19
Едва рота заступила на позиции, к Богдану подошел взводный:
– Слушай, бери взвод, командуй. У тебя опыт есть, и хлопцы тебя уважают. А то, боюсь, я не справлюсь.
По всему взводный чувствовал себя весьма неуютно, имея в подчинении такого «зубра» как Богдан, тем более тот так наглядно во время марша «умыл» ротного. Богдану стало лестно, но он счел за благо в очередной раз отказаться:
– Да, нет. Не подумай, что я кочевряжусь, но у меня просто здоровья не хватит бегать, за всеми следить, посты по ночам проверять, на совещания к ротному ходить. Лучше я и дальше, где был, там и буду.
– Но если я за советом или чем еще обращусь к тебе, поможешь, – голос взводного звучал просящее.
– Обращайся, чем смогу, помогу…
Не имея, в общем, такой цели, Богдан занял во взводе привилегированное положение. Взводный дорожил его мнением и в результате Богдан как-то само-собой был освобожден от такой неприятной и муторной обязанности как несение ночной караульной службы в качестве разводящего. Впервые в жизни он ощутил себя значимым. Его полузабытые военные навыки, приобретенные в Чечне, здесь вдруг оказались востребованы – его уважали рядовые бойцы, на него надеялся взводный, ротный относился с некоторой ревностью. Посмотрел бы на него сейчас бригадир и прочие члены бригады, с которыми он совсем недавно шабашил в Подмосковье. Чтобы сказала сейчас Татьяна, обозвавшая его дезертиром? Но чтобы его, нынешнего бравого вояку увидела мать… вот этого он совсем не хотел. Ей он по прежнему время от времени звонил и всякий раз озвучивал легенду о работе в Днепропетровске.
То, что рота попала на относительно спокойный участок, подтвердилось уже в первый день. Канонада слышалась и справа и слева. Богдан уже знал, что позиции ВСУ, которые справа обстреливались с территории России, а вот слева… Что происходит слева поведал, прибывший в роту политинформатор, шустрый парень лет двадцати пяти, по всей видимости активист из правосеков. Он переходил от взвода к взводу и везде «толкал» одну и ту же речь:
– Это наши хлопцы бьют сепарюг и москальских наемников в Иловайске. После его взятия, можно будет уже со стопроцентной уверенностью сказать, что Донецк полностью окружен и его взятие – дело двух-трех недель.
Несмотря на эти политинформации и прочие многообещающие новости, настроение в роте после наезда на мину и первых потерь было неважным. Где-то к обеду первого дня прибыли те самые приданные роте БМП и 66-й, что отвозили убитого и раненых. Они добрались по объездной дороге. Приехавший фельдшер сообщил, что по дороге скончался один из раненых, и что тому, у кого перебиты ноги, скорее всего, одну ампутируют.
– А как тот, что в жопу ранили? – кто-то вспомнил о раненом, который орал громче всех.
– Да ничего. Осколки вынули, жопу зашили. Уже не орет. Ему всего и неудобств, в сортир ходить больно и лежать только на брюхе может. Через недели полторы встанет
Веселья слова фельдшера не вызвали. В разогретом мареве ощущалось всеобщее напряжение – никто не хотел оказаться на месте тех, кто еще вчера живые и здоровые стояли рядом с ними в строю, а сейчас лежат в ожидании цинковых гробов, или на больничных койках с перебитыми ногами, или без возможности перевернуться на спину. Со страхом ждали ночи, роту объял какой-то необъяснимый коллективный страх: этой ночью обязательно что-то случиться. Но случилось незадолго до ужина, и совсем не оттуда откуда ждали. Из-за лесопосадки с расстояния где-то нескольких километров от позиций роты вдруг заработал ГРАД ВСУ. Искрящиеся снаряды с воем проносились нал головами добровольцев и летели куда-то в глубь территории контролируемой сепаратистами. ГРАДы работали не более получаса. В роте же начали разносить ужин в больших зеленых бачках-термосах. Но со стороны сепаратистов последовал ответный артиллерийский удар. Простреливалось все пространство от предполагаемого места нахождения ГРАДов до позиций… На позиции, впрочем, упало не так уж много снарядов десятка два-три. Но и они нашли свои жертвы – три трехсотых. Но один из тех раненых оказался тяжелым, осколок попал в голову и застрял в черепе. Их увезли на том же 66-м, но фельдшер сразу сказал, тот у которого осколок в голове наверняка умрет. Не прошло и суток пребывания роты на передовой, а она, даже не вступив в боестолкновение с противником, потеряла из 62 человек семерых бойцов.
Ночью стало так сыро и холодно, что Богдан сразу вспомнил, как он сильно мерз по ночам в Чечне. Но тогда он был молод и абсолютно здоров, а сейчас… Хорошо, что летняя ночь в донецкой степи это все же не осеняя, тем более зимняя в чеченских горах. Тем не менее, спать Богдан не смог, выбрался из сырой землянки… И вот, вдыхая свежий воздух в предрассветной тишине, ему послышался какой-то шорох. Богдан замер прислушиваясь, его острый слух вновь различил какой-то шорох с внешней стороны окопов. Богдан, не распрямляясь, по ходу сообщения полубегом добежал до часового. Тот дремал, на корточках, кутаясь в бушлат и обнимая автомат. Богдан растолкал его. Часовой, ничего не понимая, таращил свои сонные глаза:
– Чего ты?
– Cлышь?… Там вошкается кто-то, – чуть не в ухо часовому зашептал Богдан.
Часовой спросонья не сразу сообразил, но потом поднялся и стал вглядываться в темень за бруствером. Шорох вновь послышался, но уже совсем близко.
