и там получить свою пенсию. Больше всего удивило Богдана, что большинство местного населения как бы игнорировали войну, продолжая жить свой жизнью, будто рядом не было никаких боев. Они обрабатывали, поливали свои огороды, даже ходили на работу, если таковая имелась, водили детей в детские сады… Все это Богдан увидел, побывав в том самом близлежащем поселке. Война до сих пор обходила его стороной и местные надеялись, что так будет и дальше. Большинство людей вообще склонны верить, что им в жизни обязательно повезет, хотя в реальности везет по-настоящему немногим. Пожилой мужик, у которого они покупали овощи и свежую зелень спросил, не собираются ли убирать их блокпост. Богдан ответил на вопрос вопросом:
– Что, так сильно мешаем?
– Да нет, наоборот, боюсь, что если вас уберут, тут будут туда-сюда всякие мазурики шастать. Сейчас, вон, не пойми кто оружием обвешаются и творят что хотят. А пост хоть какая, но видимость власти.