– Ай! – вскрикнул часовой и упал на дно окопа, забыв про автомат.
Оружие подхватил Богдан, передернул затвор, снял с предохранителя и дал длинную очередь туда, откуда слышался шорох. В ответ раздался взрыв гранаты за окопом и еще один перед ним. Богдан, опасаясь осколков, тоже упал на дно окопа. Тут же вскочил и стал короткими очередями стрелять в темноту, пока не опустел рожок… Тот же самый шорох стал удаляться – видимо бросавшие гранаты спешно уползали. По всему, на первую очередь Богдана диверсанты, поняв, что обнаружены, поспешили бросить гранаты, но в темноте не смогли попасть точно в окоп, одну бросили с перелетом, а вторую с недолетом. Через минуту в темноту стреляла уже вся рота, поднятая стрельбой и взрывами гранат. Когда кто-то догадался пустить осветительную ракету, диверсионной группы противника уже нигде не было видно…
Хоть и завидовал ротный авторитету Богдана, но чтобы и себя выставить в выгодном свете, доложил, что ночью имела место вылазка диверсионной группы противника, которую без потерь отбил личный состав роты. Не мог он в своем рапорте не упомянуть, что с лучшей стороны в том ночном бою проявил себя боец с позывным «Чеченец». Так или иначе, но этот сумбурный ответный огонь в ночи, по всему отрезвил и сепаратистов. Во всяком случае, больше они таких вылазок не совершали. А с Богданом вдруг решил подружиться один доброволец родом из Тернополя, явный «западенец». Он в открытую ругал командира роты:
– Коли б не ти, нас би цей ночью москали гранатами позабросалы. А що, часового б по-тихому ножем чикнулы и роби що хочешь. Пидишли б до землянки и туди пари гранат, и в други теж. Зараз би половина роти двохсотою и трьохсотою була. Не, з таким ротним ми тута усе поляжемо.
Фамилия его была Куренчук, и он ругал всех, начиная с недавно избранного президента и кончая взводным. О последнем он высказался так:
– Байстрюк який-то, а не командир. Когда гранати почали рватися и стрильба почалася, вин в землянки в найдальший кут забився и не вилиз. Знав би, що тут таки друже-проводники не пишов би воювати ни за що.
Хоть Богдан особо и не расспрашивал, Куренчук рассказал о себе, что десять лет назад отслужил срочную в составе внутренних войск в Крыму, и если до того, как и положено настоящему «западенцу» относился к москалям с неприязнью, то после службы просто возненавидел. Эта ненависть буквально «лилась» из него:
– И чого наши верховоди в Киеви стильки чухались? Поки у России сили не було, потрибно було усех москалив з Криму вигнати. Я те знаю, що в Криму всигда вид Украини отчепитьися хотили, и москали, и армяшки, все окрим украинцив, тильки ждали моменту. Во, дождалися. Ох, и погана у нас власть, кого ни постав. Чую, з неё все у нас гние и з ней прийде Украини погибель.
– А татары крымские… они же вроде за Украину, за нас, – вставил реплику в рассказ Куренчука Богдан.
– Ни, яки за нас, татари вони ни за нас, ни за москалив. Вони хотили, щоб Украина ослабила и их разом з Кримом до себе Туреччина прибрала. Ни, вид татар пидмоги нам не буде. Нихто нам не союзник, никому вирити не можна. У америкосов свий интерес, Россию нашими руками ослабити, ляхи сплять и бачать, як би Львив соби загребти. Нэмае у нас союзникив. Ех, нам би хоч пару розумних у правительстви. Так немае, один дурнив другого, все ци Порошенки, Яценюки, Турчины. Уси вони кармани соби набивають, а про Украину думають, коли красти притомляться, щоб потим з новими силами в кармани сунути. Хоч би одного туди чесного, та и з головою…
Слушать Куренчука было интересно. Богдан особо с ним не спорил, лишь с усмешкой спросил:
– Что же ты с такими мыслями и в правый сектор не вступил?
– А чого я там ни бачив, – Там таки ж скотиняки, яким Украина до сраки. Ярош голоснише всих кричав. А де вин зараз? Щось на фронти його не видно. Тут, все бильше, таки як ми з тобою воюють. Ох, деремно я в цю справу влиз. Дюже москалив не люблю. Це у мене родинне, и дид, и батько москалив не любили. Була б работа, а так… больше роки никуди влаштуватися не миг, з жинкой поругавси… Ось из злости пишов в добровольци. Думав, що до власти прийшлы люди, яки за Украину радети будуть. А выявилися таки ж скотиняки, як при Кучме, Ющенке, Януковиче, ничого не зменилося.
– А к москалям говоришь семейное. Родичи-то, наверное, бандеровцами были? – Богдан решил копнуть поглубже этого «западенца».
– Та ни. Дид мий просто мицний хазяин був, и прадид. Ранише-то наши мисця до складу Австрии входили. Дид говорив, ось тоди жили так жили, николи потим так добре не жили, як при австрияках. Всього завалися було, и хлиба, и сала, и товарив, и худобини можна було тримати скильки хочеш, и свиней десятками тримали, и гречку сияли, яблуни з грушами таки урожаи давали. Потим усе це на базари возили и продавали. Австрияки ничому не мешали, ни яких поборив не робили, жити давали. А потим вийна ця сталася, и ми пид ляхами виявилися. Ти сволота так сволота, оне украинцив за людей не вважали, тильки бидлом звали. Тяжко при них було, оне сами жили, а украинцям жити не давали, давили и утискували всяко. Ну, а як москали зи с